По-прежнему интересно продолжение воспоминаний В. Полонского «Моя борьба на литературном фронте». Как и прежде, мы читаем в приложенных комментариях, вновь и вновь, о писателях, поэтах и общественных деятелях 20-х – 30-х годов краткое сообщение: «расстрелян».
А. Латынина («Филология и подвижничество») разбирает метаморфозы подсоветского и постсоветского издания биографического словаря русских писателей.
Т. Касаткина («Колонка для живой воды») описывает свои впечатления, – недоумения, разочарования и восхищения, – при приобщении к церковной и монастырской жизни.
В литературном отделении рассказ А. Волоса «Паланг» не без таланта рисует жизнь и чувства собаки, – волкодава, – на фоне абсурдной и беспорядочной междоусобной войны в Таджикистане.
Два рассказа В. Ремизова суть, собственно говоря, бледные очерки, один из деревенского, другой из охотничьего быта.
«Футурологический этюд» Л. Зорина «Островитяне» есть нечто томительно и нестерпимо скучное с необоснованными претензиями на глубокомыслие.
В «Библиографических листках» приводится мнение М. Кронгауза из «Русского Журнала», что в области русского языка: «Период нестабильности привел к психологическому и коммуникативному дискомфорту». – Да уж!.. Но он надеется, что: «Последует некая стабилизация, и будет выработан новый стандарт и “новый литературный язык”».
Только вот: зачем это нужно? И что в этом хорошего?
Е. Лебедева в «Русском Проекте» констатирует: «Лев Толстой стал примером и своеобразным “моральным оправданием” отрицания России и ее православной культуры всевозможными современными сектантами и анархистами». – Грустно, но факт!
Читая «Новый мир»
Со страниц этого журнала веет глухой тоской и чувством безнадежной безысходности.
Если не вся постсоветская интеллигенция, то, по крайней мере, та ее часть, которая связана с данным изданием, – когда-то самым либеральным и самым популярным в Советском Союзе, – поражена глубоким разочарованием.
Те, кто верил в советскую власть и допускал ее улучшение и преображение, видят свои мечты несбывшимися; те, кто с нею боролся и желал ее падения, видят, что оно принесло мало добра и много усложнений.
Мы, в эмиграции, – где тоже жизнь была часто отнюдь не сладкой, в такое отчаяние не впадали.
Но у нас была вера в Бога, и даже у тех, кто ее не имел, твердый и определенный моральный кодекс.
Да и жила в нас, – живет и ныне, но по-другому, в иных, изменившихся условиях – надежда на воскресение России (никак не похожей на сегодняшнюю Эрефию).
Нашим же соотечественникам, обитающим на развалинах большевицкого государства, приходится труднее, чем нам.
Веру в прежние устои у них отняли, или по меньшей мере серьезно расшатали, а новые с позором и страданиями рухнули.
Ну а, как известно: «Природа не терпит пустоты».
Тогда как чем ее заполнить постсоветская интеллигенция – и клан образованцев и то, что осталось от подлинной или сформированной заново, – не находят.
В результате чего беллетристика все время концентрируется на описании страданий и умирания; и людей и животных.
Или уходит в мир фантазий, но тоже безрадостных; а часто – и страшных.
И даже когда писатели и публицисты стараются шутить, – шутки их звучат куда как не весело!
Нет, утешения или ободрения читатель в «Новом Мире» не найдет.
Как раз к построению «нового мира», – что сейчас и потребно, – сотрудники этого журнала не способны, и не зовут.
Собственно говоря, потому, что российский «новый мир», лучший мир, только и может быть построен на возвращении ко старому, досоветскому строю.
А такая мысль сей группе интеллигенции неприемлема (хочется сказать, покамест неприемлема!).
Она живет иллюзией, что переросла прежнее, старое, добольшевицкое.
На деле же – она еще не доросла до возвращения ко старым и единственно верным и пригодным для нашей родины принципам.
Без оных же спасение ниоткуда не придет, – ни откуда прийти не может.
Если к ним не придет – или другие силы, обходя нее, к ним не обратятся, – страна обречена и в самом деле на гибель.
«Новый мир» № 3 за 2008 год
«Повесть о детстве» А. Афанасьевой могла бы быть интересной, рисуя школьный быт недавних лет… если бы она не оригинальничала, не экспериментировала и не ориентировалась на Фрейда.
Впрочем, процитируем ее размышления:
«Вот все-таки подростковый возраст – это такое неправильное что-то. Чем полнится голова подростка? Всякой, просто, хренью».
«Ностальгия» В. Березина – тоже воспоминания о прошлом: «Мы были славным поколением – последним, воспитанным при советской власти. Первый раз мы поцеловались в двадцать, первый доллар увидели в двадцать пять, а слово “экология” узнали в тридцать».
Другие его же рассказы насыщены жуткой фантастикой, перемещением во времени, появлением загадочных гномов и т. п.
«Рассказы об одиночестве» Е. Долгопят действительно говорят о женском одиночестве, в нескольких различных вариантах, – всегда тоскливом и безнадежном…
«Розовые дома» Е. Добровой, напротив, выдержаны в легкомысленно веселых и игровых тонах.
Но и под ними чувствуется разочарование в жизни и чувство бессмысленности повседневного существования.
Хотя они и написаны от лица молодой девушки, и притом вроде бы даже преуспевающей в быту.
Пьеса Н. Горлановой и В. Букура «Сплошная польза» представляет собой невразумительный бред.
В отделе «Библиографические листки» выпишем слова о. М. Ардова в газете «Эксперт»: «Повторим: никакого идеального устройства, где бы всем было хорошо, все были бы счастливы и здоровы, быть на земле не может. Земля – это юдоль плача. Мы здесь как бы на исправлении. Но люди в течение всей истории хотят превратить эту нашу “тюрьму” в своего рода “американскую тюрьму” с бассейном и телевизором, с отпусками и спортивными площадками и т. д.»
С. Батчиков в «А. П. Н.», констатирует: «главный вывод из большого числа футурологических работ последних 30 лет таков: переход к новому мировому порядку проводится путем разрушения всех главных структур нового времени: рационального сознания и морали… социального порядка… национального государства. Речь идет о глобальной войне неолиберального Запада против остального человечества. Сутью ее доктрины является создание у стран-противников управляемого хаоса».
Тоже в «А. П. Н.» А. Шорохов заявляет: «Я – монархист. Правда, в отличие от Платона и множества других неглупых людей, я – православный монархист. Православная монархия тысячу лет была единственным способом организации русской жизни. Все, что мы имеем: великую историю, великую культуру, великую и богатейшую землю, – мы имеем благодаря именно такой организации русской жизни».
Он совершенно прав, и мы целиком с ним согласны!
«Новый мир» № 4 за 2008 год
Единственный неплохой рассказ – «Восхождение» В. Афанасьевой.
Подробно описываются роды, физические испытания и духовные переживания женщины, производящей на свет первого ребенка.
Причем, в советских условиях это, оказывается, достаточно трудным, – небрежное и нечуткое отношение со стороны врачей и медицинского персонала весьма дает себя чувствовать.
«Адамов мост» – описание путешествия по Индии с импрессионистскими вывертами; из которого ничего нового не узнаешь и никакого удовольствия от которого не получаешь.
Рассказ И. Богатыревой «Вернуться в Итаку» – впечатления маленькой девочки от поездки с отцом в отпуск, в какой-то захудалый курорт на Волге. Все это описано вяло, растянуто и крайне скучно.
Остальное в номере все совсем уж незначительно. В общем, спрашиваешь себя, стоило ли его и читать.
«Новый мир» № 5 за 2008 год
А. Есипов выдвигает маловероятную гипотезу, что отрывок Пушкина «Все в жертву памяти твоей» относится к Жозефине Велио (правильно-то было бы Вельо, от Velho), в которую якобы поэт в ранней молодости был влюблен, и чья память преследовала его всю жизнь. Первым опровержением сего предположения является отсутствие Жозефины в известном «донжуанском списке». Отпадает и мысль об ее сестре Софье, по тем же соображениям (такого имени нет на месте, где оно хронологически должно бы находиться). Да и нет никаких подтверждений его влюбленности в одну из сестер Велио; факт, что они были красавицами, аргументом служить не может. То, что София Велио была фавориткой Имп. Александра I к делу не относится. А фантазии, которые автор строит вокруг этого факта и вовсе уж несерьезны.
«Макамоны» (детское произношение слова «макароны») – довольно милая фреска о любви отца к ребенку на фоне материальных трудностей в новоявленной республике Молдавия. «Девки на станции» Д. Данилова есть описание, с самыми мельчайшими подробностями, командировки научного сотрудника в какой-то не названный город, где выращивается трава с убийственным запахом, причиняющим потерю сознания. Поскольку, в общем, никакого сюжета в рассказе нет, – пересказывать его трудно.
Первая половина повести Б. Екимова (будет продолжение) «Предполагаем жить» основана на противопоставлении, в обстановке нынешней России, между дельцами и идеалистами. В старой-то России вопрос не стоял столь остро.
Отметим воспоминания старой казачки о раскулачивании:
«Разве забудешь? Как выкидали нас из родного дома, кулачили… Девчонушкой была, а все дочиста помню. Валенки со всех посымали, и с детвы. Нехай, говорят, кулачата мерзнут, быстрей подохнут».