Любопытны упоминания, что Ленин негодовал на «слишком мягкие» условия для капитуляции, которые Фрунзе предлагал белым в Крыму. Но ведь он зря беспокоился: все амнистии и условия сдачи, которые большевики своим противником предлагали, были на деле пустой бумажкой: соблюдать условия они и не думали!
Книга подробно освещает эвакуацию северной Белой армии, о которой обычно сообщается меньше, чем об отступлении и уходе за границу из Крыма и на Дальнем Востоке.
В остальном, она дает интересные сведения по многим важным и не потерявшим значения вопросам. Приведем названия иных глав:
«Путь социалистов-революционеров в эмиграции», «Деятельность российского общества Красного Креста». «Обзор переселения русских беженцев на Балканы», «Средние учебные заведения русской эмиграции», «Судьба русской Церкви в годы Гражданской войны».
Жаль, что эта последняя тема разработана только до 1921 года и не охватывает последующих расколов.
Выпишем из той же главы характеристику митрополита Антония Храповицкого: «Это был иерарх, который уже в 90-х годах XIX века оказывал большое влияние на ход развития русской церковности, вокруг которого аккумулировались живые силы Русской Церкви, главным образом монашества, и от которого получили духовный импульс многие крупнейшие русские иерархи и святители как в России, так затем и в эмиграции».
С. Волков. «На углях большого пожара» (Москва, 1990)
Читая эту замечательную работу, все время вспоминаешь И. Л. Солоневича. Не потому, чтобы мысли были те же, но потому, что они изложены с тем же блеском, с теми же оригинальностью и смелостью. Хотя мысли-то часто весьма простые, самоочевидные, и даже не новые; однако выразить их в наше время – достаточно трудно, и требует немало отваги и решимости.
Автор предпринимает, – особенно, в начале книги – то самое обезвздоривание, каким некогда занимался Иван Лукьянович: разбор и разрушение трафаретов левой интеллигенции (здесь они более вежливо обозначены как стереотипы), которые монотонно повторяются в печати и, к сожалению, оказывают сильное влияние на массы, причем равно в СССР, в эмиграции и во внешнем мире.
Он разоблачает, например, мифическое представление о старой России как о царстве дворянско-помещичьем, показывая непреложно, что большинство дворян к моменту революции не владели земельной собственностью; а значительная их часть, – и никогда, получив дворянское звание за военные или служебные заслуги.
Рассказывает он и то, что в Белом Движении было вовсе уж мало людей, обладавших поместьями или хотя бы капиталом; что фактически костяком добровольческой армии являлась молодая интеллигенция, облаченная в военную форму.
Не все главы книги имеют одинаковую ценность, хотя она вся целиком интересна и проглатывается с увлечением.
О красном терроре, начиная с революции и по наши дни, мы, в зарубежье, знаем подробно, и никаких для него извинений не допускаем. Посвященные его обличению страницы нужны, быть может, тем, кто провел всю жизнь под советским игом (хотя и то: неужели имелись такие, кто давал себя на сей счет обманывать?).
Много места отведено литературной полемике, в процессе коей Волков раздает удары как врагам, так и друзьям, – Евтушенко, Кожинову (который, тем не менее, составил сочувственное предисловие к его книге!) и Солоухину.
Несколько удивляет его атака против Т. Глушковой: все то, что мы из ее высказываний покамест знаем, было скорее симпатично. Во всяком случае, нужно быть основательно в курсе нынешней под-советской литературной жизни, чтобы по-настоящему понимать данные страницы.
Что писатель подметил совершенно верно, и что применимо не только к литературе, но и к политике, это причудливый и неустойчивый характер всех более или менее теперешних союзов, группировок и объединений на территории прежнего СССР: люди, сходящиеся в одних пунктах, часто расходятся в других, так что подлинного единомыслия у них отнюдь нет.
К числу основных идей Волкова принадлежат горячий патриотизм и забота о неделимости России. К несчастью, мы знаем, что за короткий срок, прошедший с выхода в свет его книги и по настоящий момент, расчленители добились серьезных успехов. Окончательных ли? Вот вопрос…
Опровержение русофобии и, как он сам выражается, «национального нигилизма» некоторых интеллигентских кругов русского общества составляет наиболее удачную часть размышлений автора.
Выпишем одно из его возражений своим идеологическим противникам: «Опорой и носителем тоталитарного сознания, как уже говорилось, в этих построениях предстает русское крестьянство. Но… крестьянство действительно поддерживало власть, но власть вполне определенную, конкретную – традиционную авторитарно монархическую власть “божьего помазанника”, освященную незыблемым моральным законом, высшим духовным авторитетом и вековыми традициями, а вовсе не всякую власть по принципу “что ни поп – то батька”… Если все дело в “мужиках-богоносцах”, то отчего бы это новый узурпатор так нехорошо с ними обошелся, изведя их под корень?.. Не совсем понятно, кстати, почему крестьяне, словно созданные для колхозов, никак не желали добровольно туда вступать?»
С. Волков. «Русский офицерский корпус» (Москва, 1993)
Сам автор так формулирует цели и задачи своей, безусловно, важной и ценной работы:
«До недавнего времени офицерский корпус русской армии рисовали обычно в мрачных тонах. Да и как иначе: офицеры были ядром, душой Белого движения, которое на полях Гражданской войны отстаивало идею великой России. В этой битве они приняли на себя главный удар, они же стали основным объектом красного террора. Лишь сравнительно небольшой их части удалось спастись на чужбине. Что ожидало их на родине, показывает судьба многих тысяч офицеров, поверивших на слово некоторым большевицким лидерам и оставшихся в Крыму, после эвакуации русской армии: почти все они были зверски истреблены».
Поэтому понятно, что: «Целенаправленно убивалась и память о них. Уничтожалось все, что было связано с “царскими сатрапами”».
Еще бы: «Русский офицер, с точки зрения идеологов новой власти, был просто преступником».
Автор задает себе вполне уместный вопрос: «Так что же и откуда мог знать средний “советский человек” о русском офицерстве, представление о котором формировалось под влиянием тенденциозных кинофильмов и такой же литературы?..» А о литературе этой он справедливо отмечает: «Усилиями целой плеяды “пролетарских писателей” от В. Билль-Белоцерковского[301] до Л. Соболева создавался карикатурный портрет российского офицерства как скопища негодяев и подонков – злейших врагов “трудового народа”».
Книга Волкова и призвана дать, в новых условиях, подсоветскому читателю правдивую информацию об истории российского офицерского корпуса, от его возникновения и вплоть до революции. И надо сказать, что он свое намерение сумел осуществить как нельзя более блестящим и обстоятельным образом.
Даже, казалось бы, сухие статистические и фактические данные изложены так, что читаются с не слабеющим интересом; а многое из них почти всем, кроме специалистов, будет новым и может порою оказаться полезным.
Предлагаемую им картину хорошо дополняют многочисленные иллюстрации, представляющие форму, ордена, вооружение и другие детали, которые трудно передать одними словами.
Насколько полно и тщательно разработаны в труде С. Волкова все аспекты разбираемого им предмета, можно судить по оглавлению: «Офицерство и общество»; «Путь в офицеры»; «Подготовка и обучение»; «Прохождение службы»; «Благосостояние и быт»; «Военные чиновники»; «Социальный облик»; «Идеология и мораль»; «Офицеры и русская культура».
Даже для людей вовсе неосведомленных после прочтения данной работы все главное и основное о русском дореволюционном офицерстве станет ясным и понятным. А в качестве справочника эти 370 примерно страниц могут служить бесценным поистине источником.
Сейчас, когда пытающаяся выйти из большевизма новая Россия ищет свое прошлое, – такие книги как нельзя более нужны и полезны.
Маяки на море жизни
В превосходной «Энциклопедии Гражданской войны» (СПб., 2002, 672 стр. большого формата) С. Волков собрал 3500 биографических очерков участников Белого Движения. Кое-кого я знал, и нахожу здесь их имена; другие имена ищу напрасно. Обо всех них не могу сказать ничего кроме хорошего. А некоторые сыграли в моей жизни важную роль.
С генералом А. А. фон Лампе я встречался всего несколько раз, обращался к нему по делам как к начальнику Русского Обще-Воинского Союза; и неизменно находил с его стороны благожелательный и внимательный прием.
Зато генерала барона А. Л. Нолькена я знал хорошо; был знаком со всей его семьей, женой (урожденной Пущиной), дочерью, внучкой… постоянно бывал у них в гостях в течение нескольких лет. Он был одним из самых благородных людей, каких я видел; представляя собой лучший образец старой России, русской аристократии и русских военных. Его рассказы о прошлом были незаменимы. Для меня явилась большим горем его смерть; его супруга скоро за ним последовала, оставив в моей душе чувство пустоты и лишения.
Отмечу, что он не любил, когда его называли фон Нольке (как это сделано в «Энциклопедии»), говоря, что его род шведского происхождения, и этой частицы никогда не употреблял.
В моей книге «Страшный Париж» я изобразил его, под другим именем, в рассказе «Бретонское благословение».
Был я знаком и с полковником Б. де Лобелем, часто посещавшим монархические собрания и активно участвовавшим в общественной жизни; бывал у него и дома, проводил порою вечера в компании с ним и с его женою.