[12]. Гениальный, по нашим понятиям, скульптор, создавший диоритовую статую фараона Хефрена, или автор древнейшей деревянной статуи, известной под названием «Шейх эль-белед», ничем не отличались от других царских мастеров, изготовлявших алебастровые сосуды, деревянные ларцы, ювелирные украшения и другие предметы обихода для царя и его придворных. Этих мастеров нисколько не беспокоила безымянность их творчества[13]. «Подписные» работы впервые появляются, пожалуй, в Греции, и тогда же возникает слепое подражание их авторам.
Эти мысли привели Рамсиса к выводу, что художественное творчество — удел не только избранных, оно доступно практически каждому. Это весьма серьезная проблема в наши дни, когда машинное производство почти всюду вытесняет ремесло, что вызывает у современного человека протест, хотя чаще всего и неосознанный. Только этим можно объяснить тягу многих (к сожалению, подчас вырождающуюся в пустую моду) к старинным произведениям ремесла, которые, в противоположность стандартным изделиям, как бы хранят тепло человеческих рук.
Но как же возродить ремесло? Ведь исчезает-то оно потому, что ему все труднее удовлетворять потребности нашей повседневной жизни. Повторение старого никого не может устроить. Чтобы конкурировать с потоком дешевых, быстро меняющихся промышленных изделий, современное ремесло должно обладать собственной, только ему присущей эстетической ценностью.
Так родилась идея эксперимента в Харрании.
Поселившись в деревне, Рамсис и его жена стали приглашать к себе детей феллахов и показывать им приемы ткачества. Ребенку за каждую, пусть даже самую несовершенно сделанную им вещь платили небольшую сумму, чтобы малыш почувствовал ценность своей работы и не только он, но и его семья осознали, что это не игра, а серьезное дело, на которое можно положиться в будущем.
Кроме того, — улыбается Рамсис, — это избавило меня от проверки «отбывания» учениками часов в мастерской — процедуры, по-моему, унизительной и для проверяющего, и для проверяемых.
Он решил не разделять творческий процесс на предварительный этап — подготовку эскиза ковра — и собственно ткачество. Ведь ученик при слабом еще владении техникой будет занят лишь тем, чтобы как можно добросовестнее перенести рисунок, который он не сможет сделать без помощи учителя, на ковер.
— Даже подражание великим мастерам, — замечает Рамсис, — редко кого излечивало от посредственности, а чаще становилось ее причиной.
Другой заботой Рамсиса было уберечь детей от профессиональных эстетических влияний. Он нередко возил их по красивейшим местам страны, к морю, в города, где они гуляли по улицам, паркам и площадям, заходили в зоосад, но в музеи — никогда.
— Неужели, — вырывается у нас вопрос, — вы вообще никак не пытались руководить своими учениками?
— Мое участие в их творчестве заключалось лишь в том, что я обсуждал с детьми их замыслы, давал — но не навязывал — советы, предостерегал от подражания товарищам. Самое главное, что я стремился сделать, — это поддерживать в коллективе спокойную, веселую атмосферу, необходимую для творчества.
Итак, Рамсис утверждает, что не сыграл никакой роли в создании нового красочного и выразительного языка, которым говорят харранийские ковры. Он только обеспечил условия и возможности для раскрытия творческих задатков, имеющихся у каждого ребенка.
Большей частью мы видим на коврах сцены деревенской жизни — людей, животных, дома в окружении пальм. Встречаются и библейские сюжеты, но представленные так, будто дело происходит в современной египетской деревне. А вот отзвуки экскурсий по стране: изображения диких зверей, виденных в зоопарках, моря и морских рыб. Прелестны, бесчисленны в своих оттенках цвета этих ковров-картин. Все краски делаются тут же, из специальных растений. Когда закладывалась их плантация, Рамсису пришлось выписать кое-какие семена из самых отдаленных уголков земли. Для всех работ характерна какая-то особая раскованность, искренность. Ткачи из Харрании свободно, без претензий на «артистичность» передают свое видение мира — красочного и гармоничного.
Кроме изготовления ковров в Харрании занимаются «росписью» тканей в технике, напоминающей индонезийский батик. Мастера, часто дети, наносят на материал рисунок расплавленным воском, из лейки с узким носиком. После того как воск затвердеет, кусок ткани опускают в чан с краской, которая пропитывает открытые участки. Потом ткань высушивают, наносят следующий рисунок, вновь погружают в краску — уже другую. Эта операция повторяется столько раз, сколько цветов предусмотрено в композиции. Нужны большой талант, врожденное чувство цвета, воображение, чтобы представить себе, что получится от наложения одной краски на другую. Мастера из Харрании легко справляются с этой задачей. Напоследок ткань кипятят, воск с нее сходит — и перед вами сложные орнаменты, павлины, переливающиеся всеми цветами радуги, фантастические животные с оскаленной пастью и когтистыми лапами.
После кончины Рамсиса Виса Васефа дело продолжает его вдова, с самого начала принимавшая деятельное участие в эксперименте. Успех Харрании, в том числе и коммерческий (сделанные здесь ковры стоят очень дорого), вызвал в Египте целую волну подражательства. Поблизости, в местечке Кирдаса, где испокон веку изготовляли ткани ручным способом, тоже стали ткать настенные ковры с рисунками, очень похожими на харранийские. Однако это уже явная имитация. Ковер из Харрании не спутаешь ни с чем.
В саду-дворике рядом с домом Рамсиса и мастерскими устроена постоянная выставка произведений харранийских мастеров. В нескольких комнатах на простых глинобитных стенах развешано десятка два ковров — ярких, излучающих радость картин, демонстрирующих свойственную молодым ткачам непосредственность мировосприятия, безукоризненный вкус, чувство цвета и гармонии, которым можно научиться только у природы.
ЖИВУЧИЙ ПРЕДРАССУДОК — КОЛДОВСТВО
Вера в сверхъестественное, черную магию и колдовство продолжает бытовать во многих странах мира. Но, вероятно, нигде вера в сверхъестественные силы не имеет таких глубоких корней, как в Египте. Тяга древних египтян ко всему таинственному, их попытки решать самые различные жизненные проблемы с помощью сверхъестественных сил или умерших предков общеизвестны. С распространением в стране христианства, а затем ислама мало что изменилось Бывшие боги и духи превратились в джиннов и ифритов. Многие считают, что они обитают в древних храмах и гробницах. Почти все в Египте носят амулеты от болезней и дурного глаза. Особенно ценятся амулеты, которыми пользовались еще в древности.
Англичанин Эдвард Лэйн в своем интереснейшем труде «Нравы и обычаи современных египтян», недавно переизданном на русском языке (первое русское издание вышло в 40-х годах прошлого века), уделил немалое внимание суевериям и магии, распространенным среди египтян в его время (первая половина XIX столетия). Нимало не разделяя веры в сверхъестественное, Э. Лэйн приводит несколько слышанных им в Египте рассказов о «деяниях» магов. Но, пожалуй, самое удивительное, о чем он поведал, — это о его встречах с магом и попытках разгадать секрет его работы. «Маг, — рассказывает Э. Лэйн, — наливал в центр бумажного «магического» квадрата немного чернил и приказывал мальчику, выбранному из толпы уличных ребятишек, смотреть в чернила». Маг предложил Лэйну призвать кого-нибудь в видение мальчика — человека отсутствующего или умершего. Лэйн выбрал лорда Нельсона. Мальчик сообщил, что видит в чернильном зеркале человека в европейской одежде. «У него нет левой руки, — сказал он, но, вглядевшись внимательнее, поправился: рука у него лежит на груди». Лэйн пишет, что поправка придала его описанию еще большую достоверность, так как пустой рукав лорда Нельсона всегда был приколот к груди. Правда, это был рукав не левой, а правой руки. Тогда Лэйн спросил мага, каким видит мальчик изображение — как в жизни или в зеркальном отражении. Маг ответил, что в зеркальном. Затем мальчик довольно верно описал знакомого Лэйна, проживавшего в Лондоне. Лэйн уверяет, что никаких контактов между магом и мальчиком не было. Он пишет, что пребывает по этому поводу в недоумении и даже считает нужным выразить надежду, что этот рассказ не вызовет у читателя недоверия к остальным главам его повествования. Во всяком случае, свидетельство Лэйна говорит о том, что египетские маги и кудесники хранят много секретов своего искусства и работают весьма «чисто».
Это ремесло процветает в Египте до сих пор, пользуясь большой популярностью среди значительной массы населения. По подсчетам египетских ученых, верят в колдовство 96 процентов жителей деревни и 62 процента — городов. Газета «Ахбар эль-йом» сделала однажды такой логический подсчет: в Египте 47 225 деревень, в каждой из них непременно есть свой маг. Следовательно, в стране такое же число магов плюс еще те, кто проживает в городах.
В книге советского ученого и публициста А. М. Васильева сообщается, что широко почитаемому в Египте Ахмеду аль-Бадави приписывается такое самовосхваление: «Еще до моего существования я был кутбом и имамом; я видел престол и что поверх небес, и я видел божество, когда оно явилось. Я не имею другого учителя и образца для подражания, кроме пророка Таха (Мухаммеда)… Никто ни до меня, ни после меня не получил даже горчичного семени от обилия моей учености»[14].
Другой египетский святой, Ибрахим ад-Дасуки, якобы говорил о себе так: «Аллах показал мне, когда мне было семь лет, что находится в высях. Восьми лет от роду я прочел хорошо хранимую скрижаль. Девяти лет я раскрыл талисман неба и открыл в первой суре Корана букву, от которой люди и демоны приходят в смятение; четырнадцати лет от роду я был в состоянии двигать с помощью Аллаха находящееся в спокойствии, а движущееся приводить в состояние покоя.
Мухаммед дал мне власть над всей землей: над всеми летами и над дьяволами;