– Элли, Элли… Знаешь… Одна маленькая девочка сочиняла сказки… о том, как вещи не любили делать то, для чего предназначены: обувь терпеть не могла надеваться, каша – есться, книжки – читаться… Но конец всегда был счастливый: через приключения, через уговоры других вещей… конформных… бунтари смирялись, начинали служить. И даже с любовью. Даже лучше всех… Понимаешь?
– …Маш, я… не знаю… Мне как-то… тревожно? Сама не знаю почему…
– Ты просто вживаешься… Сначала было странно и… страшно?… но и хорошо – да? ведь было? А теперь ты как бы всмотрелась и видишь, как у нас тут… всё…
– …Как?
– Как… на коленке сделано? Понимаешь, что я…
– Д-да, но… Не знаю. Может быть… Ну да, наверно… тревога, что всё непрочно так… будто случайно…
– Да, да… Но ведь это потому, что ты пришла, когда уже… что-то есть. И боишься, что… рассыпется. Или даже что ты сама, ненароком… Потому что трудно поверить вообще-то, правда же? Но я-то – я с самого начала, когда ничего ещё… видела, как это… получается. Оно ведь всё само, представляешь? Неостановимо. И тогда, и вот сейчас, с тобой…
– …Само…
– Андрей тебе расскажет, как мы с ним делали то и другое – не верь. Я уж точно ничего не делала. Просто жила…
– …А как же…
– Да вот так. Просто жить, казалось бы… Но хорошее копится, прорастает, а плохое – выветривается, вымывается, тоже… само. Не держится. Как вентиляция, или даже… иммунная система… понимаешь? Здоровая семья как здоровый организм, даже и во сне… спишь себе, а оно… чистка, упорядочивание… ладно. Я всё это к тому, что… мне уже давно не страшно. Что бы там ни было потом, вот это всё – что сейчас – у нас будет, будет быть… will have been. Не отнять. Часть нас, навеки… и тебя же…
Всхлипывания переходят в рёв.
– Элли, девочка моя… Когда попадаешь первый раз в Neverland, дрожишь и плачешь, так… боишься потерять. Это ещё не любовь – просто инстинкт, держаться, раз уж… повезло. Но когда ты научишься любить свой мир – не сразу, очень не сразу, не торопись, многие вообще никогда, хотя уверены, что любят – то страх уйдёт: это уже будет в тебе. Ты уже… будешь уметь любить. И сможешь полюбить и другое, понимаешь? Куда бы тебя ни забросило. Насколько б там ни было хуже, или лучше… В тебе затеплилось, теперь огонь можно кормить чем угодно…
– (шмыгая носом) А если не куда, а… кто? Кормить огонь… кем угодно, что ли?
– Ну-у… Перевлюбиться можно, это правда. Не в кого угодно, но можно. Труднее, конечно, и больнее… Но тут совсем уже другое. Тут надо не только о себе думать, да ведь? То есть перевлюбиться можно, но нельзя, потому что это не одной тебя уже касается. Это становится твой выбор, а не просто что тебе… выпало.
– Прям-таки выбор… Вот выбрал себе, и…
– Знаешь, полюбить – это… примерно как выучить новый язык. Не намного сложнее… и не легче, конечно. Но реально, и способ тот же самый: родиться и прожить детство, новое детство, с этим языком, с этим человеком. Стать опять ребёнком…
– Угу… То есть всё забыть… всё заново?
– А разве плохо? Забывание – добрая сила, полюби её… Ты никогда не забудешь до конца то, что по-настоящему тебе важно. Только лишнее. А нужное – вспомнишь, в самый нужный момент и вспомнишь, и тем больше обрадуешься. По-новому увидишь… будто проснувшись, да? И кстати – чем больше языков знаешь, тем легче же новые учить. Хотя… язык-то можно любой, а человека всё-таки нет, тут… химия… бывает с первого взгляда отторжение, не судьба. Но нам, кажется, повезло… И ещё: язык задан, не меняется… ну почти… а люди-то очень, и себя и друг друга…
– …Ох, Маш… Ох. Просто… Страшно мне, страшно и…
Всхлип.
– …А знаешь, что надо делать, когда страшно?… (громкий шёпот) Танцевать!
Смех сквозь всхлипывания.
– Я думала, ты скажешь…
Шёпот. Смех.
– А ты хочешь?… Ах ты же хочешь, милая девушка Элли, прости меня, ну конечно…
Смех. Всхлипы.
– Как же я не… Потанцевать всегда успеем, ага?… А то я всё про сон… болтаю тут, а девочке же надо спа-а-ать…
Шорохи. Расслабленный выдох.
– Давай-ко… ложись, вот я тебе… колыбельную спою…
Вздох. Всхлип.
Шорохи постели.
– Шли мы долго… ох да по дороге… Ох да устали… наши ноженьки, ох ноги…
Вздох. Шевеление.
– Маш… подожди… Я просто… посмотрю ещё на тебя, вблизи… можно?
Дыхание. Тихий смех.
– А хочешь?…
Детски-жалобное мычание.
Шорох. Рывок. Что-то мягкое падает на пол.
Шумное дыхание.
Судорожный счастливый смех.
– Ой… Маш… Ты правда мне… да?
– …(глухо) Дык…
Жалобный стон.
– Ох… нет, нет, не так, а… ага…
Стон.
Срывающееся дыхание.
– Маша… Маша, Маша, Маша… Вот так тебе, вот…
Дыхание поднимается. Крик. Мгновение стиснутой тишины.
Глубокий полувыдох, полустон.
Постепенно слабеющие всхлипывания.
Медленный вздох.
Тишина.
– …Маш… Ма-аша… Ты – Маша… странно как, да?… А у тебя висит – «одни»?
– …А-а… да?…
Заглушённый смех.
– Ты не забыла, у нас же сегодня…
– Да… я помню… но до ночи ведь ещё…
– Время быстро летит… девушка Элли… Можно так?
– …Ага… ох. А кто сегодня…
– У-у-у… это страшная тайна…
Смех. Долгий шёпот.
Вздох.
Тишина.
Шорох. Тихое звяканье.
– Какой у тебя…
– Нравится? Я тебе такой сделаю… И всем бы надо сделать, хорошая вещь. Да ленива я, знать…
– Ты?!
– Ну… Видела водомерок у нас в ручье, в лесу? Висишь над прозрачной водой, разглядываешь камни на дне… время остановилось… медленно, медленно сносит течением к перекатам… вдруг рывок, жизнь, порыв, мгновение – и снова золотая лень, снова широкая вода, медленно проплывают камни… Вот это я и есть. А Катя – стрекоза.
– А…
– А ты… Дай подумаю…
– Нет, я про…
– …Андрей… он просто мальчик. Гениальный счастливый мальчик… Он всегда мальчик и всегда растёт, и никто не знает, кем он станет… Меньше всего он сам. В каком-то смысле он наше будущее… общее, если мы не отстанем по дороге…
– …Маша… А ты ведь… ты его любишь?
– …Да, Элли. Я его люблю.
– А Катю? А… меня?
– Да, Элли. Я люблю Катю. Я люблю тебя. Ты поросёнок, вот ты кто.
Тихий долгий смех.
– …Я… эльф…
– Дык. То же самое. Оба розовые и с ушками.
Смех.
Мяуканье.
– О, кто к нам, смотри-ка… Где тебя носило, разбойниче… Ну-ко шасть сюда, шасть…
Мягкий стук лап. Беззвучный прыжок.
Шорох.
Мурчание.
– Ух ты, ох ты… Угнездился… Что в лесу делал, признавайся? Хороводы с мышками водил?… Дня три ведь его не было, да?
Мурчание.
– А лес-то наш… такой маленький стал, жалкий, как листья сдуло…
– Ой, да… Я как… летний ребёнок. В смысле, будто родилась только вот… летом, это же моя первая осень… здесь…
– …А воздух сегодня какой прозрачный – видела? Только осенью бывает… Дальний берег залива виден так страшно близко… будто придвинулся. Или будто мир наш сворачивают трубочкой… как сухой лист…
Мурчание.
Кашель.
– Маш, вот всё-таки… мне это важно. Ты можешь объяснить… Как это можно… любить всех?
– А как нельзя, если все хорошие? А как нельзя, если все плохие? Как нельзя, если все есть?
– Есть?…
– Вот да. Вы все у меня – есть. Вот я вас и люблю.
– Так просто… А вот как это – не сравнивать, не делить? То есть… я вижу как, но…
– «В этике работают только парадоксальные ответы» – помнишь? Это хороший пример тебе… Чтобы не делить – надо всегда отдавать. Чтоб не сравнивать – стать несравнимо разными…
– Ох… разными, да… Знаешь, мне же всё время страшно – потому что к одному… прилипнешь, и сразу: а как же остальные? Или: эй, ну-ка, а почему я с ним сейчас, это у меня… или просто чтоб равновесие поддержать? Я понимаю, смешно… но ведь это всё всерьёз! Страшно даже переключаться между… вами. Как в воду каждый раз. На одного-то нужно полжизни убить, пока понимать научишься, притрёшься… а тут…
– Значит, на нас – три полжизни? Полторы жизни, всего-то, ужмём легко…
Смех.
– Ничего, Эль. Не торопись. Тебе ещё покажется, что мы все тоскливо одинаковые… будет такой период, наверняка. Но и он пройдёт…
– …Слушай, а может это быть самообман – одного только любишь, остальных… терпишь?
– Хо. Знаешь-ка, если б все семьи так друг друга терпели, как мы…
– Маш, я серьёзно. Вот откуда ты, например, решила, что…
– Элли, это называется юношеский максимализм… погоди обижаться. Это клише, но точное. Modulo gender, естественно… Все ведь рождаются чёрно-белыми, да-нет, в генетике ничего сложнее не умещается. Минимум выживабельный и всё. А потом всю жизнь мы эту детскую чёрно-белость размываем, перемешиваем. Расширяем спектр. И это значит – подожди, подожди – это значит и освобождение от слов, среди прочих освобождений. Мудрецы немногословны. Потому что слово не для того изобрели, чтоб неоднозначность мира выражать, понимаешь? Это мы уже понакрутили, а изначально-то речь – чтобы влиять, убеждать. Подчинять. Охмурять – вот точно. Так что не держись за слова. Охмурят в два счёта.
– Я не…
– Это я про любовь – про слово «любовь». Такое… авторитарное. Сказано любовь, изволь соответствовать. Сказано не любовь – всё, завяли помидоры. Да?
– А разве нет? Что вообще имеет хоть какой-то смысл, если…
– Элли, всё имеет тот смысл, который тебе хватает сил туда вложить. Я просто не хочу держаться за слова… Давай не говорить «люблю» вообще, давай просто мычать. Будет честнее.
– Как мычать?
– Да так. Вот с Андреем у меня… м-м-м, с Катей… м-м-м, а с тобой вообще: м-м-м! Видишь, какие все разные?
– …Интересно, как это в записи будет…
– И бессмысленно спрашивать, где сильней. И где там любовь или что… А запись это не берёт, проверено. Будет м-м-м везде и всё.
– …То есть… века словесных ухищрений… всё, будем теперь мычать?
Смех.
– Слово – это знак. Знаки изнашиваются… Вещи растут и меняются, старые знаки им тесны. Поэт – это кто умеет делать новые знаки. Потому что знак не обязан быть понятным и простым. Целое стихотворение может быть знак для какой-то вещи. Оно же и создаёт эту вещь – открывает, объясняет. Ну а когда стих не написан, цитировать нету… а сказать надо… то хоть бы и мычи…