Если мы говорим теперь о двух народах, но не следует забивать, что когда-то их было три. Но третьи из них, пруссы, навсегда исчезли из истории в тот период, о котором Мицкевич сжато и сильно сказал:
… тевтон
В крови язычников полночных искупался…
Германские рыцари стерли с лица земли эту ветвь балтийской группы народов, к большому ущербу для историков и языковедов. Добавочная жесткость судьбы к этому трагически погибшему племени состояла в том, что немцы сохранили имя Пруссии и «пруссаков», и оно стало в дальнейшем символом германского милитаризма, тогда как на деле является именем одной из его жертв.
Балтийские языки представляют собою самостоятельную ветвь индоевропейских, но имеют ряд курьезных особенностей. Одна из них та, что они в то все время находятся в близкой связи с языками славянскими, и как бы служат сохранившейся более древней фазой этих последних. Можно провести некоторую аналогию с отношениями между кельтскими языками и италийскими (как латинский, оскский, умбрский), тоже объединенными некоторым сходством; но там сходство было несравненно более отдаленным.
Некоторые ученые, главным образом немецкие, пытались оспаривать наличие близкого родства между балтами и славянами, но сравнение огромного большинства языковых корней ясно говорит за себя и прежде всего это касается самых повседневных и ходовых слов, которые обычно не бывают заимствованными. Возьмем несколько примеров из латышского языка. В числе названий частей тела: «галва» – голова, «руока» – рука, «сирдс» – сердце; названий животных: «валкс» – волк, «вавере» – белка (церковно-славянское «веверица»), «варна» – ворона; названий деревьев: «берзс» – береза, «лиэпа» – липа, «эгле» – ель. Не иначе обстоит дело и в области глагола: «дуомать» – думать, «суолить» – обещать (сулить), «страдать» – работать (любопытное изменение значения сохранившегося, впрочем, в русском слове «страда»).
Другая важная черта балтийских языков, и в особенности литовского, это их архаический характер. Не специалисту трудно понять, почему лингвисты с такой жадностью изучают литовский, язык маленького народа, не имеющий ни особенно блестящей литературы, ни большого политического значения – хотя, положим, и имевшего славное прошлое. Но для ученого этот язык – драгоценнейший памятник старины, раскрывающий нам многие догадки об истории и происхождении всей индоарийской группы, которые без его помощи остались бы неразрешимыми. Впервые записанный не раньше XVII века и ставший литературным лишь в XIX, этот язык по многим своим формам лучше сохранил древние особенности, чем санскрит с его тысячелетней давностью, не говоря уже о древнегреческом.
Так, литовское «чивас» бесспорно ближе к первоначальному арийскому слову, чем санскритское «джива», славянское «живой», или латинское «вивус». Все заставляет думать, что во многих случаях литовский язык просто удержал в измененном виде слова, которые арийцы употребляли на своей прародине, находившейся, по мнению одних ученых на Памире, а других в степях южной России. Родство литовского языка с греческим и латинским было подмечено еще в средневековье, и в объяснение ему возникла легенда о римском полководце Палемоне, будто бы когда-то завоевавшим этот район.
История впервые находит латышей и литовцев, живущими бок о бок на местах своего нынешнего расселения, но на значительно более широком пространстве. Они делились тогда, не считая упомянутых пруссов, на племена литвы и жмуди, из которых составились нынешние литовцы, ятвягов и голяди, частично слившихся с ними, а частично со славянами, и предков латышей: племена корсь, жемгала и летгола. Это последнее продолжает жить в теперешних латгальцах, язык которых сильно отличается от обычного латышского. Надо еще прибавить, что латыши в дальнейшем поглотили и ассимилировали финское племя ливов, следы этого процесса заметны и посейчас в диалектах Лифляндии.
Разница между этими мелкими племенами не была особенно ощутима, в их религии и наречиях было много сходства, и они легко могли бы слиться в один народ. Но судьба готовила двум ветвям балтийской группы разную участь. На севере балты граничили с финскими, а на востоке со славянскими племенами кривичей и дреговичей, предков современных белорусов. След этого остался в латинском языке, где русский и посейчас именуется «криэвс». Далее на юг их соседями были польские племена мазовшан и поморян. Воинственные литовцы постоянно нападали на своих славянских соседей, для грабежа, захвата пленных и земель, но поскольку те превосходили их культурой, одновременно шел процесс ассимиляции литвинов славянами. Что до латышей, те уступали в военном отношении русским, и на их территории возникали русские княжества.
В XIII веке напор тевтонов кладет конец независимому существованию латышей, а пруссы вообще истребляются. Зато литовцы, закаляясь к борьбе, создают мощное объединенное государство, и под руководством ряда талантливых вождей сопротивляются немцам так успешно, что те в конце концов оказываются бесповоротно отброшенными назад после сокрушительного поражения под Грюнвальдом в 1410 году, когда литовцы в союзе с поляками и русскими разгромили орден крестоносцев.
Религия литовцев была больше всего сходна с религией древних славян, но много имела общего и с язычеством у кельтов, римлян и индусов. Она была оформлена гораздо полнее, чем у наших предков. Святилище Перуна в Ромаве с верховным жрецом Криве-Кривейто было центром национальной жизни; человеческие жертвы через сожжение прочно входили в быт. Однако, несмотря на большую приверженность Литвы к старой вере, она быстро принимала мирным путем православие в результате сношений с русскими соседями.
Положение вещей изменилось с 1386 года, когда Великий Князь Литовский Ягайло[380] женился на наследнице польского трона Ядвиге и стал решительно вводить католичество в Литве. Дело осложнилось тем, что еще до того в состав Литвы вошли обширные области с русским исконно православным населением. Начиная с Миндовга[381], и в дальнейшем при Гедимине[382] и Ольгерде[383], литовцы захватили так называемую Черную Русь, затем Полоцкую Землю, и постепенно распространили свои пределы вплоть до Смоленска, а на юге овладели большей частью нынешней Украины.
Успехи, которых достигли в этом отношении литовцы, в особенности Ольгерд (по-литовски Алгирдас) объяснялись тем, что они сохраняли русские обычаи, не трогали православия, и являлись для подчиненных им территорий оплотом против татар. Многие князья принимали православие (Ольгерд в их числе), женились на русских княжнах и усваивали русские нравы. Случалось, правда, и такое, как с Миндовгом, который в 1246 году «принял веру христианскую от востока со многими своими бояр», потом по тактическим соображениям перешел в католичество, а еще позже вернулся обратно в язычество. Но во всяком случае языком двора и всего культурного слоя стал белорусский, а языком официальных бумаг – смесь церковнославянского с белорусским, которая осталась официальным языком Литвы вплоть до конца XVII века.
Даже и после того как Ягайло принял католичество и заключил унию с Польшей, положение не сразу изменилось. Существовало Литовско-Русское или Белорусско-Литовское государство, казавшееся не менее русским, чем Московское, и потому бывшее для последнего опасным соперником в объединении России. Опальные бояре имели привычку отъезжать в Литву, считавшуюся тоже православной, и где царил понятный им язык. Объединение России на базе Литвы стало невозможным лишь после того, как в XVI веке религиозный фанатизм, введение церковной унии и преследование православных перевернули положение дела и заставили православное население обернуть глаза к Москве за защитой. Отход от веротерпимости в Литве и Польше был в свою очередь результатом борьбы против реформации, чуть не захлестнувшей обе эти страны. Во всяком случае, России могла иметь в будущем иную историю, и быть может не менее славную… Но врал ли стоит жалеть о том историческом пути, который судьба нам предназначила.
Государственная уния с Польшей набросила на области с чисто литовским населением поверхностный лак полонизма. Высшее сословие и духовенство, все образованные классы говорили по-польски, и их литовский патриотизм ограничивался для них рамками областничества, любви к местным особенностям. Создавались странные комбинации: Мицкевич, величайший польский поэт всех времен, был видимо по происхождению белорусом, посвятил свои лучшие творения прославлению литовского племени и начал свою поэму «Пан Тадеуш» словами: «Литва, отчизна дорогая…»
Положение могло бы измениться выгодным для литовцев образом с переходом их земли под русскую власть. Антагонизм поляков против России делал для русского правительства логичным опереться здесь на туземный элемент. К несчастью, оно сделало тут тяжелую, непоправимую ошибку. Покровительствуя Литовскому языку, русское правительство попыталось в то же время, вопреки уже прочно установившейся традиции, заменить в нем латинский алфавит русским, и запретило издание литовских книг латинскими буквами. Это запрещение, продержавшееся с 1864 года по 1904 год, привело только к тому, что литовские журналы и книги стали печататься в Тильзите и пересылаться контрабандой в русскую Литву – и конечно, не содействовало популярности России.
Это не помешало литовцам проявить преданность России при начале войны 1914 года; их делегатами была оглашена в Думе декларация со словами: «История Литвы есть вечная кровавая борьба против господства тевтонов… Мы уверены, что наши кровные братья по ту сторону границы будут освобождены от германского ярма и соединены с нами, ибо истинное предназначение России всегда было служить освободительницей народов»… В процессе войны, однако, Литва оказалась захваченной немцами, оставившими по себе самую мрачную память, ибо старались выжать из населения все соки. После войны Литва довивается независимости. Любопытно, но перед Парижской Конференцией литовские представители подчеркнули, что отделяются от большевиков, а не от России, и что вопрос об отношениях с Россией они готовы рассмотреть посла конца большевизма. Новому государству лишь с трудом удается получить населенную литовцами область Пруссии с фортом Клайпедой (Мемелем), тогда как его историческая столица, Ингам, остается за Польшей. Верно и то, что Вильна стоит на земле, где господствует белорусский, а не литовский клык. Литва оказалась, таким образом, отброшенной в свои чисто этнографические пределы.