В первой половине книги, Бережков «подводит итоги о руководителях ВЧК-ГПУ-ОГПУ Петрограда-Ленинграда с марта 1918 года по декабрь 1934 года»: За этот срок у руля питерской ЧК побывало 11 человек.
«Урицкий имел высшее образование, Бокий – незаконченное высшее, Яковлева закончила гимназию, остальные получили незаконченное среднее или низшее образование. Лобов не занимался ни в каком учебном заведении, он грамоте научился от отца.
Шесть человек (Антипов, Скороходов, Лобов, Бакаев, Комаров и Семенов являются выходцами из неустроенных крестьянских семей…).
Трагична судьба всех одиннадцати. Ни один из них не умер естественной смертью. Урицкий и Скороходов были убиты, остальные расстреляны во время репрессий 1937–1938 годов».
Что ж: собаке – собачья смерть! Но страшно, что эти люди, малообразованные, примитивные, бессовестные долгие годы вершили судьбами народа, творили свою волю как царь и Бог, – пока не постигла их заслуженная ими Немезида.
Судьбы и карьеры их рассказаны здесь сухо, серо и крайне сжато. На каждом шагу, – о том, как они кого-либо приговаривали к ВМН[250] (это у Бережкова эвфемизм для слова «расстрел»).
Язык автора корявый, почти малограмотный. Например: «В этот день в бюро пропусков на Гороховой 2, пришел молодой, приятной наружности и опрятно одетый молодой человек».
Курьезным образом, во второй половине, сочиненной в виде романа, стиль гораздо правильнее. Надо ли думать, что товарищ Бережков имел больше времени на отделку, – или что он пользовался чьей-либо помощью?
Ставимая им задача – доказать, будто после войны состав и правила у советских чекистов изменились по сравнению с прежним. Позволим себе не поверить; тем более, что текст ничем этого и не подтверждает.
На последней странице читаем:
«В органах государственной безопасности в основном работают лучшие представители нашего общества, потому что здесь проходит особо тщательный отбор».
Это уж – верх цинизма! Как бы плохо ни обстояло дело в современной России есть гнусная ложь утверждать, что в ней лучшие люди идут в палачи и шпионы.
Кстати, отвергнем миф, выдвигаемый тут и распространенный отчасти даже в эмиграции: будто советские шпионы чем-то лучше, чем, скажем, следователи или расстрельщики, работающие в КГБ.
Не только они ничем не лучше, но для нас, эмигрантов (как и для граждан свободного мира), были всегда гораздо хуже и опаснее, чем чекисты в СССР, расправлявшиеся со своими жертвами из числа тамошнего населения: они и сами убивали и похищали, и снабжали свое начальство в СССР сведениями, позволявшими ловить и истреблять врагов советской власти.
Каковыми мы были и остались, чем и гордимся!
В. Крючков. «Личное дело» (Москва, 1996)
Удивительны хрупкость и чувствительность психики советских оберчекистов! Казалось бы, это должны бы быть личности, если не железные, как товарищ Феликс, то по крайней мере наподобие турок, описываемых некогда Лермонтовым, то есть люди:
«С душой холодною и твердою как камень».
Ан глядь, они, едва попав в тюрьму, раскалываются и плачут как дети. Мы видели это в мемуарах Судоплатова, теперь наблюдаем то же в воспоминаниях Владимира Крючкова, «бывшего председателя КГБ СССР, члена просуществовавшего три дня Комитета по Чрезвычайному Положению (ГКЧП)».
Угодив в «Матросскую Тишину», матерый старый палач переживает: «60 лет свободы, честной, ничем не запятнанной жизни, и вдруг тюрьма!» А каково жертвам его учреждения приходилось?!
Остается пожалеть, что его, подержав недолго и в неплохих условиях в заключении, отпустили восвояси. Следовало бы – к стенке! Вот уж, доподлинно, служитель зла и враг народа!
Мемуары его написаны суконным языком по форме, а по содержанию – языком деревянным, большевицким, где правда неизменно выворачивается наизнанку.
Это заметно с первых же страниц, с описаниями тягостей жизни рабочих до революции (а уж и хорошую жизнь им, как и всем прочим, уготовили коммунисты!).
Чем дальше, то больше.
«К концу лета 1955 года я получил назначение на работу в наше посольство в Будапеште», где он и работал под началом Андропова. В Венгрии, оказывается, все было хорошо: и экономическое положение блестящее, и культура чудесно развивалась (что доказывается… большим числом выходивших там газет), а стоявший во главе страны Ракоши[251] был отличным, высоко гуманным человеком.
С чего венгры взбунтовались – диву даешься! Надо их революцию строго осудить (а мы-то ее считали святым, героическим делом…).
Однако учтем нижеследующее сообщение Крючкова о прошлом Имре Надя[252], игрой судьбы сыгравшего важную роль в восстании (о прошлом, вероятно, неизвестном его народу): «Надь, будучи агентом НКВД (псевдоним Володя), сделал ложный донос о якобы имевшей место антисоветской деятельности ряда венгерских эмигрантов (в эту группу попало более 200 человек). Многие из них были осуждены, а некоторые даже расстреляны».
Надь, долгие годы проживший в СССР, фигурировал, как теперь известно, в числе расстрельщиков царя и его семьи. Странная судьба была у этого человека!
В КГБ, куда он попал благодаря покровительству Андропова, Крючков занимался сперва делами разведки в иностранных государствах. Вот как он комментирует работу «разведчика»: «Ему суждено постоянно нарушать большинство библейских заповедей». Особенно советскому разведчику, добавим мы. Впрочем, не видно, чтобы именно этот пункт Крючкова сильно стеснял…
Он старательно отрицает участие коммунистов, в том числе болгарских, в покушении на римского папу. Только звучат эти отрицания как-то неубедительно.
В целях опровержения «мифа о жестокости и коварстве советской разведки», Крючков нам весьма некстати рассказывает историю о похищении перебежчика Артамонова, которого чекисты, схватив, захлороформировали и оставили несколько часов лежать на снегу. А он возьми, да и умри! Что, мол, не предусматривалось руководством: его надо было допросить. Бедняге повезло: он спасся от пыток и унижений… Но разве эта история свидетельствует о мягкосердечии советских шпионов и о гуманности их методов?!
Одно место в «Личном деле», касающееся советской агентуры за границей, привлечет наше особое внимание:
«У нас был один ценнейший агент, который работал на советскую разведку около 40 лет. Многое было сделано им для укрепления нашей обороноспособности. Он работал, не считаясь с большим риском, и при этом наотрез отказывался от какого-либо вознаграждения. Будучи в душе искренним другом Советского Союза, тем не менее среди своих сослуживцев и даже дома он слыл оголтелым антисоветчиком, в таком же духе воспитывал и своих детей».
Если бы не утверждение об отказе от денег (вставленное, быть может, для отвода глаз?) мы бы подставили сюда имя известного нам провокатора, действовавшего в Италии, Франции, и Германии, и сейчас живущего в богатстве и в почете на покое. У нас есть о нем материалы, собранные авторитетными лицами (включая покойного Р. Б. Гуля, редактора «Нового Журнала»). Со временем, мы поделимся ими, возможно, с читателями.
Теплые слова находятся у советского темных дел мастера для лидеров «социалистических стран», как Живков и Чаушеску. Мы их подвиги знаем с несколько иной стороны.
Владимир Александрович – горячий сторонник афганской войны и очень удручен, что она не была доведена до нужного конца. Необходимость и законность ее он аргументирует весьма своеобразно. Оказывается, в Афганистане пришли ко власти «левые экстремисты». Но разве СССР управляли не левые экстремисты тоже? И, во всяком случае, дело ли кремлевских вождей руководить внутренними делами суверенной страны (хотя бы и соседней)? Тогда почему бы не вмешаться в дела Франции, Бельгии или Испании (там мы, впрочем, уже и вмешивались… без успеха)? Кроме того, видите ли, у афганцев вошел в моду мусульманский фундаментализм; а он опасен для России, где тоже есть магометане. Непонятно, почему же Советы поддерживают наилучшие отношения с персами, у которых данный фундаментализм представлен в самых уж ярких формах?
Об Афганистане Крючков рассказывает небезынтересные вещи, вроде того как Советы организовали отстранение от власти Амина, который был сперва усыплен подкупленным поваром, а потом случайно (?) убит при штурме его дворца. Восторженно отзывается он о Наджибулле, недавно повешенном в Кабуле. По-видимому, афганцы по другому оценили его характер и поступки…
Увы! Судьбы России пошли не теми путями, какими хотелось бы автору разбираемой книги. И вот уже: «Более чем 70-летняя история советской власти стала изображаться как трагедия страны от начала до конца». То есть стала говориться правда! А что же иное можно об этой «истории» сказать?
Особое раздражение вызывает у заскорузлого советского функционера раскрытие секретов КГБ. Но оно идет, – и немало страшного и любопытного мы еще узнаем!
Свой взгляд (впрочем, типичный и для национал-большевиков наших дней) у бывшего вождя КГБ и на внешнюю политику «Российской Федерации». Он требует дружбы с красным Китаем и с красной Кубой, – любой ценой и во что бы то ни стало! И непременной враждебности с Японией (опираясь на якобы необходимость для нас Курильских островов).
Второй том посвящен главным образом ГКЧП. Попытавшись устроить государственный переворот, заговорщики – казалось бы, опытные люди! – вели себя удивительно глупо и неловко. Как ни оправдывать их поведение, – они предстают в самом жалком виде.
Конечно, и не могут быть умными людьми, искренне верящие (или продолжающие зачем-то притворяться будто верят?), что «Маркс, Энгельс, Ленин… Эти гении, титаны человеческой мысли, устоят и останутся гигантами».
Впрочем, Крючков – явно человек посредственного ума и малообразованный. До интеллигентского уровня этот советский выдвиженец далеко не дорос, оставшись образованцем, да и то не ахти каким.