ыми кабинами на одного человека и очень удобными сиденьями, на которых водитель мог практически лежа управлять движением. Я с удивлением заметил, что там не было ни одного летательного устройства, или, может быть, я просто не разобрался, какие из них способны летать. А потому я задал этот вопрос Арджаву.
— Летающие машины! Было бы интересно, если бы кто-нибудь изобрел их. Но не думаю, что такое возможно. За всю нашу историю нам никогда не удавалось создать машину, которая смогла бы достаточно долго продержаться в воздухе.
Я был поражен столь странным недостатком в развитии их технологии, но никак не стал это комментировать.
— Ну вот, теперь ты видел все эти устрашающие механизмы, — сказал Арджав. — Неужели ты по-прежнему хочешь их использовать?
Но он, конечно же, считал, что подобное оружие мне совершенно неведомо. А ведь все это, в общем-то, не так уж сильно отличалось от боевого оружия, известного Джону Дэйкеру. А уж в снах моих появлялись и куда более странные виды оружия.
— Надо подготовить все это к бою, — сказал я ему.
Мы вернулись наверх и приказали воинам доставить оружие на поверхность.
Ролдеро уже удалось пробить одну из створок ворот, и пришлось выставить дополнительную артиллерию специально для их защиты, однако воины человечества напирали, и кое-где близ ворот уже завязывались рукопашные схватки.
Опускалась ночь. Я надеялся, что, несмотря на несомненный успех, с наступлением темноты войска людей все-таки отойдут на прежние позиции, дав нам тем самым время на подготовку. Сквозь пробитую в воротах дыру я видел, как Ролдеро отдавал приказания своим солдатам, явно надеясь закрепить достигнутый успех до наступления темноты.
Я послал к воротам подкрепление.
Я уже начинал сомневаться в справедливости моего собственного решения.
Может быть, Арджав был все-таки прав и это преступление — выпускать на волю столь могучую огненную силу? Но потом я подумал: «А не все ли равно? Лучше, наверное, уничтожить их всех и половину планеты в придачу, чем позволить им уничтожить красоту мира — элдренов».
Я даже как-то вынужденно улыбнулся собственным мыслям. Арджаву очень не понравились бы подобные рассуждения: они были ему совершенно чужды.
Увидев, что Ролдеро привел новые силы к прорыву в воротах, я вскочил в седло ближайшей лошади и ринулся на помощь защитникам.
Я выхватил свой ядовитый меч Канаяну, я издал свой боевой клич — тот самый, что еще совсем недавно так поднимал дух тех людей, которых я вел в атаку! Они услышали его и, по-моему, были несколько ошеломлены.
Я гнал коня, не разбирая пути ни среди своих, ни среди чужих, пока не оказался прямо перед самим Ролдеро. Он изумленно воззрился на меня и осадил коня.
— Станешь биться со мной, Ролдеро? — спросил я его.
— Ну да, предатель, конечно стану, — пожал он плечами.
И он, намотав поводья на луку седла и ухватившись обеими руками за рукоять меча, обрушил на меня удар такой неимоверной силы, что я еле успел пригнуться. Меч просвистел у меня над головой.
Повсюду вокруг нас у разрушенных стен Лус Птокаи люди и элдрены отчаянно сражались в меркнувшем свете — не на жизнь, а на смерть.
Ролдеро устал, наверное, устал сильнее, чем я, но бился он упорно, и мне так и не удавалось преодолеть его защиту. Его меч ударил меня по шлему, голова у меня закружилась, я обернулся и постарался тоже нанести ему удар. Мой шлем удержался у меня на голове, а вот его свалился на землю. Он совершенно поседел с тех пор, как я в последний раз видел его без шлема.
Лицо его побагровело, глаза сверкали, рот был угрожающе оскален. Он попытался ударить меня прямо в забрало, но я успел наклонить голову, и он, не удержавшись, завалился вперед, а я тут же направил меч ему в грудь. И ударил.
Он застонал, весь гнев, казалось, улетучился из его глаз, когда он, задыхаясь, прошептал:
— Ну вот, Эрекозе, теперь мы снова сможем стать друзьями… — и умер.
Я смотрел на него, скрючившегося в седле, и вспоминал его доброту, вино, которое он присылал мне, чтобы я мог заснуть, советы, которые он пытался мне давать. А еще — как он столкнул тогда мертвого короля на землю из седла. И все-таки граф Ролдеро был хорошим человеком. Хорошим человеком, которого ход истории заставил вершить злые дела.
Его черный жеребец повернулся и медленно потрусил прочь, к видневшейся вдали палатке графа.
Я поднял меч, как бы отдавая Ролдеро последние почести, а потом крикнул наступающим:
— Эй, воины Человечества, смотрите! Ваш Великий Герой мертв!
Закат догорал.
Люди начинали отступать, поглядывая в мою сторону с ненавистью, а я смеялся над ними, потому что напасть на меня они не решались — ведь окровавленный меч Канаяна был по-прежнему у меня в руке.
Один из них, однако, ответил на мои насмешки:
— Мы отнюдь не обезглавлены, Эрекозе, если ты надеешься именно на это! У нас есть наша королева, и она вдохновит нас на дальнейшие сражения. Она прибыла в лагерь, чтобы завтра стать свидетельницей твоего поражения!
Итак, среди осаждающих город была Иолинда!
Я несколько мгновений подумал и крикнул в ответ:
— Передай своей госпоже, чтобы она завтра прибыла к городским стенам. На рассвете. Для кратких переговоров.
В течение всей ночи мы трудились над укреплением поврежденных ворот и установкой нового оружия. Боевые машины были установлены во всех подходящих местах, а воины-элдрены вооружились автоматами и винтовками.
«Интересно, — думал я, — получила ли Иолинда мое приглашение на переговоры? И решится ли она прийти?»
Она пришла. Она явилась в сопровождении всех оставшихся в живых военачальников, сверкающих своими дурацкими доспехами. Сейчас эти блестящие латы казались особенно нелепыми перед лицом древнего оружия элдренов.
Одну из огромных пушек мы поставили жерлом вверх на самом виду — чтобы иметь возможность продемонстрировать ее чудовищные возможности.
До нас долетел голос Иолинды:
— Здравствуйте, элдрены! Здравствуй и ты, их любимец, их игрушка в человечьем обличье! Ну что, он уже многому у вас научился?
— Здравствуй, Иолинда, — сказал я, появляясь перед ней. — Ты, кажется, начинаешь следовать примеру отца и проявлять склонность к сварливым оскорблениям. Давай лучше не тратить времени даром.
— Я уже трачу время даром, — заявила она. — Сегодня мы намерены смешать вас с землей.
— Может быть, этого и не произойдет, — сказал я. — Потому что мы предлагаем вам мир.
Иолинда во весь голос рассмеялась:
— Это ты, предатель, предлагаешь нам мир! Да ты и должен был бы молить нас об этом! Но мира ты никогда не получишь!
— Я предупреждаю тебя, Иолинда, — вскричал я в отчаянии, — я предупреждаю вас всех, воины! У нас есть совершенно новое оружие. Оружие, способное уничтожить даже саму Землю! Вот, смотрите!
И я отдал приказ выстрелить из огромной пушки.
Элдрен-артиллерист выполнил мое приказание.
В жерле пушки послышалось глухое ворчание, и почти сразу оттуда вылетел ослепительный сгусток огня. Нам, стоявшим неподалеку, жар выстрела даже слегка опалил кожу, и мы отшатнулись, прикрывая глаза.
Пронзительно заржали лошади. Лица военачальников посерели, они хватали воздух ртами. Они с трудом сдерживали своих коней. И только Иолинда прямо сидела в седле, явно храня спокойствие.
— Вот чем мы ответим вам, если вы не согласитесь на мир, — крикнул я. — У нас таких больше десятка, а есть еще и другие, но не менее мощные. Есть и обычные пушки, способные, однако, одним выстрелом поразить не менее сотни человек. Что ты скажешь теперь?
Иолинда вскинула голову и посмотрела прямо на меня.
— Мы будем биться, — сказала она.
— Иолинда, — молил я ее, — ради нашей былой любви, ради твоей собственной жизни — прекрати бессмысленное кровопролитие! Мы не причиним вам вреда. Вы сможете вернуться домой — все! И до конца своей жизни жить в мире и спокойствии. Я говорю чистую правду.
— Мир и спокойствие! — горько рассмеялась она. — Мир и спокойствие рядом с оружием такой силы!
— Ты должна верить мне, Иолинда!
— Нет, — сказала она. — Люди будут сражаться до конца. Нам покровительствуют Великие Добрые Боги, и мы непременно победим! Мы должны положить конец этому колдовству, а сегодня мы видели самый отвратительный пример этого колдовства.
— Это не колдовство. Это научное достижение. Это точно такая же пушка, как у вас, только значительно более мощная.
— Колдовство! — теперь каждый тихонько повторял это слово. Эти дураки были действительно, пожалуй, самыми настоящими варварами.
— Если мы будем продолжать сражение, — сказал я, — то только до победного конца. Элдрены предпочли бы отпустить вас после того, как мы одержим победу. Но если мы одержим победу, я бы хотел очистить планету от вашего племени — точно так же, как вы поклялись очистить ее от элдренов. Используйте же свой шанс! Заключите с элдренами мир, будьте благоразумны!
— Что ж, если это так, то мы лучше умрем от ваших колдовских штучек. Но мы умрем — сражаясь! — заявила Иолинда.
Я устал убеждать ее.
— Что ж, тогда давай с этим кончать, — сказал я.
Иолинда погнала коня прочь от города, и маршалы ее отправились готовить свои войска к новому штурму.
Я не видел, как погибла Иолинда. В тот день их погибло так много.
Они пошли на приступ, и мы их ждали. Они оказались беспомощны против нашего оружия. Сгустки чудовищного огня, вырывавшиеся из жерл пушек, сметали ряды людей с лица земли. Стреляя в них, все мы в душе страдали от невыносимой боли: гордых воинов, могучих боевых коней, целые отряды людей выстрелы из наших пушек обращали в прах.
Мы поступили именно так, как они и предсказывали. Мы уничтожили их всех до единого.
Мне было так жаль их, когда они шли и шли на приступ: то поистине были сливки Человечества.
Потребовался час, чтобы уничтожить миллион воинов.
Один час.
Когда побоище было закончено, я преисполнился странным чувством, которое и тогда не мог описать и теперь классифицировать тоже не могу. То была некая смесь скорби, облегчения и триумфа. Я оплакивал Иолинду. Она была где-то там, в этой груде дымящихся костей и почерневшей плоти, превратившаяся в кусок пушечного мяса, утратившая всю свою красоту в один миг — как и жизнь, впрочем. «Что ж, хотя бы смерть ее была мгновенной, и это уже хорошо», — подумал я.