В силу особенностей исторического развития, литовский язык хотя и являлся языком доминирующего и победоносного народа, был отодвинут в тень сперва белорусским, а затем польским и латинским. В результате, первый крупный литовский поэт, Донелайтис[384], протестантский пастор, живший в германской части Литвы, появляется лишь в середине XVIII века (его поэма «Четыре времени года», главное его произведение, было опубликовано только в 1818 г.). Позже появляются поэт Майронис[385], драматург Видунас[386] и, пожалуй, лучший из литовских прозаиков Винцас Креве Мицкявичус[387], автор многочисленных произведений в различных жанрах.
Латышская литература и культура вообще развивалась в иных условиях. Тогда как история Литвы идет под знаком католичества и польского влияния, Латвии была подчинена немцам, приняла лютеранство (кроме Латгалии), и ее народ жил как крестьяне, а не как воины. Литературный расцвет и здесь был поздним, но поднялся, объективно говоря, выше чем у литовцев, поскольку может гордиться именами таких поэтов, как Райнис[388] и Скалбе[389], поэтессы Аспазии[390], романистки Бригадере[391] и ряда других талантливых авторов.
Кельты и их языки
Согласно статье Юлия Покорного в венском научном журнале «Ди Шпрахе», анализ географических названий Европы доказывает, что кельты существовали уже как особая ветвь индоевропейской расы не позже как за 1000 лет до Р. X. Когда они переселились с материка в Британию и Ирландию, они встретили там какой-то народ неарийского происхождения, с которым смешались, и который наложил свой отпечаток на их язык.
На основе антропологических данных, Покорный считает, что кельтам предшествовали на западных островах по меньшей мере три расы. Первая пришла еще сухопутным путем, до отделения Англии и Ирландии от континента, примерно за 6000 лет до Р. X. Это были высокие, широкоплечие люди, синеглазые, с русыми волосами, с прямыми носами и выдающимися вперед подбородками, тип которых хорошо сохранился в Ирландии.
Позже, в среднем за 2500 лет до Р. X. здесь появился другой народ, принадлежавший к средиземноморской расе, той же, которая была первым белым населением Северной Африки, народ низкорослых брюнетов. Его внешность лучше всего можно себе представить, глядя на современных валлийцев. Их легко отличить от первопришельцев по форме головы, так как они долихоцефалы (т. е. имели головы средней длины).
Третьим элементом явились высокие средиземноморцы, пришедшие через Испанию, Португалию, Бретань и Корнуэлс, и распространившиеся не только в Ирландии и Шотландии, но и вплоть до скандинавских стран. Это были тоже черноволосые и длинноголовые люди так называемого атланто-средиземноморского типа.
Наконец, в XIX веке до нашей эры, проникли на остров и осели в особенности в самой Англии, рослые люди, купцы и воины, круглоголовые, так называемого динарского типа. Если о культуре каждого из этих слоев мы еще можем судить, то об их языке определенных данных не осталось. Последняя группа (динарский тип) могла уже говорить на кельтском языке, но вероятнее, что он сам распространился на британских островах, и особенно в Ирландии позже, начиная с XVI века до Р. X.
Анализируя кельтские языки, Покорный находит в них свыше двадцати особенностей, которые сближают их с берберскими языками и с древнеегипетским (некоторые из этих черт проникли затем и в английский язык), из чего делают вывод, что предшественниками индоевропейцев были здесь именно представители африканской расы. Как на одно из самых типичных явлений в этом отношении, он указывает на слабо развитое употребление прилагательных и на склонность заменять их через родительный падеж существительного. В эпоху романтизма, под влиянием знаменитого апокрифа Макферсона «Песни Оссиана», этот оборот распространился в XIX веке во всех европейских литературах. Профессор Гуковский, лекции которого я слушал когда-то в Ленинградском университете, предлагал назвать его «генетивус оссианикус»; примером может служить у Пушкина (или, вернее, у романтического поэта Ленского!) «дева красоты», или, в «Кавказском пленнике», «дева гор».
У ирландцев сохранились легенды о таинственном племени «туата де даннан», жившем до них на Зеленом Эри, но которую из перечисленных выше групп их праздники имеют в виду, сказать трудно. Из кого бы ни составлялась, однако, смесь, легшая в основу нынешних народов ирландского, горно-шотландского, валлийского и бретонского (и ассимилировавшихся с англичанами мэнцев и корнвалийцев), она дала во многих отношениях блестящий результат. Ирландия была в раннее средневековье настоящим светочем Европы. Единственная западная страна, причастная не только к латинской, но и к греческой культуре за много веков до Ренессанса, она столетия служила рассадником христианства, и в ее монастырях создавались высокие художественные ценности. Одаренность кельтской расы в отношении литературы сказались в ряде таких писателей ирландского и валлийского происхождения, как Свифт, Шеридан, Вайлд, Конан Дойл, Меридит и многие другие Валлийские легенды о короле Артуре, о Тристане и Изольде имели столь длительный и живой успех в общеевропейской литературе.
Чем объяснить, однако, крушение блестящих культур Ирландии и Уэльса? (О Бретани и Шотландии надо говорить особо). Кельты не только проявляли всегда художественные дарования, изобретательность и воображение, но и были смелыми и стойкими воинами.
Трагедии кельтов – кроме неблагоприятной исторической обстановки, – содействовала черта их характера, общая со славянами: большая доза анархичности. История независимой Ирландии напоминает таковую России до варягов, выраженную известной формулой: «Порядка у нас нет…»
Только на короткий момент великий король Бриан Бору сумел соединить всех ирландцев под своим скипетром, и борьба между многочисленными королями, которые в междоусобных войнах призывали на помощь чужестранцев, облегчила проникновение сюда англичан. Король Лейнстерз Дермот обратился в 1169 году к королю Генриху Второму, и с этого началось завоевание Ирландии норманнскими баронами.
Если это означало крушение независимой Ирландии, то еще не означало ни в коей мере разрушения ирландской культуры. Еще до англичан в Ирландию не раз вторгались и отвоевывали себе в ней куски земли датские викинги, старые и упорные враги христианского Эрина. Но через несколько поколений они всегда неуклонно ассимилировались, начинали говорить по-ирландски, делались христианами, перенимали местные обычаи, и заражались местным патриотизмом. То же самое произошло и с первыми волнами норманнов и англосаксов.
В Ирландии существовал национальный литературный язык, единый по всей стране; и это в то время, когда вся остальная западная Европа писала только по латыни, а говорила на мелких диалектах.
Союз барда (поэта-певца), носителя национальной культуры, и феодала лежал в основе светской ирландской культуры, вплоть до начала XVII века. Распад этой системы нанес гаэльскому языку более страшный удар, чем само иноземное завоевание.
В Ирландии оставалась другая опора народной культуры и родного языка, в лице церкви. Но страшные преследования, направленные против католиков, вызвали фатальный разрыв традиций. Ужасный голод 1847 года и последующая эмиграция, сократившая наполовину число жителей Ирландии, ударили тяжелее всего по областям, лучше всего сохранившим ирландский язык.
С этого времени, парадоксальным образом, параллельно с незатихающей борьбой за национальное освобождение, выражающейся в именах патриотов, отдавших жизнь за свою идею, как Вольф Тон, Роберт Эммет, Роджер Кейсмент, Патрик Пирс и другие, идет процесс стремительной денационализации и утери родного языка.
Добившись в 1921 году независимости, Ирландия оказалась перед лицом абсурдного факта, что из числа ее жителей подавляющее большинство говорило на языке ненавистных завоевателей, и лишь около 250.000 на гаэльском языке, притом разбитом на множество различных диалектов.
С этого момента начался единственный в истории мира и интереснейший в лингвистическом отношении опыт. Возможно ли вернуться к раз оставленному языку? Сделать гаэльский язык обязательным к изучению в школе, официальным языком, наряду с английским, оказалось просто: остается сделать его языком преподавания и языком быта – это достигнуто в небольшой части страны. Есть литература и театр по-гаэльски, но английский продолжает главенствовать.
Совершенно иначе дело сложилось в Уэльсе. Остаток кельтской Британии, устоявшей в борьбе против саксонских завоевателей, он перешел под власть английской короны в 1536 году, когда на трон Англии взошла валлийская династия Тюдоров. Первые века после этого денационализация шла здесь еще быстрее, чем в Ирландии: высшие классы англизировались, низшие вели себя пассивно. Национальное возрождение возникло тут в среднем классе и кристаллизовалось вокруг методистской церкви, ставшей для валлийцев столь же национальной, как для ирландцев католическая.
В XIX веке в Уэльсе было издано больше книг по-валлийски, чем по-английски (8.425 к 3.188). Отвоевав себе место в церковной литературе, валлийский язык делается и языком художественной прозы, с появлением романов Даниеля Оуэна, и языком исторического исследования. Даже известный отлив, наблюдающийся с начала нашего века, не может быть ему очень опасен, так как его позиции основательно упрочены.
Положение Шотландского Королевства и Герцогства Бретонского было с самого начала иным, чем в Ирландии и Уэлсе. Там и тут в стране было большое иноязычное население – в одном случае саксонское, в другом французское – и столица находилась на территории чужого языка, быстро ставшего языком двора и высшей культуры.