Фанфану, по сравнению с его норой в «Австерии», комната показалась королевской опочивальней. Два окна давали так много света, что мальчик ясным днем все время щурился. А ночью, когда Фанфан зажигал восковую свечу и стены комнаты терялись в темноте, ему представлялось, что он парит высоко над землей, как ангел ночи, и вокруг нет никого и ничего, только он на кровати, как на ковре-самолете, тумбочка со свечой и безбрежные небеса.
Фанфан потушил свечу, сел к столу и задумался, глядя в окно. Воздух над Петербургом очистился до полной прозрачности — приближалась осень, и полная луна катилась по небу, как свежеиспеченный пшеничный колобок по скатерти, не встречая на пути ни одной кочки в виде тучек. Свет луны сделал сад за окном совершенно сказочным и каким-то нереальным. Он посеребрил каждый листик, каждую травинку, и казалось, что на землю неожиданно упал иней, хотя на самом деле было достаточно тепло.
Мальчик думал о мсье Винтере. Фанфан ждал, что он появится в Петербурге, но даже не мог предположить, что это появление будет столь эффектным. Винтер словно вырос из-под земли. Наверное, подумал тогда восхищенный и напуганный Фанфан, его хозяин и впрямь знается с самим дьяволом.
Сначала Фанфан решил, что они познакомились случайно. Просто на постоялый двор дядюшки Мало заглянул очередной иностранец (который, кстати, выдавал себя за бретонца; он даже разговаривал с сильным бретонским акцентом, что, конечно же, было лицедейством), и ему понадобилось послать кого-нибудь из слуг старого пирата купить какую-то мелочь в ближайшей лавке. Естественно, выбор пал на Фанфана, большого любителя глазеть на путешественников и толкаться у них под ногами.
Впрочем, это невинная страсть глупого мальчишки, как думал дядюшка Мало, на самом деле была тонко рассчитанным ходом в игре, которую давно вел папаша Гильотен. Пользуясь знанием нескольких иностранных языков, Фанфан подслушивал пьяную болтовню клиентов дядюшки Мало, которым и в голову не могло прийти, что слоняющийся неподалеку грум-оборванец запоминает нужные ему сведения из их разговора, как монах слова молитвы.
А затем на сцене появлялись разбойники Курта. Или за дело брался сам Трипо, если оно было чересчур деликатным, требовало тонкого подхода и чтобы о нем мало кто знал.
Винтер не показался Фанфану ценным объектом (в его кошельке бренчала в основном медь и немного мелкого серебра и своим видом он напоминал тощее вымя выдоенной козы), поэтому мальчик невольно расслабился. И когда Винтер неожиданно обратился по-немецки, Фанфан дал маху — он ответил ему целым предложением на саксонском диалекте.
Интересно, но Винтер совсем не удивился, лишь высоко поднял брови и демонстративно улыбнулся, но ничего не сказал. А бедный подросток умчался на конюшню, забился в самый темный угол и начал хлестать себя ладонями по щекам, пока из глаз не полились слезы; он сильно боялся, что иностранец доложит дядюшке Мало о неожиданных способностях «глупого» грума. Однако Винтер, казалось, утратил к нему интерес и спустя сутки съехал в гостиницу.
Фанфан целый месяц дрожал, словно заяц, боялся появляться в центральных районах Парижа — чтобы не встретиться нечаянно с Винтером. Ему почему-то показалось, что странный господин, затянутый во все черное, знает всю его подноготную. Гипнотизирующий взгляд темных глаз Винтера проник внутрь Фанфана и заглянул во все уголки его души. Под этим взглядом мальчик почувствовал себя голым и беззащитным. Он был уверен, что если этот господин надумает его убить, то ему ничто не поможет, даже верный испанский нож-наваха.
Но постепенно все страхи грума улетучились (юность! она быстро залечивает любые раны, в том числе и морального плана), и Фанфан успокоился. Он решил, что Винтер, скорее всего, какой-нибудь штукарь — один из тех, кто выступает на площадях и дурачит своими фокусами наивную публику. Фанфан знавал одного такого «мастера». Это был еще тот пройдоха.
В конечном итоге случилось то, что должно было случиться. Винтер появился перед Фанфаном ниоткуда; как позже оказалось, это был его стиль — появляться и исчезать внезапно, притом в любое время дня и ночи. Иногда он приходил на встречу с Фанфаном весь в дорожной пыли, с глазами, красными от бессонницы. Выслушав доклад мальчика по интересующей его проблеме, он передавал ему плату за услуги (это было обязательно) и спустя несколько минут уже мчался на резвом скакуне в сторону Пиреней или еще куда.
Винтер положил мальчику руку на плечо и доброжелательно сказал: «Ну что же, молодой человек, нам пора познакомиться поближе. Пойдем…» И Фанфан подчинился этому приказу, замаскированному под просьбу. Его душа рвалась прочь от странного господина, как птица из силков, но ноги сами, помимо воли грума, шли вслед за Винтером.
Они пришли в гостиницу, где был накрыт знатный стол, и Фанфан впервые в своей жизни вкусно и сытно отобедал в обществе дворянина (а Винтер, несомненно, был из нобилей[71]) как равный с равным. А потом Винтер предложил Фанфану работать на него. Все сомнения и опасения мальчика на сей счет Винтер рассеял немедленно, передав ему как аванс два серебряных наваррских экю[72].
Щедрость и доброжелательность странного господина сразили Фанфана наповал. И он, не колеблясь, дал согласие быть тайным агентом Винтера.
Не по годам умный и сообразительный, мальчик быстро смекнул, что Винтер принадлежит к какой-то могущественной организации. Однажды Фанфан, отбросив опасения, проследил за контактами Винтера в очередной его приезд в Париж и увидел, что Хозяин (теперь подросток называл его только так) встречался с самыми разными представителями парижского общества — от дворян и священников до городского отребья. И все обращались к нему с большим почтением.
Немного поразмыслив, Фанфан пришел к выводу, что в мире есть только одна организация, сила и могущество которой, а также огромное влияние на людей не вызывают сомнений, — Общество Иисуса[73]. И похоже, мсье Винтер был в нем не на последних ролях.
А еще он понял, что их встреча не была случайностью. Винтер умел подбирать тайных агентов. Но вот откуда он узнал о существовании грамотного грума-полиглота, это для Фанфана было секретом.
После этого открытия мальчик дал себе слово, что будет выполнять все распоряжения своего главного хозяина беспрекословно. Нужно отметить, что и Винтер высоко ценил Фанфана, который обладал острым умом, был грамотен и мог проникнуть куда угодно. А потому платил мальчику не скупясь…
Задумавшись, Фанфан сразу не понял, почему в дальнем гроте, который хорошо просматривался из окна, вдруг стало совсем светло. А когда он наконец присмотрелся, то у него глаза полезли на лоб. В грот вплывало привидение!
Откуда оно появилось, подросток не заметил. Он лишь констатировал своим сильно смущенным умом, что в руках привидения мерцает огонек, благодаря которому одежда просвечивалась насквозь, являя наблюдателю очертания точеной женской (нет, скорее девичьей) фигуры.
Привидение исчезло так же быстро, как и появилось. Фанфан сидел ни жив, ни мертв. Он не был сильно религиозным (хотя бы потому, что солдаты Бурбонского полка в основном верили в вино и языческие амулеты, оберегающие их на поле брани), редко ходил в церковь и никогда не был на исповеди (так наказал Винтер — чтобы Фанфан случайно не сболтнул лишнее), но ночное видение неожиданно затронуло в его душе какие-то потаенные струны.
Очнувшись от временного ступора, Фанфан в страхе упал на колени и, запинаясь почти на каждом слове, довольно бессвязно залопотал слова какой-то совсем не канонической молитвы, обращенной к Деве Марии.
Несмотря на всю свою грамотность, он даже «Отче Наш» знал через пень колоду, потому что терпеть не мог святош и их молитвы. Это во-первых. А во-вторых, редко пребывающий в состоянии полной трезвости капеллан Бурбонского полка, учивший Фанфана Закону Божьему при помощи палки, совершенно непринужденно мешал слова молитв и крепкие выражения, поэтому мальчик боялся что-нибудь перепутать и старался помалкивать (или просто мычать), когда дело доходило до пения псалмов.
Глава 15
Глеб едва дождался, пока уснет Жук. А тот все ворочался и ворочался, тихо жалуясь неизвестно кому на жесткую постель, из-за которой у него болят все ребра. Глеб лежал с открытыми глазами тихо, как мышь, и не отводил взгляд от прикрепленного над камином анка.
Увы, крест больше не светился. Возможно, в первую ночь у Глеба случился обман зрения, а может, причиной свечения была странная девица на белом коне. У нее оказалась настолько сильная энергетика, что Глеб ощущал ее в виде покалываний на поверхности кожи — словно в тело впивались мириады очень тонких игл.
Вспоминая облик девушки, он вдруг понял, что Жук прав — из-за нее и впрямь можно сойти с ума и наделать массу глупостей. Она сидела далеко от Глеба, и тем не менее флюиды потрясающей сексуальности, волнами исходившие от таинственной незнакомки, вмиг разбудили его чресла, и он устыдился своих скабрезных мыслей.
Наверное, и девушка что-то почувствовала. Уходя, она посмотрела на Глеба долгим пристальным взглядом, в котором он заметил острую заинтересованность. При этом ее прозрачные голубые глаза вдруг потемнели и сделались синими, цвета васильков. Странно, но Глеб выдержал этот взгляд совершенно спокойно, не отвел и не опустил глаза вниз, хотя и ощутил как НЕЧТО пытается забраться к нему в голову, чтобы прочитать его мысли.
«Надо бы познакомиться с ней поближе… — думал он, облизывая мгновенно пересохшие губы. — Использовать принцип петуха, который гонится за шустрой курочкой — может, и не догоню, но хоть согреюсь. Похоже, она или весьма необычный деревенский фетиш в живом виде, или обычная ведьма. Да, ведьма! Я, конечно, человек вполне цивилизованный и, вроде бы, не должен верить в разную чертовщину, но в жизни мне довелось повидать много чего такого, «что и не снилось великим мудрецам от науки» — если немного перефразировать Шекспира. Современный человек по своей сути — примитивное существо. Цивилизация надела ему шоры на все органы чувств; он не видит дальше окна своей квартиры, не слышит, как шепчутся деревья в сумраке ночи и тихо-тихо звенят на рассвете травы, напоенные росой, его обоняние не в состоянии разложить запах на сотни составляющих (хотя у него есть такие природные возможности), потому что эту способность у него отбила вонь горелой резины, выхлопных газов и разлагающихся отбросов на мусорных свалках… Итак, резюме: с этой дамочкой нужно держать ухо востро. Она, судя по всему, дитя природы, и мне с ней будет тяжело тягаться. Бди, парень! Ладно, все это мудрствования, не имеющие никакого отношения (по идее!) к настоящему моменту. Кто таков этот Виктор и что ему от меня нужно?..»