«Мемориал. Донские казаки в борьбе с большевиками», № 2
Второй номер альманаха, роскошно изданный, содержит много интересных и ценных материалов.
В. Мелихов разумно останавливает казаков-экстремистов и сепаратистов: «Какой толк в постоянном охаивании всего русского? Неужели в русском народе, его истории и жизни нет того доброго и хорошего, что вы исключительно приписываете только казакам? И заметьте, обвиняя русских во всех несчастьях казаков, большевизм и советчина, как и существующая сегодня система уходят на второй план, а то и совсем исчезают из поля зрения. То есть главный виновник остается незамеченным».
В. Акунов рассказывает генеалогию и карьеру Гельмута фон Паннвица, добровольно разделившего страшную судьбу казачьих вождей после разгрома Германии.
М. Шкаровский обстоятельно повествует о церковной жизни Казачьего Стана в северной Италии.
К. Вагнер описывает роль калмыцких кавалерийских частей в германском вермахте, присоединившихся, в конце концов, к формированиям власовцев.
В. Цветков, в «Воспоминаниях о генерал-лейтенанте К. К. Мамантове», ярко рисует личность этого выдающегося полководца, «который был хорошо понят и оценен казаками, беззаветно верившими ему и слепо за ним шедшими».
Ряд других статей посвящен истории казачества, особенностям его быта и чем-либо замечательным его представителям.
Причем авторы часто возвращаются к ужасам расправы над казаками и их семьями в советское время и к трагедии послевоенных выдач в Лиенце, незабываемой по своему ужасу и бесчеловечности.
Журнал «Новый мир»
Толстые журналы в эмиграции и в СССР (отрывок)
… От эмигрантских журналов к советским скачок, конечно, велик. В эмигрантских люди, в основном, говорят то, что они хотят, а в советских – то, что им велят, или то, что им удается протащить сквозь цензуру. Этих принципов мы никак не должны ни на минуту упускать из виду при анализе двух номеров «Нового Мира» за 1958 год, январского и февральского.
Через оба номера идет, и еще в них не заканчивается, роман С. Голубова «Птицы летят из гнезд». Нетрудно угадать, почему Голубов выбрал тему о прошлом веке и перенес часть действия в Болгарию. Приятнее и легче говорить о борьбе болгар с турками за национальную независимость, чем о теперешней советской действительности. Биография болгарина Христо Ботева[341] заставляет автора описывать и Россию эпохи Чернышевского и Герцена. Приходится восхвалять этих демократов, ругать реакционеров и старые порядки. Но Голубов делает это без особого нажима и, у нас остается такое чувство, что и без большой охоты. Без этого обойтись нельзя. В целом роман написан живо и интересно. В нем набросано широкое полотно: Болгария, Россия, Польша, даже Англия (описанная целиком по Диккенсу). О Болгарии автор пишет сильно и ярко, словно он с ней действительно хорошо по личному опыту знаком.
Думаем, что этот роман надо отнести к числу тех, при помощи которых советские писатели бегут в историю от необходимости восхвалять колхозы и вождей пролетариата.
С другим чувством читаешь в январском номере рассказ Елены Успенской «Жена шагающего». Вся гнусность подхалимства и приспособленчества вывалена тут сполна. А между тем автор не лишен таланта и способен местами и к верным наблюдениям, и к умному психологическому анализу. Но в то же время не стесняется вывести на сцену «репрессированного» интеллигента, который настолько «перековался», что говорит о советской власти: «Я – ее, а она – моя». Мы сперва по ошибке прочли: «Я – ее, а она – меня». Так звучало бы искреннее. Другое дело, что так пострадавший не рискнул бы сказать, да еще в разговоре с партийцем, директором…
Из стихов стоит, пожалуй, отметить в февральском номере Всеволода Лободы «Из фронтовой тетради», дающие правдивое описание войны, на которой автор погиб, как сообщает редакционная заметка.
С этой же точки зрения, как содержащие кусочки правды, интересны и два очерка В. Гоффеншефера в том же номере, «Рассказы критика».
Что до публицистических и литературных статей, они все построены так тенденциозно и с такими передержками, что их мало пользы разбирать всерьез. Скажем, под заголовком «Глазами иностранцев, Советская Армия в книгах зарубежных военных корреспондентов», подобраны только похвалы и похвалы эти, иногда явно направленные на русский народ, отнесены за счет режима.
Д. Данин в своей рецензии на книгу американского писателя Декстера Мастерса «Несчастный случай» ловко использовал сюжет для нападок на атомные опыты в Америке. Р. Фиш разбирает турецкий литературный журнал «Енилик» со знанием дела, но в том плане, который угоден советским властям.
Зримые перемены
Советский журнал «Новый Мир» известен быстротой своей реакции на эволюцию правительственного курса. Вот перед нами № № 3 и 4 от с г. Какая разница!
№ 3 пробуждает некоторые надежды, свидетельствуя о триумфе деревенщиков. Два рассказа Б. Екимова не уступают качеством В. Солоухину и В. Астафьеву и поражают разоблачительским накалом, вскрывая чудовищность советской системы. Особенно хорош второй, «Ночь проходит». Грузинка Э. Басария – тоже деревенщица, того же духа; хотя у нее политические мотивы осторожно устранены. Отметим прекрасные лирически стихи Г. Сафиевой, в переводе с таджикского (видимо, отличном!) Т. Кузовлевой. Повесть Адамовича «Последняя пастораль» рисует не совсем обычную для советской литературы картину финальной атомной катастрофы мирового масштаба, с осторожными намеками, что виноваты в ней равно обе стороны. Упомянем еще интересные отрывки из дневника К. Чуковского о встречах с А. Ахматовой.
№ же 4 – в первую очередь антирелигиозный. Статья А. Нуйкина «Новое богоискательство» пытается смягчить эффект вызвавшей, очевидно, слишком уж отрицательную реакцию публики статьи И. Крывелова в «Комсомольской Правде» с нападками на Быкова, Ч. Айтматова, В. Астафьева и Е. Евтушенко с позиции вульгарнейшего атеизма; но и сам он, разумеется, гнет ту же линию, – только, в более дипломатических выражениях.
Посмертная публикация романа В. Тендрякова «Покушение на миражи» не принесет чести автору (когда-то казавшемуся нам издалека мужественным борцом с большевизмом): попытки перестроить историю мира, устранив Христа и его учение, отдают кощунством.
Есть тут и рассказ В. Астафьева; но чисто биографический и аполитичный. Рядом, очерк М. Кострова «Поселянщина» оставляет двойственное впечатление. Описание аракчеевских военных поселений явно представляет собою аллюзию на советские колхозы. Но сравнения царей с Советами всегда фальшивы и обманчивы; такой прием сам по себе глубоко порочен.
Piece de résistance[342] номера – драма М. Шатрова «Брестский мир», прославляющая Ленина. Вот оно, главное в теперешней идеологии! Но ведь – грубая ложь все это. И мы ведь знаем, что народ в Ленине давно разочаровался (кто даже и верил…), над ним смеется и издевается.
В общем, Горбачев и Ко смекнули, видать, что с гласностью малость было зарвались; и дают ход назад. Насколько энергично и насколько успешно? А это мы увидим, как прочтем следующий выпуск «Нового Мира»…
Луч света в темном царстве
Изо всех перестроечных номеров «Нового Мира», номер 8 за 1987 год является самым удачным и самым блестящим; подлинною жемчужиной по сравнению с остальными, до и после него. Почему так вышло, судить не будем. Разберем только его содержание. В нем по меньшей мере 3 прекрасные вещи, – не знаешь, с какой и начать! Ну, начнем со стихов, с прекрасного стихотворения «Чтобы не порвалась нить» С. Куняева, уже известного нам своими мужественными выступлениями в защиту русских памятников. Отметим, что Куняев есть жупел и предмет особой ненависти для леваков за рубежом и внутри СССР, иначе его не называющих, как мракобесом и черносотенцем. Стихотворение его позволим себе воспроизвести здесь целиком (жаль было бы выкинуть хотя бы одну строчку!):
«Сладко брести сквозь январскую вьюгу! —
Холод. Погреться бы. Знаю калугу! —
В церковь зашел. До чего же пуста! —
Вижу – остриженный парень в шинели. —
Батюшка что-то бубнит еле-еле. —
Роспись: Иуда лобзает Христа. —
Снег на шинели у юноши тает. —
Влага на темные плиты стекает. —
Как бы то ни было, служба идет.
И у священника, и у солдата. —
Ряса тесна, а шинель мешковата.
Плавится воск и на бронзу течет. —
Свечи горят и мерцают погоны. —
Парень печатает долу поклоны. —
Окна задернул крещенский мороз… —
Где призывался и где ты родился? —
Как ты со службы своей отлучился? —
Что мне ответишь на этот вопрос? —
Я подвигаюсь к нему в полумраке, —
Вижу в петлицах условные знаки, —
Определяю: такая-то часть.
Что привело тебя в древние стены? —
Винтик, ты выпал из мощной системы, —
Как бы и вовсе тебе не пропасть. —
Ветер повеял, и дрогнуло пламя. —
Молча глядит Богоматерь на парня. —
К куполу тянется тонкий дымок. —
Все вы единого дерева ветки, —
Так почему же твои однолетки —
Молятся на металлический рок? —
Чем озабочен? Спасением мира? —
Ты бы спросил своего командира, —
Пусть объяснят тебе политруки… —
Или ты был ошарашен виденьем? —