В «Кинообозрении» Н. Сиривли выражает мысль, что «после взрыва небоскребов в Нью-Йорке» почувствовалась полная исчерпанность постмодернистской концепции человека. И считает, что в связи с этим, в кинематографе наметился сдвиг к поискам абсолюта, и стали появляться фильмы с попытками «прикоснуться к реальным метафизическим основаниям бытия».
В отделе «Библиографические листки» приводится мнение В. Башлачева из «Спецназа России», что «невидимая война через аборты погубила русских детей в 2,5 раза больше, чем погибло в трех видимых катаклизмах» (то есть в Гражданскую, во Вторую Мировую и при раскулачивании). Если нынешнее состояние продлится еще 10 лет, то будущего у нас русских – просто нет».
Д. Быков, в «Консерваторе», думает, что «Бог наблюдает за Лимоновым с одобрением и интересом». – Вот уж уверены, что нет! Полагаем – с отвращением. Вот Вельзевул тот вероятно, с сочувствием. Зато А. Латынина вполне права, говоря во «Времени» о том же Лимонове, что он «грезит о кошмарной утопии и вбивает свои страшные бредни в неокрепшие мозги молодых маргиналов».
А. Зубов в «Посеве», полемизируя с американским русистом Т. Грэмом, восклицает: «Грэм считает, что СССР был Россией, я – что СССР Россию отрицал». Что правда, то правда.
Согласимся также вполне со словами Л. Бородина в «Литературной Газете»: «Ограничению подлежит все, способствующее уничтожению жизни на Земле – и хищничество в отношении природы, и такие, допустим, явления, как гомосексуализм и лесбиянство, ведущие к прекращению человеческого рода».
А. И. Солженицын об А. К. Толстом
С некоторым опасением начал я читать статью А. Солженицына в «Новом Мире» (номер 9 за 2004 год) «Алексей Константинович Толстой – драматическая трилогия и другое». Дело в том, что А. К. Толстой – один из моих любимых поэтов, и мне было бы больно прочесть о нем резкий отзыв. А таких ведь делалось не мало, – левые современники его зачислили в реакционеры, да и позднейшие критики, по разным причинам, нередко на него нападали.
Что никогда не мешало ему, прежде и теперь, иметь многих поклонников в России и за рубежом. К числу их принадлежал, между прочим, Великий Князь Владимир Кириллович, – с которым у меня были когда-то интересные о нем разговоры. Да и к ним же видимо принадлежит талантливый и известный русский писатель на французском языке Владимир Волков; поскольку влияние поэта явно сказывается в его исторических романах.
Но я боялся напрасно. О слабостях и недочетах, которые бесспорно есть в раннем романе «Князь Серебряный», Александр Исаевич упоминает как бы нехотя, явно не придавая им чрезмерного значения.
А о Трилогии прямо говорит: «Большое достижение русской драматургии, недостаточно оцененное».
Можно вполне согласиться и с оценкой Солженицына последней из трех пьес «Царь Борис» как «наименее удачной». А равно и с тем, что вершину этого цикла представляет «Царь Федор Иоаннович». Любопытна психологически (хотя и с оговорками) попытка автора «Красного Колеса» сравнить Федора Иоанновича с царем Николаем Вторым.
Настойчивое сопоставление Трилогии с пушкинским «Борисом Годуновым» естественно и законно, но его, пожалуй, лучше бы выделить в особый и отдельный этюд. А вот насчет драмы «Посадник» можно уточнить, что она действительно не закончена (а не представляет собою умышленный отрывок); сохранились планы окончания, подготовленные Толстым.
Серьезные возражения напрашиваются на суждение в статье о лирической поэзии А. К. Толстого; «Большая часть обращена к будущей жене, а от женитьбы – почти пресекаются».
То есть тут есть некоторая двусмысленность. Ведь формально повенчаться с Софией Андреевной, по первому браку Миллер, Алексею Константиновичу удалось только очень поздно (первый муж не хотел давать развода). Но фактически они жили вместе с 1856 года. К «будущей жене» обращены, собственно, такие стихи, как (шедевр творчества Толстого!) «Средь шумного бала» и «Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость».
Тогда как уже после их соединения написал «Крымские очерки», полные любви писателя к его подруге, и множество других стихов; например, «Порой, среди забот» (1857), «Осень. Осыпается весь наш бедный сад» (1858), «Минула страсть» (1858), «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре» (1858), «О, если б ты могла» (1858), «На нивы желтые нисходит тишина» (1862), «Вновь растворилась дверь» (1870). Которые все отражают немеркнущую любовь к его на всю жизнь избраннице!
Любопытна разница в оценке. Солженицыну нравится фольклорный элемент у Толстого. А, к примеру, Наум Коржавин, в предисловии к подсоветскому сборнику стихотворений, считал эту особенность стиля за неудачную.
Не могу согласиться со мнением, что у А. К. Толстого нет «кратких афоризмов». Такие формулы как: «Все, что им не взвесить, не смерити, – То кричат они, надо похерити», или, скажем «Я ведь тоже народ… Ты народ, да не тот!» или даже, наконец: «У науки нрав не робкий», – разве не вошли в жизнь и не цитируются на каждом шагу? А примеров можно бы привести и еще немало.
А вот что меня очень удивляет в новомирском очерке– это отсутствие всякого упоминания о драме «Дон Жуан де Маранья»! В которой ведь Толстой выразил целый ряд важных для него философских идей, и в которой он шел по стопам и вступал в соперничество с целым рядом великих предшественников и талантливых современников. В том числе с Тирсо де Молиной, Мольером, Соррильей, Пушкиным, Лесей Украинкой… и список этот можно бы продолжить.
Добавим еще, что отрывок оттуда «От Севильи до Гранады» стал ведь известным и популярным романсом, исполнители коего часто и не знают, что текст его создан тем же человеком, что и «Князь Серебряный».
«Новый мир» № 11 за 2004 год
Литературную часть номера можно резюмировать словом: кошмар. Кошмар ужасающий, тоскливый, переходящий в чувство томительной скуки; кошмар на различном художественном уровне.
Повесть В. Маканина «Коса – пока роса» бездарна и отвратительна. Рассказ Б. Екимова (одного из последних продолжателей школы деревенщиков) «Не надо плакать», стоит по качеству куда выше, рисуя чудовищный быт хутора в глухой провинции. В отличие от него рассказ (скорее очерк) В. Голованова «Эти квартиры» описывает повседневную жизнь большого города, нудную и бессмысленную, переполненную безвыходными конфликтами и непредсказуемые затруднениями.
Журнал, в целом, выражает всегда недовольство тем, что публика в Эрефии увлекается детективами, отечественными и иностранными. Но диво ли? Вот серьезная-то литература такова теперь, соответствуя терминам, выкованным в перестроечные времена: чернуха и порнуха. Почитать такое – хочется биться головой об стену! И, во всяком случае, – жить не хочется. А ведь надо – в том числе и в РФ…
Главы из книги «Горький» В. Басинского представляют собою субъективную, – но весьма интересную! – попытку пересмотреть биографию писателя, в частности его детских лет, как ключ к его творчеству.
В серии статей под общим названием «Ессе homo», статья А. Столярова «Розовое и голубое» – подлинно страшная. Она говорит о вполне возможном и даже вероятном варианте будущего человечества. В коем восторжествовавшие содомиты и лесбиянки будут править миром, а потомство будет производиться искусственно в пробирке. Нормальные же люди окажутся либо уничтожены, либо порабощены и загнаны в нечеловеческие условия.
Ему возражает Т. Касаткина, в статье «Вечный человек», ссылаясь на Честертона (у которого позаимствовано и заглавие) и на Вл. Соловьева. Не пойдет ли развитие отвернувшегося от Бога человечества именно тем путем, который этот последний предсказывает?
Напрашивается мысль, что единственный образ действий для нормальных людей был бы, должен бы был быть, взбунтоваться пока не поздно и стереть извращенцев с лица земли, минимум – запереть в грязные трущобы, где им место! Иначе… вот прочтите, что нас ждет… Очень бы надо прислушаться к предупреждению, прозвучавшему на страницах «Нового Мира»!
С изумлением и с глубоким негодованием читаем, в «Кинообозрении Натальи Сиривли» восторженный отзыв о корейском фильме «Самаритянка» (которого не видели и не хотели бы видеть!). В нем с полным одобрением и сочувствием изображены вещи, преступные и безобразные даже с точки зрения развращенного Запада: педофилия и детская проституция. А как отрицательные персонажи представлены те, кто подобным развлечениям пытается мешать: полицейские и родители (в том числе, христианские).
Однако г-жа Сиривли свидетельствует о полной утрате морального чувства, о неспособности различать между белым и черным, добром и злом…
Тяжелую ответственность берет на себя журнал, публикуя выражение таких взглядов, как у нее!
Навряд ли уместно появляющееся в «Библиографических листках» нововведение нидерландский язык (вместо «голландский»).
Высказывание Д. Ольшанского о писателях советского времени в большинстве случаев неудачные; но вот о «советском графе» он выразился вполне точно: «А. Н. Толстой: талантливый, ничего не поделаешь, но слишком уж мерзкий». Интересно горестное упоминание Е. Рейна, что теперешние студенты не желают читать Маяковского (как, впрочем, и других поэтов советской эпохи).
Совершенно напрасно И. Манцов восхваляет тенденциозные и пустопорожние «Размышления над причинами революции» А. Зубова (печатавшиеся в «Новом Мире») и уж вовсе зря вновь пытается «сбросить Пушкина с корабля современности» (что делали без успеха люди покрупнее его). Еще более зря Т. Жирмунская восхваляет никому не нужную и справедливо забытую поэтессу С. Парнок, причем в циничных и неприличных выражениях.