Нам не стоит даже пытаться отождествлять преемников Сесостриса: Ферона, Протея и Рампсинита – с историческими фараонами. Имя Ферон может быть созвучно слову «фараон», а Протей – термину «парути», появившемуся в эпоху Нового царства и использовавшемуся для обозначения двух дверей храма или дворца. Имя Рампсинит созвучно словосочетанию Рамсес-са-Нейт, «Рамсес, сын Нейт». В своих серехах или в одном из картушей цари нередко провозглашали себя сыновьями того или иного божества. Правители из Бубастиса почти всегда провозглашали себя сыновьями Бастет, один из Осорконов называл себя сыном Исиды. В зависимости от конкретной местности Рамсес считался сыном Сета, Хора или Птаха. Саисские цари, в частности Яхмес, нередко называли себя сыновьями Нейт, но в нашем распоряжении нет данных, свидетельствующих о том, что таким же образом поступил какой-либо из Рамсесов. Однако всегда существует возможность того, что будет обнаружен письменный источник, подтверждающий, что один из Рамсесов называл себя сыном Нейт.
Непонятно, почему Геродот поместил имена Хеопса, Хефрена и Микерина после царей, правивших позднее. Греческий историк, сохраняя верность себе, рассказывает о них занимательные истории, несомненно не имеющие ничего общего с историческими фактами. Масперо, вероятно, был прав, когда утверждал, что в историях, рассказанных Геродотом, отразились сплетни, циркулировавшие на улицах Мемфиса, среди членов греческой общины или самих египтян. Историческая традиция, в соответствии с которой два царя, построившие пирамиды Гизы, были жестокими деспотами, возможно, возникла еще в глубокой древности. В сочинении Геродота за именами трех известных нам правителей следуют малопонятные Асихис, Анисис и Сетос. Таким образом, мы приходим к выводу о том, что Геродот имел весьма расплывчатые представления об истории Египта до Псаммети-ха, да и вряд ли античные авторы, жившие позднее, хотя и могли использовать в своих трудах работу Манефона, обладали более обширными сведениями на этот счет. Усимара отделяет от Озимандия Диодора настоящая пропасть. Однако скучному и точному перечню фараонов, в котором на самом деле мы не нуждаемся, я готов предпочесть другие сведения, содержащиеся в произведениях античных авторов.
В целом античные писатели знали о религиозных празднествах и предсказаниях гораздо больше, чем о царях. Но наиболее яркое впечатление на них произвела глубокая древность самой древнеегипетской религии. Они осознали, что в Египте задолго до Троянской войны стояли храмы, где служили жрецы, и полагали, будто по этой причине данную страну следует называть матерью богов. Египтяне были первыми, кто начал проводить масштабные всенародные празднества, и греки позаимствовали у них некоторые обычаи. Хотя греки, впечатленные глубокой, по их мнению, древностью египетской религии, называли Осириса, Исиду и Не-фтиду (а также иногда Мина, Хора, Сета, Амона и Птаха) их местными именами, они предпочитали давать египетским богам имена греческих, причем не случайным образом, а проведя определенную логическую параллель. Правда, не всегда понятно, на чем она была основана. Царь богов Амон более или менее соответствовал Зевсу, а Хатхор, одна из покровительниц удовольствия, – Афродите. Однако греки не могли не знать о том, что порой Хатхор изображалась в облике коровы, женщины с коровьей головой или с рогами на голове. При этом у Хора, мстившего за отца, было очень мало общего с Аполлоном. Другие отождествления вызывают еще больше вопросов. Кому соответствовал Геракл – Хонсу или Херишефу? Для некоторых итифаллический бог Мин был эквивалентом Пана, для других – Персея. С другой стороны, Пана сравнивали с божественным покровителем Мендеса, считавшимся большим любителем женщин.
Из всех античных авторов больше всего о богах знал Плутарх. Он написал связный пересказ легенды об Осирисе, который египтологи считают очень ценным источником. В чем-то его версия мифа отличается от той, которую можно восстановить по Текстам пирамид, Текстам саркофагов и различным гимнам. Данное расхождение можно объяснить тем, что египетские тексты основаны на версии мифа, сложившейся в Абидосе, в то время как источник Плутарха находился в расположенном в центральной части Дельты Бусирисе, где культ Осириса появился еще до того, как распространиться по всему остальному Египту.
Греки и римляне, жившие задолго до Ювенала, до глубины души шокированного тем, что египтяне поклоняются священным животным, изумлялись, когда видели этих зверей. Автор «Сатир», не очень хорошо относившийся к Египту, ибо, вероятно, жил там в ссылке, считал то, что египтяне поклоняются животным, глупым, однако его предшественники говорили о богах в зверином облике с пониманием. Не следует забывать, что именно сведения о некрополе быков Аписов, содержащиеся в труде Страбона, помогли Мариэтту обнаружить Серапеум. Находка в ходе археологических раскопок огромной гробницы, заваленной телами мумифицированных ибисов, подтверждает содержащиеся в сочинении Геродота сведения о том, что этих птиц хоронили в городе Гермеса. Античных авторов очень интересовали причины, по которым египтяне стали поклоняться животным. Некоторые считали, будто зверей стали обожествлять потому, что те вызывали страх (однако это объяснение справедливо лишь в некоторых случаях). Другие предполагали, что одно конкретное божество стало отождествляться с определенным видом животных. Однако такое объяснение скорее осложняло проблему, чем помогало решить ее. Ближе всего к истине оказались Диодор и Плутарх. По мнению первого из них, военные вожди прикрепляли к своим копьям изображения священных животных, чтобы каждый видел, к какой общине он принадлежит. Плутарх полагал, что Осирис решил наделить каждое подразделение своей многочисленной армии отличительным знаком, представлявшим собой изображение какого-либо животного. Таким образом, звери постепенно стали объектами поклонения и начали считаться священными. Благодаря находке многочисленных сосудов и палеток, относящихся ко времени до воцарения Менеса, мы знаем, что у каждой родовой общины была собственная эмблема, помещавшаяся на высоком шесте, и что в историческую эпоху эти символы обозначали территорию определенного бога, а во многих случаях играли обе эти роли.
С египетскими географическими названиями греки поступали так же, как и с именами богов. Названия Мемфис, Саис, Танис, Тмуис и Сиена – это относительно правильные огласовки египетских слов Меннефер, Сау, Джани, Та-хут-бау и Суну, к которым было добавлено греческое флективное окончание. Другие топонимы были видоизменены и приближены к греческим или широко распространенным варварским названиям. Так, например, город Тахут-Ипет стал Фивами. Возможно, что подобное объяснение справедливо и для Вавилона, расположенного неподалеку от Гелиополя. Для передачи названий большинства египетских городов использовались окончание-поль (от слова «полис») и имя какого-либо бога или название животного, почитавшегося в определенной местности. Так появились Гелиополь, Диосполь, Афродитополь, Латополь, а также Иераконполь и Крокодилополь. Современным ученым пришлось решить двойную проблему: обозначить греческие названия на карте и соотнести их с египетскими. В некоторых случаях объяснить происхождение топонимов, например Анисис и Папре-мис, исследователям не удалось. Мы также не сумели найти египетский эквивалент названия Теренутис, хотя название арабской деревни, Таррана, свидетельствует о том, что этот топоним, сохранившийся до наших дней, очень древний.
Сведения о загробной жизни, которыми обладали античные авторы, были более или менее бессвязными. Они знали, что тела всех умерших подвергаются мумификации и что сложность этого процесса зависела от социального статуса покойного. В труде Геродота содержатся очень полезные сведения по данной теме, а также о выращивании зерна, различных ремеслах и странных обычаях.
В целом сведения, содержащиеся в трудах античных авторов, оказались весьма полезными для первых египтологов и до сих пор сохраняют свою значимость для ученых. Так как в настоящее время в нашем распоряжении имеются другие источники, ситуация несколько изменилась. Теперь мы не принимаем эти данные за чистую монету и проводим их тщательную проверку. В некоторых случаях мы вынуждены временно на них полагаться и можем делать это более уверенно, так как их правильность была установлена в некоторых аналогичных ситуациях.
Данные, содержащиеся в работах античных авторов, основаны исключительно на устной традиции. Ни один из них не читал иероглифику или иератику. Сведения они получали от египтян, говоривших на греческом языке, или от греков, живших в Египте и обладавших поверхностным знанием языка. В их сочинениях можно встретить небольшое количество правильно понятых ими египетских слов, например пиромис, которое можно перевести как «хороший, честный человек». Однако перевод целого предложения был далек от истины. Пять знаков: изображения ребенка, старика, ястреба, рыбы и гиппопотама – они переводили следующим образом: «О ты, тот, кто рожден и кто умирает, бог ненавидит чрезмерное насилие, ибо дитя олицетворяет рождение, а старик – увядание». Этот вариант прочтения нельзя назвать в корне неправильным. Слово месу, образованное от корня меси, действительно переводится как «ребенок», а изображение рыбы (слово бут) использовалось для обозначения чего-то вызывающего отвращение или запретного. Иероглиф с изображением ястреба, точнее, сокола, олицетворения Хора, мог служить детерминативом к именам богов. Помимо этого, следует признать, что записки Плутарха, а также приведенные им сведения о древнеегипетской письменности (по крайней мере, в целом) не очень помогали всем, кто интересовался этими вопросами, нащупать правильный путь. Даже в специализированном труде, таком как «Иероглифика» Гораполлона, содержалось такое большое количество предвзятых или полностью ошибочных суждений, что вряд ли оно может оказаться для нас полезным.
Еще жившие в эпоху Возрождения ученые интересовались историей Египта и фараонами и стремились разгадать значение иероглифов. Самым известным из этих пионеров стал иезуит Кирхер. На нескольких языках были опубликованы рассказы путешественников и описания памятников, а правители различных стран и представители знати стали собирать различные древнеегипетские предметы, считавшиеся в те времена диковинами. К концу XVIII в. было известно, что коптский язык, изучавшийся с XVI в., представляет собой последнюю ступень развития древнеегипетского и что оба они относятся к семитской языковой семье. Также было установлено, что символы, заключенные в картуш, обозначают имя царя и что курсивная форма письма произошла от иероглифов, выбитых на стенах древнеегипетских зданий и гробниц. Однако эти совершенно верные выводы были сведены на нет устойчивым мнением, будто иероглифы использовались для обозначения идей.