Выйдя в Париже из лагеря для перемещенных лиц, я пошел в церковь на Дарю, и там встретил неожиданно для себя полковника М. Левитова, с которым был знаком по Берлину. Он пригласил меня к себе и позже познакомил с Гулем; а через Гуля я познакомился с Мельгуновым, потом и с Ефимовским. Так началась моя карьера как журналиста и мое участие в общественной деятельности.
А вот имени Н. Станюковича я в «Энциклопедии» не обнаруживаю; хотя в других работах Волкова и встречал. Поэт и журналист, работавший вместе со мною и в «Возрождении», и в «Русском Воскресении» и в других печатных органах, в прошлом младоросс, член Союза Конституционных Монархистов, он, в отличие от большинства парижских монархистов, принадлежал по убеждению к юрисдикции Константинопольского Экзархата.
Другое имя тоже я напрасно тут ищу: капитана А. Трингама, первого из русских эмигрантов (и это был как нельзя более удачный выбор судьбы!), которого я встретил, когда он служил переводчиком в испанской Голубой Дивизии в России, на Ленинградском фронте. От него первого я узнал о Великом Князе Владимире Кирилловиче, услышал вести о русских монархистах за рубежом… он во многом определил мой дальнейший путь.
Не нахожу я и имени полковника Толмазова. Курьезным образом, не помню его имени и отчества, хотя мы были хорошо знакомы. Но так повелось, что и я, и мой в те годы ближайший приятель Игорь Дулгов (впоследствии архиепископ Серафим Брюссельский), его всегда почтительно называли «полковник» (кажется, первым-то начал именно Игорь…).
Толмазову мне случилось сделать услугу. Он оказался после Второй Мировой войны без работы и в нужде. А я сотрудничал тогда в журнале С. П. Мельгунова и Сергей Петрович искал кого-нибудь, кто бы взялся его журнал продавать. Я порекомендовал ему Толмазова; тот стал продавать «Свободный Голос» у церкви на Дарю. Расхватывали как горячие пирожки! Еще бы: других антикоммунистических органов печати не было… Потом я ему доставил некоторые и другие журналы: издававшиеся Чухновым в Германии, газету «Вестник» из Аргентины («Нашей Страны» еще не было); стала выходить «Русская Мысль». Продажей всего этого, Толмазов смог сводить концы с концами.
К сожалению, через несколько лет он заболел и умер в больнице. Умный и порядочный человек, он был чужд староэмигрантским предрассудкам; его знали и любили многие из наших эмигрантов второй волны.
Встречал я иногда у знакомых и казачьего полковника М. Семенова, который был глубоко предан Владимиру Кирилловичу.
Пару слов о людях, с кем я лично не встречался.
Когда в Высшем Монархическом Совете произошел раскол, из него вышли Н. Чухнов и генерал И. Свищев, а я, как представитель ВМС на Францию, к ним присоединился (а потом занял тот же пост когда председателем ВМС стал протоиерей В. Салтовец). Свищев умер через много лет в США.
Н. Станюкович мне много рассказывал о своем кузене по фамилии Сукачев, и позже я в «Новом Русском Слове» читал серию интересных статей этого последнего. Он участвовал в установлении в Албании монархии, был полковником в албанской армии и позже жил в Италии.
Из пропущенных в «Энциклопедии» имен самое громкое, и чье отсутствие особенно странно, это – Колчак. Хотя помещен его портрет…
Будем надеяться, что последуют переиздания полезного и ценного труда Волкова с нужными дополнениями, а пока порадуемся его появлению в существующей форме.
Отмечу несколько досадных неправильностей в написании местных имен в «Энциклопедии». Сен Женевьев де Буа вместо Сент Женевьев де Буа; Катарро вместо Каттаро.
ОТ РЕДАКЦИИ: «Энциклопедия» была издана наспех какими-то прохиндеями из «Невы» и даже не просмотрена корректором. Они потеряли некоторое количество информации. Так, например, «выпал» Колчак и еще несколько из самых последних фигур. Посмотреть верстку автору не дали. Тем не менее, весьма полезно обнародование нескольких тысяч биографий белых воинов.
А. Кручинин. «Крымско-татарские формирования в Добровольческой Армии» (Москва, 1999)
Основной тезис автора в том, что во время Гражданской войны крымские татары, хотя отнюдь и не сочувствовали большевикам, в добровольцы шли относительно мало. Он, впрочем, отмечает, что были из них и добровольцы, и некоторые даже отличались храбростью и стойкостью.
Получается, с его стороны, как бы упрек коренному населению Крыма. Но причины происходившего он, на самом деле, сам же хорошо и объясняет.
Татары предвидели, что если они в массе поддержат активно белых, то, в случае поражения последних (а оно уже ясно намечалось), большевики расправятся со всею их народностью, вплоть до полного ее уничтожения. Которое легко было бы провести еще больше, чем, например, пресловутое «расказачивание», на полуострове, откуда бежать было бы трудно, и над татарами, которым более или менее невозможно было бы скрывать свою национальную принадлежность.
Напротив, они прямо говорили, что не возражают против мобилизации, считая, что тогда их ответственность с точки зрения красных была бы меньше: воевали, мол, по принуждению. Но мобилизацию так и не успели провести.
После же вторжения коммунистов в Крым, увидев окончательно их страшный лик, татары во множестве уходили в горы к «зеленым», объединяясь с укрывшимися еще раньше там белыми офицерами.
Однако тут уж борьба, с каким бы мужеством и упорством она ни велась, была безнадежной (и тем не менее продлилась целые годы…).
На события того времени бросают свет таковые более поздних лет. Во Вторую Мировую войну татары, так и не примирившиеся с советской властью, драться за нее отказались, и чуть не поголовно сдавались и переходили на сторону немцев (об этом интересно рассказывал, в качестве очевидца, сотрудник «Нашей Страны» Б. Ширяев в журнале «Часовой»).
С бойцами частей, сформированных из татар в составе германской армии, я много встречался позже в Париже – и самым дружеским образом. Их судьба была та же, что и у власовцев, и это одних с другими сближало. Хочу припомнить, в этой связи, что когда была организована встреча новой эмиграции с Великим Князем Владимиром Кирилловичем и его супругой, в помещении Русской Гимназии в Отейле, среди нас были, помимо русских, включая казаков и армян, два представителя от крымских татар.
Бесчеловечные преследования, устроенные кремлевскими тиранами, естественно, породили у их жертв яростное раздражение. Очень жаль, что оно принимает формы вражды к русским (но это легко понять).
Скажем еще, что нынешняя кремлевская олигархия не является ведь правительством настоящей России, национальной России, каковою была Российская Империя.
Вот если ей суждено возродиться, – будем надеяться, что все этнические конфликты на ее территории отпадут и уладятся.
Кручинин занимается, помимо татар, и другими мусульманскими отрядами у добровольцев, включая чеченцев, – которые отличались буйством и грабежами. Но это уже иной вопрос.
«Исторические портреты» (Москва, 2003)
Книгу нельзя читать без увлечения, без волнения и без нарастающей горечи.
Перед нами портреты титанов и героев. Врангель, Краснов, Шкуро, Кутепов, Дроздовский и другие. Отметим притом, что описывающие их историки, в особенности А. Кручинин, одарены немалым литературным талантом, – вещь при их специальности чрезвычайно ценная.
Отметим с похвалой и то, что они стараются о своих персонажах говорить хорошее, останавливаясь больше на заслугах, чем на грехах или ошибках.
Это особенно относится к Алексееву и Корнилову, которые, в силу своих взглядов, или подчиняясь року, участвовали в первых шагах революции.
От этого упрека свободны Врангель, Краснов или Кутепов, тем более люди, громко выражавшие свой монархизм, как Дроздовский.
Но их трагедия неумолимо проистекала от несостоятельности, и потому гибельности, принятого ими политического направления.
Нельзя было победить под лозунгом «Учредительного Собрания», глубоко чуждым и даже непонятным народу. Который мог красиво звучать лишь для узких кругов левой интеллигенции.
И это хорошо сознавали большевики, больше всего боявшиеся девиза: «За Царя!»
Но обманчивая либеральная фраза затемняла разум даже выдающихся людей как Деникин или Алексеев, для которых, вдобавок, прошлые обиды или несправедливости играли слишком большую роль и мешали им взглянуть на вещи с необходимой широтой.
Поразительные стойкость и мужество их кадров, дисциплина и воинское искусство, озарявшие их оружие, сходили на нет перед абсурдными песенками на тему о том, что: «Мы о прошлом не жалеем, царь нам не кумир»; выражавшими презрение к самым святым основам минувшего.
Если не за ту Россию, которую веками строили наши предки, включая и самих создателей, и участников Белого Движения, то за какую же?
«Учредительное Собрание» означало для народа продолжение керенщины, в которой он давно и заслуженно разочаровался.
Парадоксальным образом подавляющее и несомненное большинство белогвардейцев на деле боролось за правду, за восстановление монархии, – но они, а вернее сказать их вожди, эту правду боялись высказать и не отдавали себе отчета в том, что только она: «За Святую Русь», «За Царя, за Родину, за Веру!», была бы залогом их торжества над врагами.
Люди, повидавшие большевизм, массою становились на сторону белых; они знали, против чего они боролись.
Но история явственно свидетельствует, о том, что против не может служить знаменем борьбы; нужно идти за, – и громко о том говорить.
Стратегические промахи и ссоры между руководителями Движения, при всей вредности, не могли служить главной причиной неудачи: эта причина была неверная формулировка конечной цели.
В остальном, история сопротивления светлых сил России темным; грандиозных сражений и наступлений, тяжелых поражений и отступлений, и борьбы до последнего предела за остававшиеся пяди родной земли, долгая, содержащая немало загадочных пробелов, представляет для читателя жгучий интерес.