Вечные ценности. Статьи о русской литературе — страница 161 из 177

[365] считает, что названия голубя и соловья объясняются как описание их цвета – голубой, соловой. Но можно бы возразить, что «голубь», польское «голомб» подозрительно похоже на латинское «колумбус» и ирландское «кульм»; хотя не исключено, что и они восходят к утраченному древнему слову, обозначавшему цвет.

Если взглянуть на свидетельства древних неславянских историков, то Плиний Старший, Тацит и Птолемей упоминают о славянах, как о великом народе, заселявшим территории на север от Карпат вплоть до Балтийского моря. Иорнанд в «Истории готов» говорит о венедах, антах и словенах, т. е. о предках современных западных, восточных и южных славян. Таким образом, видно, что уже в VI веке по Р. Х. славянство делилось на три большие группы.

Произношение современных славянских языков во многом дает ясные указания на их историю и степень родства между собою. Такое слово, как «зима» звучит в них во всех почти одинаково. Только во всех языках восточной группы, т. е. по-русски, по-украински и по-белорусски, ударение падает на второй слог, а в остальных языках – на первый. Почти то же самое и с такими словами, как весна, вода, гора.

Более увлекательный характер носит сравнение славянских языков с балтийскими. О том, что существовал период славяно-балтийского единства, явственно говорит множество корней, общих у славян и балтийцев, но отсутствующих у остальных индоевропейских народов. Например, русское «рог» и литовское «рагас», древнеславянское «ронка» и литовское «ранка» (рука), русское «нога» и литовское «нага» (копыто). Русское слово «копыто» имеет более позднее образование, от «копать», как «рыло» от «рыть» и «крыло» от «крыть», «прикрывать». Славянское «корова», «крава», «крова» (об этимологии которой мы говорили выше) имеет тоже соответствие в литовском «карве». Предполагается, что славяно-балтийская группа существовала как целое вплоть до середины второго тысячелетия до нашей эры.

Можно думать, что еще в начале же 2-го тысячелетия до Р. X. сохранялось более широкое объединение, в котором славяно-балтийцы и индо-иранцы составляли еще одно целое. Родство с балтийскими языками позволяет нам проследить многие формы языков славянских и лучше понять процесс их выделения из старого индоевропейского языкового единства. Для дальнейшей истории славянских языков драгоценны связи славян с финнами, скандинавами и тюрками – славянские слова, сохранившиеся у наших соседей в их древней форме, и то, как изменились слова, заимствованные нами у них, являются часто важнейшим историческим свидетельством, позволяющим нам восстановить процесс развития языка и датировать ряд лингвистических явлений.

Чрезвычайно загадочным остается то, как произносилась в старинных славянских языках буква ять. В русском языке она, видимо, различалась от «е», по крайней мере под ударением, еще в XV веке. Многие наивные люди искренне воображают и посейчас, будто они произносят ее ка-то по-особенному. Если бы на самом деле они не произносили самое обыкновенное «е», это было бы драгоценным уточнением для науки. Судя по тому, что в славянских языках в дальнейшем она дала или «е», или «я», и по некоторым другим данным, она должна была выговариваться когда-то как комбинация из «йота» и очень открытого «э», т. е. более или менее такого, как в английских словах «бэд» (плохой) или «мэн» (человек). Это, однако, никак нельзя считать бесспорным.

Позднейшие судьбы славянских языков были разными. Одни, как языки полабских и поморских славян, погибли и исчезли вовсе, и мы даже мало знаем об их характере. На выжившем языке лужичан сейчас говорят менее чем 200.000 человек. Зато русский язык – язык более чем 100 миллионов человек; вместе с украинским (41 миллион) и белорусским (10 миллионов) он составляет восточнославянскую группу языков.

Вся западная группа насчитывает только 38 миллионов (24 миллиона чехов, 3 миллиона словаков), а восточная 20 миллионов (сербы и хорваты 10 миллионов, болгары 6 миллионов, словенцы 1.7 миллиона, македонцы около миллиона). Итого, западные и южные славяне вместе дают примерно 60 миллионов.

Если бы попробовать в какой-то мере сделать оценку литератур, существующих на славянских языках, на первое место безо всякого сомнения пришлось бы поставить русскую, и сразу вслед за нею польскую, а потом с большим интервалом чешскую и литературы южных славян. Эти последние, впрочем, по чисто историческим причинам были задержаны в своем развитии и может быть о них еще рано судить.

«Новое русское слово», 22 ноября 1959, № 17048, с. 8.

Самый маленький славянский народ

Более века Россия являлась единственным независимым славянским государством, и лишь ее культура имела возможность свободного развития, теперь наличие Польши, Чехословакии, Болгарии, Югославии, как суверенных государств со своей индивидуальной литературой, со своим искусством, со своей наукой, представляется нам само собою разумеющимся и неоспоримым; но еще не так давно все они были скованы и лишены нормального национального существования. Правда, горько писать это в момент, когда надо всеми славянскими землями, да и надо всей восточной Европой, сгустилась мгла коммунизма; но будем надеяться, что придет время, когда она для них, как и для России, рассеется словно наваждение.

Единственным славянским племенем, которому не удалось ни создать собственного государства, ни войти в состав какого-либо славянского объединения, осталась, самая маленькая славянская народность, имеющая в научной литературе несколько имен; немцы дали ей название вендов, они же себя именуют сербами, хотя у них и нет ничего общего с сербами балканскими, но имеют для себя и другое, несколько более удобное, ибо менее двусмысленное наименование – лужичане. Населенная ими территория входит сейчас в состав восточной Германии, в областях прежних Саксонии и Пруссии, вокруг двух главных городов, Бауцена или Будышина и Котуса. Свою страну они называют Лужица (отсюда немецкое Лаузиц) и делят ее на две части: Верхняя я Нижняя Лужица.

Корнем этого странно звучащего для русского слуха названия является слово «луг», и оно означает примерно «луговина», в честь просторных полей здешнего в целом покрытого лесами района. Нижние лужичане столь же красноречиво называют свою родину, которой некий дают имя Шпревальд, «Болота». В самом деле, тут, среди сети рек и речушек с их рукавами, на влажной низменности, население живет как в Венеции или Голландии, и главным средством сообщения испокон веков и по наш день служит лодка. Эти леса и болота, недаром поминающиеся и в народном гимне лужичан, всегда служили им хорошей зашитой от врагов, и то, что они до сих пор не вымерли н не денационализировались, без сомнения, тесно связано с природой их края.

А туг есть чему подивиться! Не меньше как девять веков, почти тысячелетие, эта маленькая народность находится под властью самого жестокого врага славянства, немцев, всегда стремившихся всеми мерами уничтожить их самобытность: и вот все влияние великой мировой культуры германской нации, весь вес неумолимо жестокого прусского государства, многовековые усилия администрации, бюрократии, школы, разбились о жизненную силу и патриотизм этого миниатюрного славянского островка в тевтонском море.

Когда-то ведь почти вся Германия была славянской. Но почему изо всех гордых и сильных народов славянства именно лужичане остались, а все другие исчезли с лица земли? Ведь их слава была громче, численность часто больше, их государственные объединения прочнее… Однако, нет больше ни поморян, ни ободритов, а от руян сохранились лишь упоминания в истории и литературе. А это последнее племя было бесспорно замечательным: смелые корсары, они опустошали моря и наводили ужас на немцев и датчан, когда их корабли пускались в воинственные экспедиции с острова Рюген, где высились в городе Арконе исполинские статуи их языческих богов, предмет поклонения и паломничества всех славян Германии. А. К. Толстой, интересовавшийся их историей, рассказал кое-что о них в своих балладах «Боривой» и «Ругевит».

Основательно разрозненные предки нынешних вендов, полабские славяне, были разбиты на такие племена: сербы, мильчане, нишане, гломачи и лужичане. Если теперь в языке лужичан есть два основных диалекта, верхнелужицкий и нижнелужицкий, то объясняется это тем, что верхние лужичане происходят от мильчан, а нижние от собственно лужичан. В настоящее время, однако, можно считать, что они говорят двумя наречиями общего лужицкого языка, который по своим характерным чертам стоит между польским и чешским, м. б. несколько ближе к польскому, хотя с чешским его сближает такая важная особенность, как неподвижное ударение на первом слоге. Общий консервативный и архаичный характер лужицкого языка выражается в сохранении им двойственного числа н аориста. Упомянутый выше конгломерат племен был с самого начала форпостом славянства на западе и принял на себя сразу же удар немецкого «стремления на восток», возникшего уже в X веке.

Предки лужичан, как и все славяне, любили мир, но умели за себя постоять. В 631 году их князь Дерван разгромил в Тюрингии франкского короля Дагоберта, а после того признал себя вассалом чешского короля Само. После 782 года Карл Великий воюет с лужичанами, а затем в союзе с их князем Милидухом против саксонцев. Постепенно, однако, в течение X века, лужичане, не имеющие прочной организации, попадают под власть немцев; особые жестокость и упорство проявил в деле этого завоевания маркграф Геро, полководец императора Оттона Первого.

Если бы с тех пор лужичане навсегда и непрерывно остались под игом немцев, весьма возможно, что они были бы столь же полностью германизированы, как другие славянские народности. На счастье для них, долгие века за их земли идет борьба немцев с поляками и чехами, и они много раз оказывались под славянской властью, начиная с польских королей Мешко Первого и Болеслава Храброго в X–XI веке, Болеслава Смелого и чешского Владислава Второго в XI веке. В 1319 же году чешский король Ян Люксембургский отвоевал Лужицу у бранденбургского маркграфа Вальдемара так прочно, что она оставалась под властью чешской короны долгий и счастливый период вплоть до XVII века. Император Карл Четвертый в 1356 году издал даже «золотую буллу», по которой все духовенство и все правящие в Лужице князья обязаны были знать лужицкий язык. К этому же времени принадлежит и первый памятник лужицкого языка в виде связного текста: присяга будышинских мещан на верность чешскому королю Юрию Подебрадскому в XV веке. Неудачным обстоятельством было для славян только то, что в XV веке в связи с развитием на территории Верхней Лужицы горного дела сюда нахлынула волна немецких колонистов. В целом, однако, средневековье не знало тут планомерного национального угнетения, тем более что значительная часть феодальных владельцев принадлежала здесь к славянскому племени.