– Звучит так, словно есть какой-то подвох.
– Сообразительный ты наш. Дело вот в чем: у нас есть основания полагать, что у Констанции Кролик есть связи с Кроличьим Подпольем. Мы думаем, что она – подсадная крольчиха и ее задание – получить доступ к мейнфрейму Крольнадзора через тебя, дурачка.
Раньше я об этом не думал. И подобное казалось неправдоподобным по одной хорошей причине:
– У меня нет доступа к мейнфрейму Крольнадзора.
– Подполье об этом не знает. Я хочу, чтобы ты работал вместе с нами против них. Они хотят превратить Британию в страну кроликов, со своими законами, своей еретической богиней, навязчивым веганством и ложными устоями грызунов. Это островное королевство, эта зеленая, цветущая страна предназначена для людей и нескольких лисов, а не для орд вредителей. И они могут запросто этого добиться, им всего лишь нужно делать то, что у них лучше всего получается. Они собираются взять нас числом. Взрывное Размножение. Вот их план, я это знаю.
Все это было конспирологическим бредом АКроПаСК. Найджел Сметвик уже много лет разглагольствовал о чем-то подобном, но доказательств тому, даже самых косвенных, не было.
– Сэр, они же всего лишь кролики. Травоядные. Послушные, доверчивые, трудолюбивые. Я разговаривал с ними, думаю, я даже их вроде как знаю. Я не верю, что у них вообще есть какие-то глобальные планы. Они просто хотят… быть.
Мистер Ллисъ расхохотался.
– Нокси, старичок, так они и хотят, чтобы ты именно в это поверил. Правда, друг мой, намного суровее. Не позволяй обмануть себя милотой и пушистостью. Ты ведь видел, как миссис Кролик приставила мне нож к горлу во «Всех Святых»?
– Вы раскроили ее племяннице череп челюстями.
– Ах, какая жалость, – сказал он, – одной крольчихой стало меньше. Не такая уж это и утрата. Мне тогда еще повезло, что я сам не стал жертвой очередного нападения крольчихи на лиса.
А так преувеличить ситуацию не смог бы, пожалуй, даже Сметвик.
– Она бы вас не убила, – сказал я, – из-за вероятной ответной расправы.
Он холодно уставился на меня.
– Расправы необходимы для поддержания порядка, – сказал он. – И потом, шестьдесят секунд того, что кролики смехотворно называют страстью, и их потери восполнятся с лихвой. А теперь вот что: я могу решить все твои проблемы, дать тебе пенсию и деньги, или мы можем повысить обвинения с обыкновенной преступной связи до оказания материальной поддержки Кроличьему Подполью, то есть запрещенному повстанческому движению. А это как минимум лет десять.
– Подождите, подождите, – сказал я, – материальную поддержку?
– Конечно. Тебе заплатили за то, чтобы ты провел Харви Мак-Лютикового в Мегакрольчатник, или ты просто оказывал услугу своим пушистым лесным дружкам?
– Я… Я не знаю, о чем вы говорите.
– Конечно, знаешь. Как ты думаешь, Безухий смог оставить машину на парковке, если он приехал на автобусе? Кролик, притворявшийся Безухим, был с тобой, когда мы разговаривали в Мегакрольчатнике. Я почуял его страх. А ведь я встречался с Безухим, и он меня совсем не боялся. Он мне нравился. Лучшие кролики – те, у кого мех внутри.
– Это свидетельство вашего носа против моих глаз, мистер Ллисъ, – сказал я, внешне храбрясь, но чувствуя, как у меня внутри все скручивается. Во рту у меня пересохло.
– Есть кое-что еще. Когда Безухому отрезали уши, их сохранили. Они всегда их сохраняют. Дело в религии – «в кроличий рай нужно войти целым». Проблема в том, что их хранят в горячем песке, отчего они превращаются в грубую кожу.
Тамара бросила на стол прозрачный пакет для вещдоков, в котором лежали свернутые уши Безухого, сильно обгоревшие, но более или менее целые.
– Если наши парни из криминалистики развернут их, готов поспорить на свое левое лисье яичко, что рисунок дыр от пуль на них совпадет с АЙ-002. Он часто дрался на дуэлях. Любил дамочек. Даже чересчур, как оказалось.
– Может, он носил свои уши с собой? На память оставил, я даже не знаю.
– Когда у кролика отрезают уши, их забирают. В этом весь смысл. Нет, думаю, Безухий поменялся с Харви местами в обмен на свои уши и благородную смерть. Я думаю, это ты искал Харви Мак-Лютикового на компьютере Безухого, и это ты поручился за Харви, когда он обманом проскользнул в Мегакрольчатник. Ты где-то встретил его за пределами Надзора. Где, я не знаю. Но выясню.
Детективную работу он провел, как назло, отлично. Нельзя перехитрить лиса.
– Это лишь догадки, – сказал я.
Вмиг я очутился на спине, а мистер Ллисъ – на мне. Он двигался так быстро, что казалось, будто кто-то вырезал из времени две секунды. Тамара подошла к двери, чтобы не дать никому войти, а мистер Ллисъ вперился взглядом в мои глаза, и я почувствовал страх. Не обычное беспокойство, какое испытываешь, когда опаздываешь на важную встречу или когда находишь странную припухлость, которая потом у доктора оказывается какой-нибудь ерундой. Это был чистый, неподдельный страх смертного существа перед скорой гибелью. И, что хуже, эта гибель была неминуемой, неумолимой, а еще наверняка долгой и мучительной.
Мистер Ллисъ ничего не сказал и медленно надавил кончиком одного когтя на край моего левого глазного яблока. Мое зрение помутилось и посерело, боль была невыносимой, но я даже не смел дышать на случай, если от малейшего движения мой глаз разорвется.
– А теперь слушай, – негромким шепотом сказал он. От его дыхания разило тухлым мясом и вином. – Я спрошу тебя еще раз, и, если ты не выложишь мне сразу всю правду целиком, я вырву твой глаз и съем его.
– Вы этого не сделаете, – прошептал я.
– Ты никогда не задумывался, как Флемминг потеряла свой? – спросил он. – Мы с ней как-то повздорили. Кажется, из-за внутренней политики Надзора… или из-за того, кто лучше сыграл Бэтмена. Не помню, из-за чего именно, но теперь она всегда со всем согласна.
Кажется, в тот миг я захныкал, тихонько и не дергаясь.
– Все верно, – сказал он. – Вы ничего не воспринимаете всерьез, пока кто-нибудь не потеряет глаз. А теперь: ты будешь хорошим мальчиком и расскажешь мне то, что я хочу знать? Взамен ты получишь пенсию, пятьдесят кусков и останешься с обеими зыркалками. – Он помолчал, а затем прибавил: – Сейчас самое время сказать: «Да, сэр, мистер Ллисъ, сэр. Мистер Нокс согласен с лисом, сэр».
– Да, сэр, мистер Ллисъ, сэр, – прошептал я.
– Ну и так сойдет.
И в тот же миг я вдруг оказался на полу совершенно один, а мистер Ллисъ уже снова сидел на своем стуле. Дрожа, я поднялся на ноги и сел. Лис протянул мне платок с монограммой, и я прижал его к глазу.
– Итак, – негромко сказал он, – рассказывай.
И я рассказал. Я рассказал ему совершенно все.
Подсадная утка для подсадной крольчихи
После битвы за Мей Хилл в ходе государственного расследования выяснилось, что мистер Ллисъ вырвал и съел восемнадцать человеческих глаз, и общая сумма требований компенсации, по примерным подсчетам, составила 17,4 миллиона фунтов стерлингов.
Я рассказал обо всем, что касалось меня, и Конни, и Кроликов, настолько точно, насколько мог. Тем временем зрение в моем левом глазу становилось все мутнее из-за растекшейся в нем крови. Мистер Ллисъ хотел знать каждое сказанное Харви слово, каждый наш разговор. «Что он имел в виду?», «Что ты подумал, когда он заглядывал в вентиляционные шахты Мегакрольчатника?», «Ты когда-нибудь разговаривал с Патриком Финклом?», «Как ты считаешь, Констанция Кролик работает на Подполье?», «Как думаешь, ты еще увидишь Харви?»
– Вообще-то, – сказал я в ответ на последний вопрос, – думаю, что увижу. Он сказал, что мы встретимся снова в то время и в том месте, когда и где преподобная Банти завершит круг.
Я увидел, как на кратчайший миг по лицу Старшего Руководителя промелькнул ужас. Мне показалось, что его глаза, всегда крохотные, чуточку расширились, но затем все прошло, и его лицо стало таким же непроницаемым, как и прежде. Он сел и какое-то время просто смотрел на меня, пока Тамара массировала ему плечи.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Переселение уже близко, и самая большая ложка дегтя в этой бочке с медом – это лжепророк Банти и Подполье. Мне нужно, чтобы ты на меня поработал. Будь моими глазами и ушами.
– Уговор был, что я вам все расскажу за пенсию и пятьдесят кусков.
Лис ничего не сказал, указал на мой глаз и ухмыльнулся.
– Давайте предположим, что я согласен, – помолчав, сказал я. – Что вы хотите, чтобы я сделал?
Мистер Ллисъ изложил свой план. Я должен был продолжать ходить в офис, но все рабочее время сидеть в допросной – он сказал мне принести восковые мелки и раскраску, – а также позволить моим отношениям с миссис Кролик развиваться дальше. Ее отпустят, не предъявляя обвинений. Если она попросит меня дать ей допуск к базам данных Крольнадзора, я должен был доложить и передать ей те сведения, которые разрешит мистер Ллисъ. Проще говоря, я должен был сообщать обо всем, что слышу, а в особенности о времени и месте моей встречи с преподобной Банти.
– Я могу ее и не встретить, – сказал я.
– Если она это предвидела, – сказал лис, показывая такую уверенность в ее способностях, какой я от него не ожидал, – то это произойдет. И я хочу быть там, чтобы ее остановить.
Через десять минут я уже был снаружи и глупо моргал от солнечного света. Я глубоко вздохнул и направился в город, собираясь с мыслями. Я решил действовать по своему собственному плану – никогда больше не разговаривать с Конни и при каждой возможности избегать ее.
Но, конечно же, у меня ничего не получилось.
Как только мне вернули телефон, я написал Пиппе и встретился с ней в кафе у церкви Всех Святых.
– Блин, папа, – сказала она, – что с твоим глазом?
– Мистер Ллисъ угрожал вырвать его и съесть.
Она нахмурилась и несколько секунд смотрела на меня.
– Ты не шутишь, да?
Я рассказал ей, что стал подсадной уткой для подсадных кроликов на службе у мистера Ллисъа и что Бобби и Харви оба были важными членами Кроличьего Подполья. Пока я говорил, ее выражение лица сменилось с просто озабоченного до испуганного осознания того, что все намного хуже и серьезнее, чем она себе представляла.