в его помертвелом свете.
Я нежно шепчу деревьям:
не плачьте о листьях желтых;
весной заклубится зелень
на ветках, дотла сожженных.
Но грустно молчат деревья,
скорбя о своей потере…
Не плачьте о желтых листьях:
и новые пожелтеют!
Перевод С. Гончаренко
10
Я не вернусь. И на землю
успокоенье ночное
спустится в теплую темень
под одинокой луною.
Ветер в покинутом доме,
где не оставлю и тени,
станет искать мою душу
и окликать в запустенье.
Будет ли кто меня помнить,
я никогда не узнаю,
да и найдется ли кто-то,
кто загрустит, вспоминая.
Но будут цветы и звезды,
и радости, и страданья,
и где-то в тени деревьев
нечаянные свиданья.
И старое пианино
в ночи зазвучит порою,
но я уже темных окон
задумчиво не открою.
Перевод А. Гелескула
11
Я просто сказал однажды, —
услышать она сумела, —
мне нравится, чтоб весною
любовь одевалась белым.
Глаза голубые вскинув,
взглянула с надеждой зыбкой,
и только детские губы
светились грустной улыбкой.
С тех пор, когда через площадь
я шел на майском закате,
она стояла у двери,
серьезная, в белом платье.
Перевод Н. Ванханен
12
В то утро весеннего дня
она обнимала меня,
и, дол покидая зеленый,
пел жаворонок полусонный
про утро весеннего дня!
О бабочке — о белокрылой
летунье над пашнею стылой —
я ей рассказать не успел,
услышав: «Люблю тебя, милый!» —
и рот ее розой зардел!
Пылающими лепестками
меня ее рот покрывал,
а я ей глаза целовал…
«Хочу, чтоб своими устами
меня ты всю жизнь согревал!..»
А небо весеннего дня
синело спокойным забвеньем.
И жаворонок с упоеньем
немые будил зеленя,
в дремотной округе звеня
хрустальным сияньем весенним —
в то утро весеннего дня!
Перевод П. Грушко
13. Рассвет
Баюкая птичью стаю,
под вихрем слабеют ветви.
Три раза мигнул зеленый
маяк. Ни сверчка на свете!
В какую даль ураганом
забросило дом от дома!
Как тропы непроходимы!
Как прежнее незнакомо!
Все чудится не на месте.
И только цветы в аллее,
как вечером накануне,
сквозят, изнутри светлея.
Перевод Б. Дубина
14
Я ли хожу одиночкой
в комнатах дома ночного
или бродивший за садом
нищий сегодняшний?..
Снова
вглядываюсь, и все здесь —
то же и словно иное…
Я ведь уснул уже? Разве
не зеленел под луною
сад мой? Окно было настежь…
Небо цвело синевою…
Сумрачен сад мой, а небо —
ветреное, грозовое…
Кажется, с черной бородкой,
в сером я был, вспоминаю…
Я — с бородой поседевшей,
в трауре… Эта ночная
поступь — моя? Этот голос,
что и томит и тревожит, —
мой или эхо чужого?
Я — это я? Или, может,
сам я — бродивший за садом
нищий сегодняшний?
Снова
вглядываюсь… Ненастье…
сумерки сада ночного…
Дом обхожу… Или длится
сон? Борода с сединою…
Вновь озираюсь, и все здесь —
то же и словно иное…
Перевод Б. Дубина
15
«Не было никого. Вода». — «Никого?
А разве вода — никто?» — «Нет
никого. Это цветы». — «Нет никого?
Но разве цветы — никто?» —
«Нет никого. Ветер прошел». — «Никого?
Разве ветер — никто?» — «Нет
никого. Воображенье». — «Нет никого?
А разве воображенье — никто?»
Перевод О. Савича
16
…Par délicatesse
J'ai perdu ma vie
Черный ветер. А в черном ветре
ледяная луна бела.
В эту ночь Всех Святых[17] повсюду
причитают колокола.
Со свинцового неба в духе
романтизма минувших лет
на сухие стволы часовен
темно-синий струится свет.
И гирлянды цветов, и свечи…
Как рыдают колокола!
…Черный ветер, а в черном ветре
ледяная луна бела.
Я бреду по дороге — мертвый,
в сонном свете, но наяву;
и мечтаю, мертвец, о жизни,
безнадежно немой, зову
тех, кто сделал меня безгласным…
Пусть искусаны до крови
мои губы, но снова красной
стала кровь моя от любви.
Сердце требует возрожденья,
тело — сильных и нежных рук,
улыбнуться мечтают губы
и, прорвавши порочный круг,
искупить проливные слезы
всех изведанных мною мук.
Только разве отпустит сердце
глубочайшая из могил?
Завтра год, а быть может — больше,
как его я похоронил.
Холодок сентиментализма.
Черный ветер. Луна — бела.
В эту ночь Всех Святых повсюду
причитают колокола.
Перевод С. Гончаренко
17
Ко мне обернешься, плача,
в разгаре цветенья сада, —
ко мне обернешься, плача,
и я повторю: — Не надо.
А сердце в оцепененье
замрет, отходя от тяго г…
И сестринских пальцев тени
на лоб мой горячий лягут.
Я встречу твой взгляд печальный,
печалясь тобой одною.
Я встречу твой взгляд печальный,
с его добротой родною.
И спросишь ты: — Что с тобою? —
Но в землю взгляну я немо.
И спросишь ты: — Что с тобою?
И снова взгляну я в небо.
И вдруг улыбнусь в ответ,
— ты вздрогнешь, как от угрозы, —
и я улыбнусь в ответ,
чтоб вымолвить: — Вытри слезы…
Перевод А. Гелескула
18
Женщина рядом с тобой…
Музыку, пламя, цветок —
все обнимает покой.
Если с тобой ее нет,
сходят с ума без нее
музыка, пламя и свет.
Перевод М. Самаева
19
В полях печально и пусто,
одни стога среди луга.
Ложится вечер осенний,
и пахнет сеном округа.
Проснулся плач соловьиный,
а сосны замерли сонно,
и стал так нежносиренев
над ними цвет небосклона.
Уводит следом за песней
меня тропа луговая,
и веет осенью песня,
Бог весть кого отпевая, —
поет, как пела когда-то,
зовя ушедшего друга,
и падал вечер осенний,
и пахла сеном округа.
Перевод А. Гелескула
20
Нет, не из этого мира
звон ваш… И стужа сырая
стелется слезным туманом,
смутный мой облик стирая.
Зимней зеленой луною
катятся в ночь ваши стоны,
колокола. В полнолунье
дали страшны и бессонны.
Ночь, и, пока вы звените,
погребены все живые,
а погребенные живы,
наглухо двери входные,
настежь могилы…
О ночи
с зимней луною зеленой!
Колокола под луною!
Звон… Или плач отдаленный?
То, что на западе плачет,
плачет и там, на востоке,
плачет и в городе спящем,
где фонари одиноки,
плачет и в море бессонном,
плачет и в утренней рани,
где серебрится печально
свет над ночными горами.
Где вы, в каком вы селенье,
звонницы стужи? Который
час вами пробит? Сознанье
меркнет, не видя опоры.
Гибельный зов запредельный
звона, подобного стонам,
колоколов одичалых
в инее звезд!
И за звоном
слезный туман наплывает
и разливает потоки,
смыв меня с улицы спящей,
где фонари одиноки.
Перевод А. Гелескула
21
Встречают ночь переулки.
Все стало тихим и давним.
И с тишиною дремота
сошла к деревьям и ставням.
И ранние звезды юга
забрезжили в небе вешнем —
в печальном апрельском небе,
фиалковом и нездешнем.
Горят за оградой окна.
Скулит у ворот собака.
На синеве чернея,
возник нетопырь из мрака.
О желтая дымка лампы
над детским незрячим взглядом,
и вдовьи воспоминанья,
и мертвые где-то рядом!
И сказки, что мы при звездах
рассказывали когда-то
апрельскими вечерами,
ушедшими без возврата!
А сумрак велик и нежен,