Виктор резко оборвал предложение, но его волчий взгляд был красноречивее любых слов. У Глеба внутри словно что-то оборвалось.
— Подумайте, — после небольшой паузы продолжил Виктор. — У вас есть сутки для принятия решения. Спокойной ночи… — В его голосе вдруг прорезалась издевка.
Глеб не ответил. Его внимание привлекли два огненных глаза, которые глядели на него из прибрежных зарослей. Присмотревшись, Глеб понял, что это волк деревенской амазонки. Поняв, что его заметили, волк оскалил внушительные клыки (но не угрожающе, а доброжелательно, словно улыбнулся) и бесшумно исчез.
Тихомиров-младший перевел дух и посмотрел на Виктора. Однако увидел уже не лицо собеседника, а его спину. В задумчивости опустив голову, Виктор неторопливо поднимался на пригорок, где темнели сонные избы.
«Поговорили, — подумал Глеб. — Тайное свидание, как в романе. Два заговорщика. Подписанты договора, который не состоялся. А может, и впрямь нужно было согласиться на предложение Виктора? Действительно, зачем лезть в чужой монастырь со своим уставом? Тем более, что Виктор предлагал такие шикарные отступные…»
Глеб не заметил, как в мысленном споре с самим собой дошел до «терема» бабы Глаши. Во дворе, на завалинке, сидел Жук и курил.
— Не спится? — спросил Глеб.
— Угу… А ты чего по ночам шастаешь?
— Дышу свежим воздухом. Променад…
— Ври больше. Зачем темнишь?
— С чего ты взял?
— Глеб, не держи меня за лоха! Я все видел и слышал.
— Следил?..
— А ты как думаешь?
— Думаю, что ты начал позволять себе чересчур много, — резко ответил Глеб. — Ты, похоже, забыл, кто главный в нашей экспедиции.
— Да ладно тебе, не заводись… Я всего лишь хотел тебя подстраховать. Даже ствол захватил с собой. Мало ли чего. Места тут дикие, народ странный…
— Хочешь, чтобы я поблагодарил тебя за твои великие труды?
— Не нужны мне никакие благодарности! Только я считаю, что от предложения того мужика грех отказываться. Брюлики так светились, что даже я увидел, несмотря на расстояние. Большие… Это же сколько «зелени» можно поиметь! Я ведь говорил тебе, что мои дела оставляют желать лучшего. А так продадим колье, распилим бабло согласно нашей договоренности, и мне вполне хватило бы деньжат, чтобы купить новую тачку и чтобы в следующем году выйти в «поле» с полной экипировкой.
— Извини, дружище, но у нас с тобой разные весовые категории. Тебя интересуют пенки от варенья, а меня — сам продукт. Подачка этого Виктора — элементарная разводка. Нашелся… мультимиллионер из Муходранска… пардон — Жмани… — Глеб презрительно хмыкнул. — Не знаю, какую игру он затеял, но думаю, что впереди нас ждут большие открытия. Так что пусть засунет свои брюлики… сам знаешь куда.
— Думаешь, что у нас выгорит что-то крупное? — хмуро спросил Жук.
— Зуб даю, Антоха! А теперь спать. Спать! Скоро утро…
После завтрака Глеб пошел искать Антипа. Деревня по-прежнему казалась опустевшей. Но теперь Глеба уже не удивляло отсутствие детей — почти все жители Жмани оказались преклонного возраста. Или, по крайней мере, не детородного. Лишь юная амазонка была приятным исключением, но подходящего ей парня не наблюдалось.
«Может, они и впрямь все здесь вурдалаки? — думал Глеб с неприятным томлением в груди. — Пили кровь жителей окрестных деревень, пока всех не извели. Насколько мне известно, — понятное дело, из сказок и фантастических историй — подобные типы не могут иметь потомства. Тогда понятно, почему раны Антипа так быстро зажили… А что если и впрямь все это правда? Что если мы с Жуком присутствуем тут в виде хранилища свежей крови для предстоящего сатанинского обряда с последующим пиршеством? Бр-р! Не верю! Не может такого быть! Глупости… Не могла баба Глаша сделать такую подлянку близким людям. Хотя… кто знает. Может, она ненавидела своего мужа (эка невидаль! такие проблемы существуют сплошь и рядом) и свою ненависть перенесла на его родственников. И тогда получается, что Виктор — наш спаситель. Совсем я запутался… А, будь, что будет!»
Долго искать Антипа не пришлось. Он нарисовался как тот Сивка-бурка, вещая каурка — по желанию трудящихся. Не успел Глеб додумать свою мысль, как из-за ближайшей избы вышел оживший «покойник» и бодрым шагом направился к Глебу. Было в нем что-то угодливое, лакейское — типа «Чего изволите?», которое Антип старательно прятал, но выражение глаз и время от времени прорезающиеся стальные нотки в голосе навевали на мысль о его пролетарско-большевистском происхождении.
Такие с виду добрые, покладистые и угодливые кухаркины дети и кабацкие половые могли недрогнувшей рукой прострелить башку кому угодно — и классовому врагу, и соседу по коммуналке, и просто случайному прохожему, не вовремя или в неположенном месте решившему перейти дорогу.
Их гложет вечная обида на всех и вся. Им все должны, а они — никому и ничего. Эта обида обычно глубоко упрятана, но если она, дождавшись своего часа, вырвется наружу, то пощады не жди. Отсюда происходят и так называемые «немотивированные» убийства. Сидел человек в приятной компании, ел, пил, смеялся, веселился, ни с кем не ссорился, а затем вышел на кухню, взял кухонный нож и недрогнувшей рукой вонзил его в сердце хозяина квартиры, своего приятеля.
Зачем? Почему? На этот вопрос не могут ответить ни сами преступники, ни следователи. Но самое загадочное и страшное заключается в другом — показное раскаяние убийцы ни в коей мере не соответствует его внутреннему состоянию. Он не чувствует себя виноватым, а чья-то загубленная жизнь для него не более чем эпизод из какого-то пустяшного фильма. Раз посмотрел — и забыл.
— А баньку-то я уже истопил! — бодро сказал Антип. — Вовремя вы поднялись… Уже позавтракали?
— Не так, чтобы очень… — хмуро ответил Глеб, все еще находясь в плену неприятных ассоциаций и дурных мыслей.
Действительно, угощение, которое уже стояло на столе, когда они проснулись, сегодня никак не тянуло на полноценный завтрак — кувшин холодного квасу и две зачерствевшие лепешки. Похоже, тетки-кухарки вчера тоже маленько перебрали и прозевали зорьку. Впрочем, и аппетит у Глеба и Жука был не очень, так что свежий квас на старые дрожжи пришелся в самый раз.
— Это дело поправимое. После баньки откушаем, как должно. Вы готовы?
— Всегда! — подал голос и Жук, который при упоминании бани начал чесаться.
— Тогда пошли…
Жмань продолжала удивлять. Оказалось, что в деревне баня общая. Но какая! Она стояла прямо на реке, на сваях, — так, чтобы разогревшись, как следует, можно было с мостков сигать в воду. А зимой, наверное, во льду рубили большую полынью.
Само здание бани было не по-русски просторным и высоким. Правда, сложили его, как и деревенские избы, из толстых лесин. Но когда Глеб вошел внутрь, то открыл рот от изумления — внутри баня была отделана белым и розовым полированным мрамором!
Лишь стены и потолок предбанника и парной были обшиты тщательно подогнанными и хорошо ошкуренными досками из дерева неизвестной Глебу породы. Оно испускало чрезвычайно тонкий и приятный аромат. В самой мыльне стояли мраморные скамьи, а ее окна-витражи были широкими и пропускали много света. Топку строители бани вывели в отдельное помещение с отдельным входом. Судя по теплому мраморному полу мыльни, он обогревался системой труб.
— Ни хрена себе, сказал я себе! — прокомментировал увиденное Жук. — Да это лучше, чем Сандуны! Только душа нет. Краны с горячей и холодной водой — вот они. А шайки-то какие — супер! Гад буду, дореволюционные.
— Угадал… — Антип посмеивался, довольный произведенным впечатлением. — Тыща девятьсот пятый год. Спецзаказ. Выполнен на заводах Гардта. Медь.
— Неужто у революционеров выменяли на оружие? — не без ехидства спросил Жук. — Махнулись, так сказать, не глядя.
— Вам про то знать не надобно! — почему-то рассердился Антип. — Я вас оставляю, шуруйте тут сами…
Такого удовольствия Глеб не испытывал уже давно. Его так и подмывало выбежать из бани и броситься в реку, но он постеснялся, хотя баня стояла на отшибе, а вокруг не было ни души. Пар был потрясающим, а все усиливающийся аромат деревянной обшивки бодрил похлеще доброго вина. У Глеба даже голова начала приятно кружиться.
После пятого захода в парилку Жук сдался.
— Все, амба, — сказал он, разлегшись на мраморной скамье. — Иначе умру от полного кайфа прямо здесь. Такого блаженства я давно не испытывал.
— Кто бы спорил… — Глеб вылил на себя шайку холодной воды и от наслаждения крякнул. — Пивка бы сейчас…
— Ну… С пребольшим удовольствием.
— Тогда вставай, хватит ночевать. А то у меня уже кишки марш играют. Антип, вроде, обещал накрыть поляну.
— Уже готово! — раздался веселый голос Антипа, который заглядывал в приоткрытую дверь. — Ждем-с…
На столе в предбаннике было так много еды и напитков, словно их заготовили на Маланьину свадьбу.
— Это что? — спросил Глеб, указывая на широкогорлый запотевший кувшин.
— А ты испей и потом попробуй отгадать, — хитро сощурился Антип.
— Ну-ка, ну-ка… — Глеб налил полную кружку.
Ему было все равно, что пить, — квас, сухое вино или компот — лишь бы напиток был попрохладней. Глеб приложился к кружке, и жидкость ледяным потоком устремилась в желудок. Антип с интересом наблюдал за ним.
— Что скажешь? — спросил он, когда Глеб сказал «Уф!» и поставил кружку на стол.
— Супер! Думаю, что это местная разновидность эля. Крепости в нем, конечно, побольше, чем у настоящего английского напитка, горечи — поменьше, а вот вкус превосходный. Нужно отдать должное этому весьма приятному факту.
— В яблочко попал! Надо же… — Антип, похоже, удивился совершенно искренне. — Вообще-то, мы называем его медом, хотя это совсем не так. Это все-таки эль.
— А у него большой опыт по этой части, — со смешком сказал Жук и последовал примеру Глеба. — Да-а, вещь… — Он вытер пену с губ полотенцем. — Рецептик не подкинете?
— Чем и на чем писать будешь? — смеясь, спросил Антип.
— А я на память не жалуюсь.