бая текстура выкопанной картошки; обнадеживающий, но при этом почему-то печальный хруст рвущегося корня, который мы слышим, вытаскивая морковку. – Я кивнул, но он еще не закончил. – Стук яблока, упавшего с дерева на мшистую землю; цвет горошин в стручках, созревших и уже готовых вскрыться. Ворсистая внутренняя поверхность бобового стручка; то, как капли дождя ложатся на созревающий кочан капусты.
Он глубоко вздохнул и с улыбкой повернулся ко мне.
– Ладно, я закончил.
– Я согласен с тобой насчет овощей, – сказал я. – Только жители очень серьезно относятся к конкурсу. За тридцать шесть лет мы получили лишь одну близкую к «Спик и Спан» награду – премию «За заслуги» в 1997 году за глицинии миссис Понсонби. И то, мне кажется, нам ее дали, просто чтобы позлить деревню Мансел Лейси. И посмотри, что это такое?
Я указал на впадину на траве с моей стороны изгороди, и он перескочил через изгородь, чтобы повнимательнее посмотреть.
– Грунт осел, – сказал он, постучав задней лапой по негодной ямке. – Водой вымыло, наверное.
– Под нами гравий, – сказал я, – так что не думаю, что дело в этом. Да и ограда вон, похоже, слегка покосилась.
Я указал на одну из секций ограды, упавшей из-за перекоса. Она находилась прямиком на линии между ямкой и домом Кроликов.
– Я не понял, ты это на что намекаешь? – сказал Док, выпрямляясь во весь рост. – Ты думаешь это мы виноваты? Давай говори честно. Мы предпочитаем быть в таких вещах откровенными.
– Я думал… может быть, вы копаете?
Док показал мне свои лапы. Его ногти были в очень хорошем состоянии.
– Я похож на копателя?
– Я всего лишь пытаюсь помочь вам, – сказал я. – Жители только и ищут повод, чтобы пожаловаться.
– Пусть жалуются, – сказал он. – И давай кое-что проясним: мы никуда не съедем, Питер. Только лис или пистолет смогут выгнать нас отсюда.
– Лис? – спросил я.
– Где? – сказал Док, беспокойно заозиравшись по сторонам.
– Нет, я спрашиваю: ты видел в деревне лиса? – сказал я, внезапно встревожившись, что Старший Руководитель мог заинтересоваться Доком и Конни еще сильнее.
– Не видел, не слышал, не чуял, – сказал Док. – Они сменили лосьон «Хай-каратэ» на «Олд Спайс», когда мы поняли, что они маскируют им свой запах. Хитрые ребята, всегда на шаг впереди.
И мы оба ненадолго замолчали.
– Что ж, – наконец сказал я, – вы вправе жить там, где пожелаете. Только не говорите никому, что я это сказал. И, пожалуйста, ради всего святого, будьте осторожны.
– Кролики рождаются осторожными, – сказал Док, похлопывая меня по спине, – это наше преимущество. Ну а еще большой размер потомства, раннее половое созревание, короткий период беременности и удачное положение в экосистеме.
Он вынул свои карманные часы и посмотрел на них.
– Ну надо же, – сказал он. – Крикет уже начался. Что может быть лучше трескучего удара кожаного мяча о ивовую биту, чтобы завершить воскресенье? Стартовый состав кроличьей сборной против клуба Марилебона, матч будет что надо.
– Я думал, тебе не нравятся гладиаторские состязания? – сказал я.
– В крикете даже близко нет ничего гладиаторского, – усмехнувшись, сказал он. – Это искусство, а не спорт. Ладно, увидимся.
И он одним прыжком перемахнул через изгородь в собственный сад, а затем влетел в свой дом через открытое окно. Раздался грохот – он приземлился на что-то тяжелое, – затем нецензурная брань и что-то вроде: «Какой дурак поставил здесь этот стол?», после чего я услышал, как Конни ответила: «Ты».
Закончив стричь газон, я вошел в дом, желая рассказать Пиппе о Маллетах, но она тем временем столкнулась с кое-чем необычным.
– Что ты об этом думаешь? – спросила она, протягивая мне телефон. – Я потеряла свой мобильник, и вот что мне отвечают, когда я на него звоню.
Я внимательно прислушался к доносившимся из трубки негромким повизгиваниям и фырканью, изредка прерываемым коротким шипением.
– Похоже на кроличий, – сказал я. – Тебе стоит попросить Бобби перевести.
– Знаю, – сказала Пиппа. – Я уже ее позвала. Вот, наверное, и она.
И действительно, снаружи раздались мерные удары, которые приближались к нам. Верная кроличьим привычкам – они считали двери не способом уединиться, а средством от сквозняков, – Бобби проскакала прямиком в нашу кухню.
– Доброе утро, мистер Нокс, – широко улыбаясь, сказала она. Ночные гуляния на нее явно никак не повлияли. – Привет, Пип. В чем дело?
Пиппа передала Бобби телефон, та несколько секунд внимательно слушала, а затем разразилась визгливым хохотом.
– Что смешного? – спросил я.
– Кто-то читает «Мадам Бовари» вслух, – сказала Бобби. – Сейчас у кроликов в моде французская литература, и телефоны часто воруют, чтобы помочь кроликам на производстве развеять скуку, дав им послушать шедевры Флобера. В конце читающий скажет, что, если вам понравилось, вы можете пожертвовать ему один фунт. В колониях чем только ни занимаются, чтобы заработать денег. А «Мадам Бовари» – один из любимых романов. Пикантный такой – знаете, из Эммы получилась бы неплохая крольчиха. Ну и, самое главное, это просто бесит АКроПаСК – они терпеть не могут не британскую литературу.
– Хорошо, – сказал я, – но что нам делать с телефоном Пиппы?
– Просто сообщите своему провайдеру. Они скоро их отключат. Погодите секунду.
Что-то привлекло ее внимание, и она прислушалась к телефону. Ее уши дернулись, и она поморщилась.
– Ух ты, – сказала она. – Родольф оставил письмо в корзине абрикосов. Любит? Не любит? Сойдутся? Не сойдутся? Ах… черт. Как неожиданно.
Она нажала «Повесить» и вернула трубку.
– Флобер никогда не надоедает, верно? Надеюсь, что они не звонили с вашего мобильника в другие колонии. У кроликов куча родственников, и они очень любят поболтать.
Она огляделась, затем ловко почесала ухо левой задней лапой, удерживая при этом равновесие на правой.
– Чую запах кофе, – сказала Бобби. – Можно попросить чашечку?
Я налил ей кофе, а Пиппа тем временем позвонила в службу поддержки «Водафона». Там очень заинтересовались, когда она объяснила, что в деле замешаны кролики.
– Меня соединяют с отделом по борьбе с мошенничеством, – прошептала она, прикрыв телефон рукой.
– Ты не хочешь еще раз встретиться с Харви? – спросила Бобби у Пиппы, когда отпила глоток своего кофе. – А то вы с ним вчера так хорошо поладили.
Пиппа быстро взглянула на меня, а затем грозно уставилась на Бобби. Та сказала:
– Упс, – и ее уши упали ей на спину с едва слышным хлопком. – Какой у вас интересный ремонт, мистер Нокс, – сказала Бобби, оглядывая нашу ничем не примечательную кухню, чтобы отвлечь меня от ее последних слов. – Вы сами подбирали дизайн или этим занималась ваша жена, которая бросила вас, потому что вы скучный?
– Не пойми меня неправильно, – сказал я, – но, если ты хочешь жить среди людей, ты должна понять, что нас злит или расстраивает. Говорить, что моя жена бросила меня, потому что я скучный, – это просто… грубо.
– У вашего прапрадедушки была шапка из моего прапрадедушки, – сказала она. – Это тоже вежливостью не назвать. А еще невежливо отказывать нам в гражданстве, хотя кролики живут в этих землях со времен Римской империи.
Это был хороший аргумент. Я происходил от выходцев из Мальты, а мама Пиппы была полькой. Бобби, наверное, была более коренной британкой, чем все, кого я знал. Даже Маллеты происходили от семьи де Мале, прибывшей сюда из Франции в четырнадцатом веке.
– Что ж, хорошо, – сказала Пиппа. Судя по всему, разговор со службой поддержки почти завершился. – Я буду ждать вашего звонка.
– Ладушки, – сказала Бобби, собираясь уходить. – Я поскакала. Забежишь к нам попозже, ладно, Пип?
Пиппа сказала, что зайдет, и Бобби махнула из кухни, пролетела через прихожую и очутилась снаружи, преодолев одним прыжком расстояние в пятнадцать футов.
– Они вообще двери не закрывают, да? – сказал я.
– У них странное отношение к преградам, – сказала Пиппа, когда я закрыл дверь. – Им нравится блуждать туда-сюда. Думаю, поэтому они считают противокроличьи сетки ужасной несправедливостью. Ты знал, что бетонный фундамент Мегакрольчатника уходит под землю на семьдесят футов?
– Кто тебе это сказал?
– Харви.
– Ах, да, – сказал я, довольный, что она сама завела о нем разговор. – Расскажи мне о нем.
– Харви вроде как милый и очень умный, – сказала она. Я заметил блеск в ее глазах, и передо мной вдруг словно замельтешили предупреждающие флажки. – Внешне он Лабораторный, но фамилия у него Мак-Лютиковый, так что на самом деле он Домашний.
Я мысленно хлопнул себя по лбу. Неудивительно, что у меня не получалось его найти. Он вообще не был Лабораторным кроликом. Впрочем, Безухий тоже не догадался, так что я чувствовал себя не таким дураком.
– Что самое классное, – продолжала Пиппа, – он не пытался ко мне подкатить и очень здорово танцевал.
Мне это совсем не понравилось. Харви Мак-Лютиковый скорее всего был связан с Подпольем, и, если так, Пиппа могла оказаться в серьезной опасности.
– Слушай, тебе не стоит…
Я затих. Я никогда не говорил Пиппе, что ей нельзя как-то поступать и кем-то быть, и я думал, что сейчас вовсе не время начинать это делать. Если ей нравился кто-то, подозреваемый в участии в запрещенной кроличьей группировке, то я не мог ей мешать… как бы глупо это ни казалось.
– Что не стоит? – спросила она.
– Тебе… стоит быть осторожнее. К межвидовым отношениям[49] все еще относятся с неодобрением.
В лучшем случае пары кролик/человек встречали с удивлением, в худшем – с отвращением. И хотя формально это оставалось незаконным, такие пары привлекали к ответственности все реже, вероятно, благодаря пламенной речи лорда Джефферсона в защиту его отношений с Софи Кролик, произнесенной во время ухода лорда с должности Генерального прокурора.