Не делает чести Пастернаку!
«Новый мир» № 4 за 2006 год
Цикл рассказов Б. Екимова под заглавием «Родительская суббота» полон ностальгии. В мире его воспоминаний живут традиции, восходившие ко временам прежней, настоящей, дореволюционной России, продолжавшие существовать и в темные годы советского царствования, но ныне исчезающие, а то и совсем уже исчезнувшие – гостеприимства, взаимной помощи и мелочей быта, которые он описывает с любовью, в силу коей они для читателя становятся чарующими и манящими.
Напротив, теперешняя жизнь России ему чужда и непривлекательна. Ее он иллюстрирует такой вот сценой: «Заехал как-то к своим порой зимнею. – Ты гостя к столу позови, – подсказала хозяйке ее старая мать. А у той враз нашелся короткий ответ: “Теперь так не модно!”». Теперь вот и птицы куда-то пропали, нет ни ласточек, ни скворцов; одни вороны… Теперь нет кушаний, которые прежде так хорошо умели готовить жительницы казачьих областей. Хотя о другом, недавнем, прошлом автор вспоминает с понятным ужасом: те, кто пережил эпоху большевицкого террора, вряд ли могут ее забыть…
Отметим еще его совершенно справедливые слова о том, что любовь к родине столь же законна и понятна у эскимоса, как и у британца, включая все особенности существования, вплоть до национальной кухни. И его человечное сочувствие к беженцам в Россию из Средней Азии, не только к русским, но и таджикам и другим народностям.
Окончание романа «Пилюля счастья» С. Шенбрунн слабее и скучнее прежних частей (и даже не всегда вразумительно; а роман в целом, – страшно растянут). Рассказик О. Зоберна «Плавский чай» непристоен и противен, без малейшего проблеска таланта. Очерк В. Голованова «Тотальная география Каспийского моря» захватывающе увлекателен (жаль, что слишком краток). Хотя автор, оценивая историю с точки зрения теперешних неудач, не всегда справедлив к политике Российской Империи, которая могла бы привести к лучшим результатам, сложись события иначе.
А. Латынина в эссе «Сверхчеловек или нелюдь?» анализирует, на материале творчества В. Сорокина, Б. Акунина, С. Лукьяненко и других писателей фантастические сюжеты о возникновении или проникновения на Землю некой высшей расы, инопланетян или магов, – сюжетов не чуждых и западной литературе нашего времени. Е. Чарник предлагает нам «фрагменты о времени» под названием «Ненаучная поэтика», в коих исследует главным образом творчество Бунина (и в частности «Темные аллеи») и А. Платонова («Чевенгур»). Мы бы заметили, что она проходит мимо особенности любви бунинских персонажей, всегда хищной и жестокой, лишенной человечности или нежности. Что же до Платонова, – «прекрасной телесностью» в сочинениях которого она восторгается, – скажем, что на наш взгляд одаренность этого писателя сильно преувеличивается в постсоветской критике вообще, равно как и в этом очерке.
Выдающаяся пушкиноведка И. Сурат (чье сотрудничество «Новый Мир» должен бы очень высоко ценить) разбирает («Событие стиха») несколько стихотворений великого поэта, главным образом из тех, которые посвящены лицейским годовщинам. Не могу без волнения читать строфу:
Куда бы нас не бросила судьбина,
И счастье куда б ни повело
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Потому что я имел счастье родиться в этом городе, «городе поэтов», и постоянно видеть с детства памятник, на пьедестале которого высечены сии дивные слова. Но это – pro domo sua (за свой дом); да извинит меня читатель!
Отдел «Библиографические листки» оставляет тяжелое впечатление. Кипение, кажущееся нездоровым и неплодотворным. В наши дни нет в русской литературе великих имен, – каковыми так богаты были прежние добольшевицкие периоды. Чувство такое, что пишущая братия ищет пути и кидается в тупики и лабиринты, тщетно пытаясь отыскать что-то новое и замечательное, а на деле топчется впустую на месте.
Авось оно как-то изменится и обернется к лучшему! Пока же, увы, – картина безрадостная.
«Новый мир» № 5 за 2006 год
В повести В. Попова «Комар живет, пока поет» налицо две линии. Одна, – вполне в духе «Нового Мира» и других постсоветских толстых журналов, – состоит в описании старческих немощей с изобилием неопрятных и неприятных физиологических подробностей. (Спрашиваешь себя: на какого читателя это рассчитано? Кому это может быть интересно или занимательно?). Вторая, на наш взгляд более ценная, – воспоминания несчастного старика об его жизни, довольно яркой и красочной. Он по специальности – селекционер-ботаник. Курьезным образом, мне описание его карьеры отчасти близко. Мой старший брат, недавно скончавшийся в России, был как раз генетиком, учеником Вавилова (как и герой повести), много работал в ВИРе (Всесоюзный Институт Растениеводства), в том числе на упоминаемой тут обширной плантации в Детском Селе, где ставились всяческие научные опыты.
Так что мне отчасти понятен внутренний мир ученого, до последней минуты увлеченного своим делом. И потому жаль, что автор своего персонажа показывает нам (я бы сказал, незаслуженно) с унизительной и печальной стороны.
Рассказ С. Василенко «Город за колючей проволокой» воссоздает образ одного из «секретных объектов» советского времени, где некогда производились военно-технические эксперименты. «Место для жизни» Ю. Винер (с подзаголовком «Квартирные рассказы») представляет собою ряд очерков из жизни, в Израиле, маленьких людей, ничем особенно не интересных и не примечательных, с их трудностями, радостями и иногда катастрофами.
Подборка писем И. Бунина и, особенно, А. Куприна Б. Лазаревскому имеет серьезную ценность. Куприн занимает в русской литературе важное место, даже более важное, чем это принято обычно считать. Большинство его писем тут – в шутливом роде, хотя и скрывают в глубине острую горечь. Которая прорывается порой в словах, вроде таких: «Жизнь становится круче и гнуснее с каждым днем. Ежедневно оскорбляют жизнь и люди».
Печально, что ценные письма оснащены нелепыми опечатками, особенно там, где приведены французские фразы. Например: «Mes salutations les sours sinsere». Надо полагать в подлиннике было les plus sincères.
Эссе В. Губайловского «Геометрия Достоевского» касается сложных, абстрактных вопросов и проблем. Достоевскому-то было, что о них сказать. Он был великим гением, и его взгляд освещал даже самые темные и запутанные вещи. Комментатор же, остается впечатление, не всегда в этих областях на достаточной высоте и глубине.
Что до статьи И. Клеха «Непрочитанный Битов», скажем, что этот писатель, на наш взгляд, сильно переоценен советской и постсоветской критикой.
Из отдела «Библиографические листки», выпишем слова Ю. Тюрина в АПН:
«Вымирание русских – это и есть сегодняшняя мировая катастрофа, затемняющая своим значением и войну в Ираке, и пресловутый waterworld Нового Орлеана, и даже гигантское безжалостное цунами, накрывшее Индонезию».
Да вот еще выпишем этнографические наблюдения Е. Туровой в «Урале»:
«В Пермской губернии водку не пьют. В Пермской губернии пьют кумышку. Если вы попробуете кумышку, очищенную на березовых углях, выдержанную в лиственничном бочонке на травах и кедровых орехах, вы скажете: ну и пусть во Франции есть коньяк!»
«Новый мир» № 6 за 2006 год
Литературный отдел на сей раз совсем слаб. Он вообще в теперешнем «Новом Мире» – слабое звено. Но в данном случае – особенно.
И роман Е. Мальчуженко «Эльфы в городе» (какая-то сумбурная фантастика), и «поэма» (в прозе, однако) М. Ботевой «Что касается счастья», и повесть М. Гейде «Энтропия» (с неприятными элементами кощунства и атеизма), и рассказ Л. Горелик «Говорит» (невнятная, невразумительная болтовня).
Самое же печальное, что все эти произведения нестерпимо, непроходимо скучны! Жалеем читателей. Даже по обязанности дочитать трудно.
Зато другие отделы, – «Далекое близкое», «Из наследия», «Комментарии», – содержательны и интересны.
Превосходно эссе В. Есипова «Сановник и поэт» о конфликте Пушкина с Воронцовым.
«Становится ясно», – пишет автор, – «что в литературе о Пушкине обозначилась сегодня новая тенденция – с обвинительным уклоном по отношению к поэту и по меньшей мере оправдательным по отношению к Воронцову».
Увы, не только касательно Воронцова: Пушкина в наши дни в Эрефии запросто обвиняют во всех смертных грехах и в других еще, включая вовсе неправдоподобные. И потому пытаются оправдывать всех его врагов (например, Бенкендорфа). Не оправдывают почему-то только Царя Николая Первого, который как раз Пушкина не преследовал ничуть, – но на которого клеветать принято уже с давних пор.
Есипов вполне убедительно показывает, что Воронцов, допустим и искусный администратор, и смелый боевой офицер, был одержим непомерным самолюбием и ненавидел поэта за то, что тот никогда не жертвовал чувством собственного достоинства; а понять его гениальность и его значение для России, – этого надменный граф не умел никак.
Заметим только, что, когда Есипов приводит как образец невежества российских сановников их посмертные нападки на поэта, приводя в пример Дондукова-Корсакова и Уварова, тут он не вполне справедлив.
Оно-то все правильно; но у них были веские причины для злобы, – ядовитые эпиграммы «В Академии Наук заседает князь Дундук» и «На выздоровление Лукулла».
Публикация письма Л. Чуковской к Д. Самойлову под названием «Все тот же спор», по поводу их спора о Солженицыне показывает, что Чуковская гораздо лучше понимала значение этого последнего, чем Самойлов, назвавший Александра Исаевича «хамом милостью Божьей». При всех недостатках, автора «Архипелага Гулага» хамом нельзя назвать никак. Что Чуковская отлично и доказывает.