Боханов отводит целую главу отношениям императора с его великим современником, Пушкиным. Он и прав. О них тоже чересчур много лжи уже сказано.
А ведь читая, например, письма Александра Сергеевича отчетливо видишь, что между этими двумя людьми взаимно ощущалась живая симпатия. Которую мелкая дрянь, вроде Бенкендорфа или Булгарина, могла лишь минутами затмить, но не в силах была серьезно поколебать.
Вот что удивляет в книге, это – отсутствие всякого упоминания о Лермонтове; как впрочем и о других блистательных писателях и поэтах того времени. Может быть оно отчасти связано с тем, что вообще очень мало говорится о шедшей на Кавказе войне с горцами, – хотя о действиях против турок и персов сказано достаточно.
Что до общей характеристики императора Николая Павловича, присоединимся к автору: он был в первую очередь рыцарем по натуре, и именно этим его поведение определялось, и в личной жизни и в политике. Как, между прочим, и Пушкин отметил тоже.
Разбирая введенную графом Уваровым триаду, Боханов верно определяет ее как парафразу «старого воинского призыва: “За веру, царя и отечество!”, с которым многие поколения русских воинов шли на поле брани».
Слова «православие, самодержавие, народность», определяемые как «теория официальной народности», выражают ту же самую мысль.
И они суть именно «русская национальная идея», которую теперь зачем-то ищут, хотя она многие века известна! – с которой наша родина росла и побеждала, и измена которой толкнула ее к гибели.
Подробно разобрано отношение царя к крепостному праву, отмену которого он неустанно готовил (и, может быть, провел бы удачнее, проживи он дольше).
Как резюмируется на страницах разбираемого труда, нельзя было допустить разорение и оскудение дворянства.
«Именно дворянство поставляло первых и верных слуг Государству Российскому, именно из этого сословия все монархи получали надежных, преданных помощников, именно дворянство первым откликалось на нужды страны, когда надо было идти на бой с врагами, защищая честь и независимость Отечества».
Отметим также оценку писателем выбора царем Николаем Первым своих сотрудников: он исходил целиком из их способностей и порядочности, не придавая значения их происхождению, в частности, этническому. Когда его упрекали в чрезмерной будто бы роли немцев в его окружении, он отвечал, что те ему верно служат.
А нужда в честной и умелой службе была велика! Россия стояла перед лицом тяжелых и важных проблем, – тогда как безумная измена декабристов лишила правительство помощи остро потребных культурных и подготовленных кадров войска и администрации.
А. Тюрин. «Правда о Николае I» (Москва, 2010)
Книга имеет подзаголовок «Оболганный император».
В анонсе мы находим такие уточнения: «Эта книга впервые отдает должное оболганному императору, неопровержимо доказывая, что его царствование было одно из самых великих и созидательных эпох в истории России».
Она как нельзя более своевременна; как факт, излагаемое в ней должно бы было быть давно сказано и принято.
Но, как констатирует автор: «На протяжение полутора веков Николай Первый изображался в виде коварного, жестокого чудовища, который вешает декабристов, мучает поляков, пытается отнять у турок Константинополь и Проливы, порет крестьян и душит таланты».
А. Тюрин обстоятельно опровергает сложенные о Николае Павловиче мифы, давая нам краткую историю декабристов, внешних и внутренних событий в России того периода, войн, которые ей пришлось вести с Турцией, на Кавказе, с польскими повстанцами, и, в завершение, с главными странами Европы.
А равно и подготовку к отмене крепостного права, стремительное проведение которой было экономически и политически невозможным, но которое мудрыми мерами царя постепенно приближалось и было осуществлено его преемником.
Мы находим здесь также обозрение жизни и политики Англии, Франции и других держав за тот же период и объяснение их тактики в отношении России.
Сочинение проникнуто русским патриотизмом и содержит резкую критику воззрений и действий левой интеллигенции, как дореволюционной, так и современной.
А. Песков. «Боратынский» (Москва, 1990)
Перед нами превосходная биография Е. Баратынского (будем уж придерживаться традиционного написания, вопреки автору). Ценность ее несколько уменьшается лишь тем, что она доведена примерно до половины жизни поэта, оканчиваясь на пороге его женитьбы, сразу после его освобождения от военной службы в Финляндии.
Мы здесь очень далеки от вульгарного социализма, весьма живучего, увы, в советском литературоведении. От него осталось, разве что, предубежденно отрицательное отношение к царям, Павлу I и Александру II (до Николая I повествование не доходит).
Ценность труда Пескова состоит, помимо прочего, в привлечении, – и частично воспроизведении, – массы документов, относящихся к жизни талантливого стихотворца, создателя «Эды» и «Гиеров», современника Пушкина, о котором тот всегда отзывался самым лестным образом, в использовании данных о нем, содержащихся в мемуарах его друзей и знакомых. Не забыта и литературная полемика, в коей он принимал активное участие.
Книга построена как художественное произведение, – «истинная повесть», – что делает ее доступнее и интереснее для читателей.
Впрочем, на наш взгляд, вставные новеллы принадлежат к числу наиболее в ней неудачного.
Баратынский, по преимуществу поэт мысли, в чем он сходен с Тютчевым, хотя и принадлежит к пушкинской плеяде, в целом меньше знаком читающей публике, чем многие другие, стоявшие в житейском отношении ближе к величайшему из их среды.
Тем более надо приветствовать впервые посвященный ему обстоятельный труд Пескова, и тем более желательно, чтобы автор продолжил свои изыскания, и рассказал нам о второй половине жизненной истории избранного им героя, – кстати – гораздо более счастливой и благополучной, чем первая.
И. Сурат. «Вчерашнее солнце» (Москва, 2009)
И. З. Сурат, наравне с В. С. Непомнящим, – наиболее авторитетные пушкинисты современной России.
Как она указывает в предисловии, в данной книге собраны главные ее работы за истекшие 20 лет, составляющие 656 страниц большого формата, с подзаголовком «О Пушкине и пушкинистах».
В числе разбираемых ею вопросов мы выделим статью «Пушкин как религиозная проблема» и «Пушкин о назначении России»; в которых автор далеко позади оставляет советскую пушкинистику с ее опротивевшими читателям трафаретами.
Для нее бесспорно, что для Пушкина декабристские увлечения его молодости были давно пройденным этапом, и он считал единственно приемлемым для России строем монархию, а также и то, что он все более сближался с убеждениями христианской веры, отходя от сомнений своей молодости.
Отметим, что религиозный дух вообще глубоко проникает концепции исследовательницы.
В частности, ее наблюдения над стихотворениями «Пророк», «Жил на свете рыцарь бедный» и «Родриг».
Интересны ее соображения о «Памятнике», о «Моцарте и Сальери», а также о переводе из Горация «Кто из богов мне возвратил»; отражающем дружбу поэта с Пущиным.
Большой раздел книги посвящен поэту Владиславу Ходасевичу как пушкинисту, чья деятельность оставалась малоизвестной в советской России.
Грустно читать высказывание писательницы об ослаблении у нас на родине интереса к Пушкину, и в связи с тем – изучения его жизни и творчества, каковые она связывает с расцветом технократической цивилизации, касающимся в наши дни отнюдь не только России.
Передадим ей слово:
«Процесс отчуждения от культурных ценностей прошлого связан не только с перипетиями исторической судьбы России. В этом отношении Россия пошла общим путем – общим для Европы, а может быть, и для всего мира».
П. Щеголев. «Помещик Пушкин» (Москва, 2006)
Известный пушкинист, Щеголев запятнал навеки свое имя несмываемым позором, сочинив грязный, мерзкий пасквиль, подложный «Дневник Вырубовой», полный чудовищной клеветы на Царя Николая Второго и его семью, – которые ныне заслуженно признаны святыми.
Поэтому неприятно рецензировать его, переизданные теперь в РФ работы, хотя бы и чисто научного характера.
Но постараемся дать о них объективный отзыв. В статье «Утаенная любовь Пушкина» он вполне убедительно опровергает гипотезу М. Гершензона будто бы таковой являлась княгиня М. Голицына и доказывает, что ею была М. Раевская. Справедливо отмечая автобиографические указания на нее в «Полтаве» в образе молодого казака.
В статье «Амалия Ризнич в поэзии А. С. Пушкина» он разбирает вопрос о том, какие стихи поэта посвящены его увлечению женой одесского негоцианта и делает ряд явно ошибочных заключений. Например, вопреки его мнению, дивное «Заклинание» безусловно навеяно именно ее образом. (Хотя оно и представляет собою, – чего Щеголев не знает или во всяком случае о чем не упоминает, – весьма точный перевод из Барри Корнуолла, английского романтика, которого Пушкин высоко ценил).
«Император Николай Первый и Пушкин в 1826 году» выражает несправедливо враждебный взгляд на царя и дает крайне тенденциозное и потому ложное изложение инцидента со стихотворением «Андрей Шенье». Негодяй Леопольдов пустил строфы из него в оборот под заглавием «14 декабря», представив осуждение французской революции как восхваление декабристов. Разоблаченный клеветник был за то осужден на каторгу; о чем Щеголев предпочитает умолчать.