На земле лежал хорошо знакомый ему человек – его главный конюший Бельгард, а над ним стоял, опустив шпагу, Клод де Жуанвиль, четвертый сын Генриха де Гиза.
– Прекратите! – крикнул король. – Что здесь происходит?
Жуанвиль повернулся на звук королевского голоса; его лицо было искажено яростью. Казалось, если бы его не окликнули, он бы вот-вот завершил начатое дело.
– Подойди сюда, Жуанвиль, – приказал король. – И ты, Бельгард.
Жуанвиль повиновался, Бельгард попытался подняться, но не смог.
– Что с Бельгардом? – требовательным голосом спросил Генрих.
– Шпага принца пронзила ему бедро, сир, – ответил кто-то из людей, стоявших рядом с факелами.
– Тогда немедленно позовите лекаря! – крикнул Генрих. – И я хотел бы знать, в чем дело.
– Сир, они дрались из-за женщины.
Король вздохнул.
– Позовите стражу, – приказал он. – Клод, принц Жуанвиль, ты арестован.
Позже выяснилось имя этой женщины – мадемуазель Генриетта д'Антраг.
Генриетта д'Антраг рано поняла, что исключительно привлекательна собой. Она была высокого роста, стройная и грациозная, с темными волосами, большими, блестящими глазами. Впрочем, симпатичное лицо несколько портило презрительное, даже надменное выражение. Генриетта в семье была самой умной, отличалась остроумием и язвительностью, не вполне подходящей для великосветского общества, что, однако, не делало ее менее симпатичной в глазах мужчин. Женщины избегали Генриетту, опасаясь ее острых коготков, которые она была готова запустить в любую минуту. Генриетта сильно отличалась от своей сестры Мари, создания, полного очарования, но совершенно другого рода. Мари была нежной и доброй, с пышными формами.
Их мать очень беспокоилась о будущем дочерей, осознавая их привлекательность, которую, как она понимала, они унаследовали от нее. Она твердо решила поскорее выдать их замуж за достойных господ, а пока старалась, чтобы до венца они остались девственницами.
Генриетте было очень не по нутру сидеть взаперти – ей хотелось быть при дворе. Однажды, когда они вместе с Мари вышивали, она принялась изливать свое недовольство.
– Полагаю, когда имеешь высокопоставленного любовника, как наша мать, и об этом знает весь мир, надо быть очень благочестивой, чтобы это забылось.
– А по-моему, это всегда считалось честью, – возразила Мари.
– Честью? Конечно, было честью! Не будь наша матушка любовницей короля, что бы с ней было?
– Она никогда об этом не вспоминает.
– Только ее сын служит напоминанием. И она им так гордится! Больше, чем нами. Верховный приор Франции, граф Овернский и Пуатьенский, герцог Ангулем. Подумай только, Мари, это же наш брат по матери!
– Он также известен как незаконнорожденный Валуа.
– Валуа! Королевский дом. Сейчас многие у нас в стране жалеют, что эта династия прекратилась, и предпочли бы видеть на троне Валуа, а не Бурбона. – Генриетта лукаво улыбнулась. – Жаль, что наша мать не говорит с нами о тех днях. Интересно, каково это было быть любовницей Карла IX?
– То же, что быть любовницей любого другого мужчины.
– Чепуха! Быть любовницей короля – совсем другое дело. Ты только подумай: она была дочерью обычного провинциального судьи. Простая девушка по имени Мари Туше. А когда ее увидел король и влюбился в нее, если бы захотела, могла бы стать самой важной женщиной Франции.
– Как это? Ведь тогда была жива королева – сама Екатерина Медичи!
В глазах у Генриетты вспыхнули искорки.
– Какой замечательной могла быть ее жизнь, если бы она захотела! Но матушка оставалась в тени, тихо родила королю двух сыновей, и, хотя один из них умер, другой стал незаконнорожденным Валуа – и, клянусь, сильно беспокоит Бурбона.
– Ну, – отрезала Мари, – нам-то она твердо решила не позволять особенно развлекаться.
– Если только у нее это получится.
– Уже получается.
Генриетта хмуро посмотрела на свою вышивку:
– Это же не навсегда. Наша мать старается искупить свои грехи. Все хорошо, все в порядке. Оставим благочестие для нее. Пусть она будет строгой и требовательной… к самой себе. А я хочу жить по-своему.
– Значит, так и будет, потому что ты все делаешь так, как хочешь.
– Наша матушка – странная женщина, Мари. Ты помнишь того пажа…
Мари побледнела:
– Какого такого пажа?..
Генриетта подалась вперед и взяла сестру за руку:
– Брось, все ты помнишь! Она пришла и увидела вас вместе, разве не так? Какой-то паж! Ты могла бы и постыдиться. У тебя что, совсем нет самолюбия?
Мари ничего не ответила. Она с трудом могла с собой совладать.
– Ты совсем забыла о гордости, – усмехнулась Генриетта. – Что ж, наша мать сама во всем виновата. Решила оградить молодую созревшую женщину от того, что ей нужно как воздух! И ты воспользовалась первым же удобным случаем, а тебе подвернулся паж. О, конечно, он был очень симпатичный мальчик, а матушка почему-то вышла из себя…
– Хватит, Генриетта!
– Но ты же знаешь, что с ним случилось?
– Не хочу больше об этом говорить.
– Зато я хочу, Мари, и буду, а ты станешь слушать, потому что мы с тобой пленницы нашей благочестивой матушки, которая желает во что бы то ни стало заставить и нас, и весь мир забыть, какой она была шлюхой.
– Генриетта!
– Не будь дурой, Мари. Но я говорила о паже… Когда наша матушка увидела вас вместе… – Генриетта хихикнула. – Я не говорю о том, как она вас нашла, моя милая Мари. Но когда нашла, то что сделала? Выбросила его из твоей спальни, а тебя отлупила. И знаешь, что произошло в соседней комнате? Ты ничего не слышала? Но ты не должна закрывать уши и глаза от правды, сестричка. Наша добродетельная матушка вытащила нож и вонзила его ему в сердце! Я видела, как хоронили тело, видела, как вытирали пятна крови. Наша невинность так много значит для нашей благочестивой матушки! Видишь, как она старается снять грех со своей души – сама сделалась благочестивой дамой, верной женой и готова собственными руками убить любого, кто посмеет покуситься на невинность ее дочерей.
Мари была не в силах что-то сказать; она воткнула иголку в вышивание и закрыла лицо руками.
– Бедная Мари, – продолжила Генриетта. – Тебе не следовало позволять такие вольности этому пажу. Надо было бы выбрать для этого знатного господина, которого наша мать никогда бы не решилась убить.
– Она сделала это… сама? – с трудом выговорила Мари.
– Своими собственными белыми ручками. Понимаешь, наша матушка всегда была благовоспитанной дамой. Даже будучи любовницей короля, соблюдала внешние приличия. Я знаю – подслушивала, когда это было возможно, подкупала и стращала ее слуг, чтобы они мне все рассказывали, дала им понять, что если не получу ответы на свои вопросы, то им не поздоровится, – и они знали, что так и будет.
– Да, так и было бы, – согласилась Мари.
– Так что, как выяснилось, наша матушка, когда она была при французском дворе, вела себя весьма сдержанно. Никогда не искала случая, чтобы показаться рядом с королем, раболепствовала перед его матерью. Во дворце ее терпели, многим она даже нравилась. Считалось, что если уж королю необходима любовница, то лучше, чем Мари Туше, вряд ли кто-нибудь найдется.
– Король любил ее очень нежно.
– О да! Потому что был безумным, а она мягкой. Матушка была едва ли не единственным человеком, не внушавшим ему ужаса. Она и его нянька были с ним до самого конца.
– А потом вышла замуж за папу.
– Ну, моя дорогая сестричка, она же была здоровой женщиной! Король ее нежно любил и осыпал подарками. Богатство перевешивало стремление быть благочестивой, и она грешила.
– Ты не имеешь права так говорить.
– Буду говорить, как хочу. И хватит обращаться со мной как с маленькой. Вот что я тебе скажу: в меня по уши влюбились два знатных господина, и скоро у меня будет муж.
– Кто они?
– Даже наша матушка не может все время держать нас взаперти, и, когда наши родители в последний раз были вместе с нами при дворе, меня заметили принц и герцог. Оба сказали, что влюбились в меня.
– Ты все выдумываешь, Генриетта.
– Это правда. Принц де Жуанвиль – ты только подумай, сын великого герцога де Гиза! И герцог де Бельгард.
– Вроде они оба женаты.
– Это не так уж важно. Они так сильно влюбились, что уже дрались из-за меня на дуэли. Месье де Бельгард ранен, а принц находится под арестом.
– Кто тебе это рассказал?
– В этом доме есть слуги, которые симпатизируют мне так же, как тебе твой паж, Мари.
– Матушке это не понравится.
– О, наша матушка! Я тебе скажу, что она сделает. Найдет нам мужей, а когда сыграют свадьбы, мы получим полную свободу поступать как хотим. Подумай об этом, сестрица.
– Но мы должны будем повиноваться нашим мужьям.
– Ну какая ты наивная! Это мужья должны нам повиноваться. Кажется, у нас гости. Слышишь?
Обе девушки прислушались. Потом Генриетта поднялась, подошла к окну, Мари последовала за ней.
– Не выглядывай, – предупредила Мари. – Матушка разгневается, если мы обнаружим свое любопытство.
Генриетта вздохнула.
– Сколько еще с нами будут обращаться, словно с детьми? – посетовала она. – Что же это за гости?
– Нам могут и не рассказать.
– Тогда, Мари, расскажу тебе я. Я собираюсь это узнать.
Мария де Бальзак, маркиза д'Антраг, приняла визитера в своих покоях в Буа-Мальзерб. Она была обеспокоена, потому что знала, от кого он прибыл и с какой миссией послан своим господином.
– Прошу вас садиться, месье Ла Варенн, – предложила маркиза. – Сейчас вам принесут что-нибудь закусить, потому что вы наверняка проголодались и устали с дороги.
Гийом Фуке, маркиз де Ла Варенн, подтвердил, что он слегка проголодался и не прочь немного перекусить. Он сел и, пока слуги ходили за вином и пирожными, повел непринужденную беседу с хозяйкой дома.
– Мадам, я прибыл по поручению короля.
Маркиза вскинула брови.
– Вы удивлены?
– Я не в силах понять, чем могла бы услужить королю.