Выпишем оттуда некоторые отзывы:
«Владимир Блеклов. Юбилей и заговор. Беседу вел Николай Соловьев. – «Литературная Россия», 1997, № 47, 21 ноября.
Бывший военный летчик В. Блеклов излагает свою теорию о том, что Император лично приказал застрелить Пушкина. Цитата: «Николай Первый, сохранив четырехгодичный интервал “царственной линии” “Пиковой дамы”, найдя через графа Нессельроде чрезвычайно меткого стрелка Дантеса, занявшего, кстати, первое место при стрельбе влет по голубям, организует дуэль Дантеса с Пушкиным именно 27 января 1837 года. Организует с тем, чтобы Пушкин, через ранение в нижнюю часть тела, умер именно 28 января, то есть в день смерти Павла Первого». Кто-то из великих сказал «против глупости даже боги бессильны».
Целиком сочувствуем этому дельному комментарию!
«Сергей Гандлевский. «В поэзии есть бабья мудрость». Беседу вел Сергей Юров. «Русская Мысль». Еженедельник. Париж, 1997, № 4200, 4–10 декабря.
Поэт и так повышенно чувствителен, «его дополнительно мучить не надо»; ему «чтобы осуществиться, совсем не обязательно греметь кандалами». Еще цитата: «Будучи спокойным патриотом, я пожелал бы России лет 200–300 пожить смиренной Бельгией (да кто ж ей даст?! – А. В.)».
И тут полностью согласны с замечанием рецензента.
«Анна Саакянц. Священная ревность». «Русская Мысль», Еженедельник. Париж, 1997, с № 4200 по 4202.
К 105-летию со дня смерти Марины Цветаевой и к 85-летию со дня рождения Ариадны Эфрон. Публикуя материнское наследие, дочь… писала за мать стихотворные строки, пропущенные слова (приводятся примеры «соавторства» в новомирской публикации поэмы «Егорушка»), сочиняла «в интересах дела» ложные цитаты из ее будто бы писем, додумывала факты биографии. «В 60-е годы она предложила журналу “Литературная Армения” написать очерк о встрече в Париже Марины Цветаевой с Аветиком Исаакяном. И написала блестяще эссе “Самофракийская победа”. И только позже, через несколько лет, призналась мне, что встречу Исаакяна с Цветаевой в Лувре под сенью Ники Самофракийской она полностью придумала».
Мы бы такую деятельность Али охарактеризовали как усердие не по разуму!
«Борис Тарасов. Лев Толстой – читатель Блеза Паскаля, – “Вопросы литературы”, 1997, № 6 (ноябрь-декабрь).
О влиянии французского мыслителя на Льва Толстого. Однако автор известной биографии Паскаля («Ж.З.Л». 1978, 1982) позволил себе выразить нелицеприятные суждения о религиозных исканиях яснополянского старца. Укажем такие: «Конечно же, как глубокий мыслитель, Толстой должен был хорошо чувствовать и понимать, что гордость составляет главную преграду между Богом и его душой, что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать и что лишь смиренномудрый подвиг воли через постоянное очищение сердца, покаяние, любовь и совершенствование в святости дает ключ к тем самым “тайнам”, которые недоступны пытливому уму и рассудочным доводам». И вот эта мягкая, корректная (даже чересчур «политкорректная») фраза сопровождена специальной редакционной сноской о том, что редакция мнение автора не разделяет. Значит ли это, что редакция «Вопросов литературы» разделяет все прочие мнения всех авторов этого номера? А других номеров? И самое загадочное: чего и кого испугались?
В самом деле: кого и чего?
Наше особое внимание привлекли нижеследующие строки:
«Н. А. Богомолов. “Гумилев и оккультизм: продолжение темы”. – «Новое литературное обозрение», № 26 (1997).
Оккультизм начала века и творчество Гумилева. Влияние Г.Р. Хаггарда, чьи книги поэт знал с детства».
Гумилев, как известно, был в жизни верующим православным и открыто выражал свои взгляды, немало шокируя порой вольнодумных своих собеседников (например, Г. Адамовича).
Так же он высказывался и в программных своих произведениях.
Сохраняя за собой право художника фантазировать в стихах и в прозе на темы об экзотических религиях, метам-психозе и даже черной магии.
Влияние же на него английского писателя Генри Райдера Хаггарда представляет собою, мы полагаем, весьма любопытное поле для исследования.
Хаггард, много писавший об Африке, послужил, может быть, отправной точкой для интереса, а потом и увлечения Гумилева «черным материком». Как факт, в стихотворении о зулусах русский поэт называет даже имена исторических персонажей, – Динган, Чака, – фигурирующих в романах Хаггарда. Скрещивались пути двух писателей и в других областях: «Гондла» Гумилева и «Эрик Светлоокий» Хаггарда равно посвящены Скандинавии, книга Хаггарда «Сердце мира» Мексике, о которой Николай Степанович тоже планировал пьесу (к сожалению, этот замысел остался неосуществленным).
Что же собственно до оккультизма, в романе Хаггарда «Бенита» трактуется вопрос о переселении душ, занимавший и Гумилева.
Главное же сходство у них обоих, – стремление к далеким и удивительным странам, существующим или воображаемым, страсти к путешествиям, – и к людям, способным опасные путешествия предпринимать.
«Новый мир» № 1 за 2000 год
Журнал оставляет чувство чего-то пресного, вроде предварительно пережеванной резины. В отличие от многих других журналов в «РФ», где жизнь кипит, в хорошем или дурном смысле.
Теперешний редактор, А. Василевский, так формулирует свою программу:
«“Новый Мир” хочет видеть Россию свободной европейской страной, избегнувшей и “европейского соблазна” и любых – крайне опасных – попыток материализации призрака СССР».
Как сие понимать? Отказ от азиатской части нашей страны, от связи с народами неевропейских крови и культуры, обитающих на ее (даже сведенной к минимуму) территории? Отказ от восстановления России (не Советского Союза, конечно!) в прежних ее размерах?
Мало соблазнительно…
Литературная часть бледна. Начало повести В. Золотухи «Последний коммунист» выглядит какой-то чепухой, – впрочем, живо и занятно рассказываемой. Выпишем оттуда речь старого еврея-фотографа на политическую тему:
«И тогда моя бабушка дала мне мудрый совет. Она сказала: «Если хочешь долго прожить – не верь коммунистам. Даже если они будут говорить на белое – белое, не верь – это черное. Даже если они будут говорить на воду – вода, не верь – это камень. Даже если они будут говорить на хлеб – хлеб, не верь – это яд».
Умная бабушка!
Воспоминания Л. Миллер об ее детстве («И чувствую себя невозвращенкой») – милые, но по сути незначительные.
«Сценарные имитации» (?) М. Палей «Long distance» – тошнотворный набор бессмыслицы.
К подборке стихов (посредственных) Ариадны Эфрон приложено восхищенное послесловие Е. Эткинда, начинающееся словами: «А. С. Эфрон – дочь Марины Цветаевой, – именно это запомнила широкая публика».
Увы! Мы помним и иное… Сотрудница НКВД в Париже, под руководством известного чекиста Шпигельгласса; чем она сама очень гордилась… А гордиться, вроде бы, не стоило!
«Отец Борис и матушка Наталья» – повествование о своей жизни Б. Старка, старого эмигранта, священника евлогианской юрисдикции, вернувшегося после Второй Мировой войны в СССР.
Он сам рассказывает, что два его деда (и другие родственники) были убиты или погибли в революцию… И, видно, не сознает, что возврат в большевицкую (сталинскую!) Россию был изменой их памяти.
Процитируем кое-что из его рассказов:
«Сейчас я удивляюсь, что сегодняшние люди с возмущением пишут, что архиереи – кагебисты, что они общались… Каждый священник… обязательно контактировал с уполномоченными по делам Церкви, а значит с КГБ».
Отец Борис «контактировал» успешно, и не пострадал (умер с миром, в глубокой старости). Его коллеги – не всегда. Об этом он говорит: «Один из наших парижских батюшек сидел приговоренный к пожизненному заключению, а второй – тоже сидел в лагерях».
Жаль, что он не называет их имен, – для парижан не лишено было бы интереса оные знать… Лишний раз видим, что участь ренегатов Зарубежья не всегда оказалась на родине сладка.
Большой обзор литературы в России за 90-е годы, А. Немзера, «Замечательное десятилетие», рисует нам безрадостную картину: отсутствие подлинно талантливых произведений, сумбур и агония…
Отметим, что оценки Немзера – крайне субъективны: например, его отрицательные отзывы о В. Распутине и В. Белове. Хорошо еще, что он признает несомненно большое дарование В. Астафьева.
«Новый мир» № 2 за 2000 год
В литературном отделе лучше всего «Затеси» В. Астафьева (самого выдающегося из ныне здравствующих писателей России). Это, однако, не беллетристика, а очерк о жизни поэта Н. Рубцова, мало известного в эмиграции, но талантливого, судя по приводимым здесь стихам; погибшего трагической смертью (любовница его задушила в пьяной драке). Вообще угнетающее впечатление производит картина повального пьянства в писательском кругу, даваемая здесь.
К тому же жанру принадлежит и очерк О. Ларина «Помните, у Абрамова»: описание мест, где жил покойный романист Ф. Абрамов и некоторых прототипов его сочинений.
Отметим еще и яркие импрессионистические дорожные наброски, о самых разных частях нашего отечества, пера А. Алехина.
Историческая повесть С. Цветкова «Подьячий Василий Курбатов» оставляет не вполне приятное впечатление. Отталкиваясь от подлинного факта посольства на Запад при царе Федоре Алексеевиче, автор описывает вымышленный побег одного из участников, счастливо обосновавшегося затем в Голландии, и вкладывает ему в уста ядовитую и несправедливую критику московского государства, заимствованную на деле из записок Котошихина. Как известно, сей последний, изменив России и укрывшись в Швеции, кончил довольно плохо: был там казнен за убийство.
Так или иначе, хула на нашу родину, влагаемая Цветковым в уста его героя, мало убедительна.
Отсталая, темная, аморальная Русь, какой он ее видит, в то время гигантскими шагами увеличивалась, готовясь занять почетное место в семье народов: присоединила к себе Сибирь, затем Украину. Даже без реформ Петра Первого, вряд ли бы она не сыграла важной роли в мировых делах.