А. Латынина в статье «Истинное происшествие» разбирает с точки зрения правдоподобия эпизод из романа Солженицына «В круге первом», где советский дипломат Володин звонит в американское посольство с целью помешать похищению большевиками секрета атомной бомбы. Аргументируя, что проникновения в эту тайну строились не на завладении одним каким-то документом, а целой массой данных, и тем, что в момент действия романа Советы уже сконструировали свою бомбу.
Все это, вероятно, справедливо. Но важно ли? Суть вопроса в выступлении против коммунистического правительства во имя человеческой правды и с риском для жизни. Речь идет о моральной проблеме, а конкретные детали здесь второстепенны.
Отдел «Библиографические листки» странным образом выцвел и побледнел. Прежде в нем встречались яркие и порою ценные мысли, хотя нередко и парадоксальные. Теперь о нем только и можно сказать: «Неинтересное о неинтересном».
«Новый мир» № 7 за 2006 год
Прежде всего, поспешим выразить свое полное согласие с письмом в редакцию Н. Еськовой, правильно указывающей, что в названии романа Л. Толстого «Война и мир», слово «мир» означает «заключение или состояние мира», а отнюдь не «свет», «общество», «вселенная».
Она справедливо указывает на факты: что по старой орфографии, где эти два понятия различались, тут употреблялось именно простое и, а не десятеричное i, и что в переводах книга всегда называлась «La guerre et la paix», «War and peace» и т. д.
Да собственно и не нужно бы этих аргументов! По содержанию ясно, что имел в виду Толстой. И все сомнения на сей счет – надуманные и искусственные.
А вот с чем мы не согласны, это с тем, что редакция журнала именует Еськову лингвистом. По-нашему, так она лингвистка. Слава Богу, по-русски пол в существительных подобного типа резко различается: машинистка, телеграфистка, коммунистка, курсистка. А это весьма ценно, ибо важно для смысла; и разрушать данную грамматическую традицию, – куда как не полезно!
Повесть И. Кочергина «Сказать до свидания» написана превосходным русским языком: что теперь становится редкостью (в Эрефии вообще, и в «Новом Мире» в частности). Сюжет – поездка пожилой женщины к сыну, работающему в лесной глуши на Алтае.
В отличие от того, «Два рассказа» Н. Горлановой изложены умышленно просторечью. Но оба – милые и трогательные, рисующие неизбывную доброту русских женщин и их любовь к детям, своим и чужим.
«Алфавита» А. Волоса есть набор скверных анекдотов, да еще и с неприятным налетом кощунства.
«Театральный человек» М. Розовского представляет собою воспоминания об интригах в театральном мире с советской спецификой, вертящихся вокруг режиссера Товстоногова. Может быть, они интересны для завзятых театралов, но не для обычной публики. А занимают – почти пол-номера!
М. Горелик совершенно резонно критикует М. Зощенко за его незаслуженно презрительные отзывы о стихах (на деле превосходных) Бальмонта и В. Соловьева. С точки зрения Зощенко, хотя и выраженной устами персонажа: «Всякая мистика, всякая идеалистика, разная неземная любовь и так далее и тому подобное есть форменная брехня и ерундистика».
Понятное дело, для нас такие рассуждения (вполне в духе большевизма!) абсолютно неприемлемы.
А. Зубов, в «Размышлениях над причиной революции в России», весьма высоко оценивая Царя Александра Первого, неожиданно и не вполне убедительно берет под защиту Аракчеева и военные поселения. Мол, и работа в них была не тяжелой, и условия быта неплохие… Пусть и так; но русский человек решительно не переносит регламентацию жизни во всех ее мелочах. Не диво, если крестьяне бунтовали!
В отделе «Библиографические листки» Д. Кузьмин (в «Новой Газете») резюмирует идеологию младшего поколения эрефийских писателей как «атеистический гуманизм». – Ну, от этого добра не будет! Мы на такое вдосталь уже насмотрелись.
Вот и недавно скончавшийся А. Зиновьев (от него-то, правда, мы иного и не ждали бы!) относит к числу ценнейших завоеваний Октябрьской революции «свободу от религии». – Как вспомнишь плоды сей свободы… А, собственно и национал-социализм своим сторонникам ее давал (положим, меньшими порциями).
П. Святенков (во «Взгляде») определяет место Горбачева в истории «в ряду мелких политических авантюристов вроде Керенского». – Пожалуй, и верно!
В перепечатанной теперь в «Посеве» старой статьи Н. Ульянова о создателе теории о «Третьем Риме» иноке Филофее, автор напоминает, что тот активно боролся с мужеложеством. – Вроде бы, очень актуальная в наши дни тема.
Совершенно возмутительна статья С. Черняховского в «АПН», где он оплевывает память героев венгерского восстания против большевиков! Доблесть и мужество мадьяр, которые дорого за них заплатили, – должна навсегда служить нам образцом и примером. С удовольствием вспоминаю о месяце на Корсике, где я был в обществе уцелевших от расправы венгерских эмигрантов; туда нас всех, активных антикоммунистов из числа иностранцев во Франции, сослали во время визита Хрущева во времена правления де Голля…
«Новый мир» № 8 за 2006 год
Наиболее интересное в номере – статья Ю. Каграманова «Война языков на Украине», хотя с его мнением не всегда можно согласиться. Он считает, что украинский язык страдает характером «областничества», иначе сказать провинциализма; на нем удобно говорить только о местных делах. Это не вполне верно: он сам приводит в пример Лесю Украинку, которая эту ограниченность преодолела, в частности в пьесе «Дон Жуан». С другой стороны, балтийские скажем языки, эстонский, латышский и литовский смогли возвыситься до степени большой культуры, и на них можно говорить и писать обо всем, на все темы. Беда украинского в том, что рядом есть очень близко родственный русский, где все задачи давно решены; соперничество и борьба с ним затруднительны.
Что до унии, – один из факторов разъединения великоросского и малороссийского языков, и их истории, – это была одна из самых тяжелых ошибок католической Церкви. Она боролась с напором протестантских сект (из них некоторые вообще отрывались от христианства, как антитринитарии), активно распространявшихся в Польше. Но не следовало распространять борьбу на православие, веру консервативную и чуждую прозелитизму; с ней католичество могло бы жить мирно бок о бок и во многом найти общий язык. Тогда как попытки принуждения создали непоправимую трещину, глубокую пропасть между двумя вероисповеданиями, печальные результаты чего мы и испытываем доныне.
Сходна отчасти по сюжету статья Э. Зибницкого «Русский след, эстонское отсутствие». Хотя автор не всегда справедлив по отношению к эстонцам.
«Мобильник» М. Бутова есть описание путешествия по Европе двух постсоветских молодых людей, стремительного и бесцельного.
Невольно чувствуешь разницу с путешествиями прежних русских, царских времен. Те учились, наблюдали, вникали в местную жизнь… Выделяется в рассказе картина быта в Словении, самой мирной и наиболее европейской из балканских стран. Удивляет, однако, речение будто у словенцев «один великий поэт», коего автор не называет. Их было два: Левстик и Френкель, не говоря уж о других, как Григорчич.
«Старая немецкая сказка» рисует поствоенную Германию, увиденную глазами подростка, который был там в привилегированном положении как русский (советский) и пользуясь оным довольно безобразно хулиганил. А вот изображение Берлина тех времен, оно мне хорошо памятно: «По обеим сторонам буквально всех улиц громоздились до неба развалины, груды кирпича и железа». Таким я его оставил после вступления советских войск, когда бежал на Запад.
Стихи молодой Аллы Горбуновой по уровню заметно выше обычно печатающихся в «Новом Мире».
В отделе «Библиографические листки» Э. Волков в «Русском Журнале» сообщает: «Я, например, не просто не принимаю заповедей иудео-христианской цивилизации, я их не понимаю». – Тем хуже для него!
В отличие от него, Д. Володихин в АПН считает: «Идет масштабный процесс христианизации нашего общества, который составляет резкий контраст с дехристианизацией Европы». – Не слишком ли оптимистично?
В «Литературной Газете» Ю. Козлов так рисует образ читателей данного органа: интеллигентный человек, примиривший в себе противоречия между православной религией и коммунистической идеологией». – Таким человеком может быть только лицемер или идиот!
Е. Головин в «Завтра», находит будто: «Николай Гумилев всю жизнь «путал два эти ремесла – поэта и бесстрашного авантюриста». Но почему же они несовместимы? О многих других великих поэтах, в России и вне ее, можно бы сказать то же. О. Лекманов в «Русском Журнале» отмечает: «Сегодняшнее невеселое положение дел с предметом под названием “школьная литература” есть логическое и неизбежное следствие вполне пренебрежительного отношения постсоветского общества к этому предмету и к филологии вообще».
П. Милосердов в АПН констатирует: «Народ уходит из страны. Он уходит как буквально – на тот свет, за кордон, так и в переносном смысле – в водку, в наркотики. Лишь бы не видеть физиономии российских властителей». – Грустная правда…
В. Нифонтов в «Правой. РУ» подытоживает: «Западная культура давным-давно превратилась в “условно-христианскую”. Эта культура обывательского восприятия, сформированного принципами “экономии мышления” и “максимального удовольствия”». – Возразить что-либо трудно. Хотя и соглашаться не хочется!
«Новый мир» № 9 за 2006 год
А. Кушнер в статье о Батюшкове («Записки на полях стихотворений Батюшкова») говорит о нем с восхищением, которого тот и заслуживает: это один из самых недооцененных поэтов в нашей литературе. Пушкин его высоко ценил; но, полагаем, все-таки далеко недостаточно.