В их нравах, – а они нам известны не плохо, ибо шумерийцы оставили огромное количество записей всякого рода, сделанных клинописью на глиняных таблетках, поражает смесь практического здравого смысла и некоторых фантастических и чудовищных обычаев. Самюэль Крамер, величайший в мире знаток шумерийцев, подчеркивает в своей книге о них сходство многих их учреждений с нынешними европейскими, и говорит даже, что у них был на лицо двухпалатный парламент.
Во всяком случае, хорошо налаженное школьное образование и разработанное до мелочей законодательство у них были, как об этом свидетельствует масса документов. Семейная жизнь была основана на моногамии, и, хотя терпелись наложницы, юридическое положение законной жены было твердо гарантировано.
Перед законом жители Шумера были разбиты на три категории: аристократию «амелу», средний класс «мушкину», и рабов. Амелу были лучше ограждены законом от оскорбления, ранения или убийства, чем другие, но если они бывали виновны, то с них и взыскивалось гораздо строже, чем с других.
Рабство в Шумере носило более мягкий характер, чем в позднейшей Греции и особенно в Риме; главным образом потому, что рабы были в большинстве временными: свободный человек за долги попадал в кабалу на три года; военнопленный (часто тоже шумериец) мог освободиться, заплатив выкуп.
Наряду с этим, при всех храмах существовала обрядовая проституция, причем во главе храма главного бога, лунного бога Наннара, стояла обычно принцесса. Она считалась женой бога, а остальные жрицы – его наложницами. С этого времени идут обычаи, о которых мы смутно слышим сквозь библейский рассказ.
Храмы строились в виде грандиозных башен, зиггуратов. Именно эти зиггураты запечатлелись в рассказе о вавилонской башне.
Религия шумерийцев, принятая покоренными ими семитами, как аккадийцы, довольно безотрадна и убога. Загробный мир, подобно, впрочем, греческому аиду и еврейскому шеолу, – царство теней и мрака. Легенды о создании мира и о потопе отдаленно похожи на библейские; но какая пропасть между ними!
У шумерийцев нет главного, веры в единого Бога. Их боги представлены в мифах в жалком и комическом виде: когда шумерийский Ной, Ут Напиштим, вышел после наводнения на землю и принес жертву, то «боги обоняли запах, приятный запах; боги слетались как мухи над жертвенником». Что до сотворения мира – какое это хаотическое «Бытие», с битвами богов, с небом, сделанным из тела убитого чудовища!..
Религиозные обряды проникнуты духом магии: такие-то жесты и жертвы должны заставить, обязать богов исполнить просимое.
Когда говорят, будто Ветхий Завет что-то заимствовал у вавилонян (а те были лишь продолжатели, и довольно косные, шумерийской традиции), то не задумываются над тем, откуда был взят Завет, – а что до формы, то ее совпадения можно истолковывать по-разному.
Шумерийское искусство, поразительно реалистическое вначале, впало затем в шаблон и условность. Более долгая жизнь была обеспечена сложной системе гадания и магии: она перешла от шумерийцев к семитским народам аккадийцев, амореев и ассирийцев. Для ее сохранения были созданы многочисленные шумерийско-аккадийские словари, и именно благодаря им современные ученые могли проникнуть в таймы их исчезнувшего древнего языка.
В 1872 году де Сарзак, произведя раскопки в Телло, открыл шумерийские памятники, и с тех пор ученые непрерывно работают над их изучением: Крамер, Вулли, Деймель, Тюро-Данжен, Солльберже… Русские имена тоже фигурируют среди специалистов: Струве, Дьяконов, Тюменев, Рифтик… и грузинские ученые: Меликишвили, Гамарелидзе и другие. Наличие шумерийских памятников в Закавказье объясняет отчасти успехи советских археологов и историков именно в этой области.
Прародина арийцев
Главные языки современной Европы находятся между собою в родстве, которое заметно и невооруженному глазу: всякий, кто изучит несколько из них, столкнется со сходством во многих обиходных словах, и это в языках, географически весьма далеких один от другого. Итальянское «нуово» и испанское «нуэво» оба напоминают русское «новый», а если мы поднимемся к латинскому «новус», от которого они происходят, аналогия станет еще явственней. Или, если, например, мы возьмем слово, выражающее идею молодости, то увидим такую серию: латинское «ювенис», бретонское «яуанк», немецкое «юнг», латышское «яунс», русское «юный».
Особенно поражают своей близостью имена родства. Латинскому и древнегреческому «патер» соответствуют немецкое «фа-тер», ирландское «атир» и санскритский корень «питар». Пусть читатель сам сравнит имена матери, сестры, брата в знакомых ему европейских языках. Правда, не всегда сходство бывает столь очевидным. Так, в области частей тела, тоже одной из тех, где больше всего сохранилось родственных терминов, для лингвиста бесспорно, что русское «сердце» и латышское «сирдс» представляют собой то же самое слово, что немецкое «херц» или латинское «кор, кордис», что они восходят к некоему общему корню. Но профану такое утверждение может показаться странным и неубедительным.
Многие из нас, кому довелось в детстве учиться латыни и немецкому, удивлялись, почему у римлян «альтус» означало «высокий», а у германцев означает «старый». Однако, эволюция тут следовала довольно простому логическому пути. Говоря о детях, естественно сказать, что тот уже большой, в этот еще маленький. Отсюда идея «старший», в противовес младшему, а понятие «старший» постепенно перешло в «старый».
Наглядным доказательством родства индоевропейских народов служат также названия чисел и такие употребительные слова, как «солнце», «звезда», «день», «ночь». Дело, понятно, не ограничивается именами существительными и прилагательными. Глагол может являться не менее надежным указателем – особенно неправильный. Если бы нынешние индоевропейские языки не восходили к единому общему праязыку, чем можно было бы объяснить совпадение в них третьего лица единственного числа от глагола «быть»? Оно представляет следующую картину: латинское «эст», славянское «есть», немецкое «ист», албанское «эшт», санскритское «асти». Однако, самую архаическую форму, вероятно совпадающую с формой праязыка, сохранил нам – как и во многих других случаях – язык литовский со своим «эсти».
Из санскритских примеров мы видим, что семья индоевропейских иди арийских языков не ограничивается Европой, как, впрочем, явствует и из ее названия. Открытие европейскими учеными санскрита в начале прошлого века произвело полную революцию в языкознании. Теперь мы знаем, что ряд языков Индии, как и Афганистана, вместе с персидским, таджикским, курдским, осетинским, армянским, славянскими и балтийскими языками составляют восточную группу индоевропейских языков, тогда как в западную входят тевтонские, романские, кельтские и греческий.
Довольно часто, впрочем, одни и те же корни сохранились в языках крайнего запада и крайнего востока, исчезнув в промежуточных, как со словом, означающим «царь», «король»: индийское «раджа» и ирландское «риг», латинское «рекс». Самое название Ирландии, Эрин, стоит, возможно, в связи с именем «Иран» и словом «ирон», которым называют себя осетины, и все эти слова идут от имени арийцев, «ария».
Надо, однако, отметить, что, хотя существует языковое единство индоевропейских народов, хотя можно проследить общие им культурные элементы, нельзя, тем не менее, говорить об определенной индоевропейской расе. Это видно из разницы в типических чертах разных народов, принадлежащих к этой ветви. Иначе, впрочем, по здравому смыслу и быть не могло.
В самом деле, если существуют народы, сохранившие в большей мере, чем другие, чистоту крови, то это те, которые оставались на своем месте, вне путей войны и торговли, никого не покоряли и никем не бывали покоряемы. Арийцы же, распространившиеся по огромному пространству, подчинившие себе иные народы, неизбежно смешались с этими последними, равно как и восприняли от них некоторые элементы культуры и языка, тем более, что это были часто народы более цивилизованные, чем они сами.
Вторгшиеся в Индию со стороны Гималаев арийцы смешались с темнокожими племенами дравидов, и по сей час составляющими население южных областей полуострова, где они сохранили свой прежний язык. Это объясняет отличие этнического типа индусов от европейского. На Кавказе армяне, народ индоевропейского языка, слились с прежними жителями, принадлежавшими к какой-то старой восточной расе. Северная ветвь славян восприняла много финской крови, в южной болгары – тюркской, вместе с именем покорившего их в известный период тюркского племени, пришедшего с берегов Волги.
Не иначе обстоит дело и в южной Европе. Район Средиземноморья с незапамятной древности был населен народами очень высокой культуры, о которых мы знаем удивительно мало. Принадлежали ли иберийцы в Испании, лигуры во Франции, этруски в Италии к одной расе? Были ли они в родстве с создателями крито-минойской культуры в Греции? Этруски оставили нам многочисленные надписи, которые, курьезным образом, наука до сих пор бессильна расшифровать! Латиняне были по сравнению с ними варварами и пережили их сильнейшее влияние. Весьма правдоподобно даже, что первоначальные римские летописи велись на этрусском языке.
Живопись доэллинских аборигенов Греции, чудеса дворца Миноса, открытого лишь недавно археологами, приводят до сих пор исследователей в изумление. Греческая культура, лежавшая в основе всей европейской, и западной, и восточной, сама несомненно многим обязана урокам загадочного доарийского населения архипелага.
Единственный живой язык, сохранившийся до нас из языков доиндоевропейского Средиземноморья, это – язык басков, ничего общего не имеющий ни с каким из соседних, и представляющий собою продолжение языка иберов. Многократно делались попытки сблизить его с грузинским языком, и родство между ними, хотя и дальнее, кажется вполне вероятным, Грузия и Баскайя являются тогда в лингвистическом отношении осколками расбитого массива, занимавшего до вторжения арийцев весь юг Европы.