Почему нужен опытный инструктор? Почему дон Хуан в критический момент, когда «пассажир» утратил все точки опоры, когда из его пальцев выскользнула последняя соломинка и он начал неконтролируемое погружение, велел ему повращать глазами? Потому что в мозгу запустилась новая задача, возбудился очаг, отвечающий за мелкие мышцы глазного яблока. И уцепившись за эту работу, мозг отвлекся. И остановился.
Возьмем дыхательный центр. Вы дышите автоматически, не задумываясь. Полная авторегулировка! Бывает, дыхание спокойное и поверхностное, а когда надо – учащенное. Оно само знает, как надо. А вот у Кастанеды после трансовых практик часто бывало так, что ему становилось трудно дышать. Данное состояние можно выразить так: «забыл, как дышать». Эти очень точные слова мне сказал мой коллега Леша Торгашев, который спокойно поехал в город Санкт-Петербург на научный конгресс, познакомился там с одной психологиней, и она провела с ним психотерапевтический сеанс. О жизненных целях. О проблемах. Об идеалах. О внутренних зажимах, охраняющих идеалы… С виду это был простой разговор, но тетка оказалась настолько сильной, залезла Леше так глубоко в душу (читай, в мозги), что в концу сеанса он вдруг почувствовал, что не может дышать. Он забыл, как это делается, каждый вдох давался с усилием. Леша словно заново учился дышать, как ребенок учится ходить, познавая каждую мышцу и тем самым бесчисленными повторениями программируя мозг на автоматизм. Так происходит любое обучение: «повторение – мать учения». Наработка программы. Так вот, заново учась дышать, Леша восстанавливал сбитую программу… Кстати, тетке-психологу этот сеанс тоже дался не просто. Спустившись после него на ужин в конгресс-холле, она ела так, будто разгрузила вагон с углем. Видит бог, было в этом сеансе что-то большее, чем просто разговор…
Дон Хуан честно предупреждал своего подопечного, что длительные трансовые прогулки внутри себя «могут повредить телу», и строго следил за правильностью выполнения упражнений. Но Кастанедово тело все равно реагировало, перестраиваясь под другую личность, которой он становился:
«Три месяца прошли почти незаметно, но однажды, когда я находился в Лос-Анджелесе, я проснулся в ранний утренний час с невыносимой тяжестью в голове. Это не было головной болью. Скорее это походило на сильную тяжесть в ушах. Я ощущал эту тяжесть также на своих веках и на нёбе. Я сделал слабую попытку подняться и сесть. Мелькнула мысль, что у меня, вероятно, удар. Первой моей реакцией было позвать на помощь, но я все же как-то успокоился и попытался отделаться от страха. Через некоторое время давление в голове стало спадать, но оно стало расти в горле. Я задыхался, хрипел и кашлял некоторое время, затем давление постепенно переместилось ко мне на грудь, потом на живот, на таз, на ноги, на ступни и, наконец, оставило мое тело. То, что со мной происходило, чем бы оно ни было, заняло примерно два часа… Оно становилось все тяжелее и тяжелее, а отсюда нарастала и боль, сделавшись совсем нестерпимой к коленям и ступням, особенно правой ступне, которая оставалась очень горячей еще 35 минут после того, как вся боль и давление исчезли».
А по прошествии нескольких лет антрополог вдруг начал обнаруживать у себя в памяти лакуны – провалы. Которые постепенно стали заполняться воспоминаниями. Причем, для этих воспоминаний, по его собственным признаниям, он не находил «ни времени, ни пространства» в своей жизни. Позже выяснилось: это было частью технологии – старое звено магов накачивало новичков латентными знаниями, о которых те забывали, разбредаясь после накачки по жизни. И потом, по прошествии времени, постепенно вспоминали их, чувствуя неутолимый муравьиный зуд собраться вместе и начать формировать новое звено в поколении магов.
А почему забывали?
Дело в том, что массив данных, которые надо было загрузить в неподготовленные головы учеников, был огромен. Поэтому базы данных вколачивали по экспресс-методике. Для этого человека погружали в тот тип транса, который антрополог Кастанеда назвал «состоянием повышенным осознания». Этот режим функционирования мозга, по Кастанеде, отличался необыкновенной ясностью мышления, сверхконцентрацией и фантастической емкостью – в человека, находящегося в таком состоянии, можно было в короткое время напихать бездну информации. И она откладывалась. Правда, человек в этом состоянии был как бы слегка не в себе. Он был очень управляем, сознание его было зауженным, он ничего вокруг, кроме предмета своего сосредоточения, не замечал. Гулять по улицам в таком состоянии без проводника просто опасно… Узнаете? Именно в этом состоянии Иван, переживший клиническую смерть, поглощал на станции «Курская» книгу за книгой перед экзаменом. И именно в таком состоянии Самвел Гарибян запоминает по тыще слов в один присест.
Но вот беда – после выхода из этого состояния и возврата в нормальное рассудочное состояние Кастанеда и другие ученики не помнили ничего. А чтобы вспомнить, им нужно было войти в то же самое состояние. То есть человек в «левостороннем осознании», как они его называли, помнил все, что происходило с ним и в этом состоянии, и в обычном, «правостороннем». А будучи «правым», он «левого» напрочь не помнил… И этот феномен вы должны узнать! Мы это проходили!.. Напоминаю: психиатры называют это диссоциативным расстройством личности.
Иными словами, дон Хуан сделал с Кастанедой прямо противоположное тому, что стараются сделать с больным в психиатрических клиниках – расщепил ученику сознание. Причем старик даже не скрывал, что творит. Синоним измененного состояния сознания в индейском понятийном аппарате – «сдвиг точки сборки». Так вот, шаман признался, что для некоторых людей этот сдвиг проходит безболезненно, и рассудок постепенно возвращается в норму. А у некоторых крышу сносит навсегда после первого же «погружения». Причем целью магических тренировок является как раз расшатывание «точки сборки» или, говоря моим языком, слом всех предохранителей.
Кастанеда обеспокоился:
«– А что происходит с людьми, у которых точка сборки потеряла свою жесткость?
– Если они не воины, то думают, что начали терять рассудок, – ответил дон Хуан, улыбаясь. – Так же, как ты в свое время подумал, что начал сходить с ума. Если же они воины, они знают, что становятся безумными, но им все равно. Ты знаешь, что быть здоровым и означает, что точка сборки неподвижна. Когда она срывается, это значит буквально, что ты чокнулся.
Далее дон Хуан сказал, что для воинов, у которых сдвинулась точка сборки, открыты две возможности. Одна состоит в том, чтобы признать себя больным и вести себя, как сумасшедший, реагируя эмоционально на те странные миры, свидетелем которых ты становишься из-за этого сдвига. Другая – оставаться бесстрастным, незадетым, зная, что точка сборки всегда возвращается в свое исходное положение.
– Ну а что, если точка сборки не вернется в свое исходное положение? – спросил я.
– Тогда эти люди потеряны, – ответил он. – Они неизлечимо безумны…»
При этом хочу заметить, что выбраться из наркотрясины транса, которая начала тебя затягивать, тяжело. Не зря старый индеец говорил Карлосу, что «противиться зову нагваля невозможно». Ибо он дает кайф, аналогичный наркотическому.
Что же это творится, граждане? Зачем сходить с ума здоровому человеку? И какой вообще смысл писать 12 книг о галлюцинациях? Ну, Кастанеда еще ладно, но Никонову-то зачем трансовые видения объявлять параллельной наукой, ведь они у каждого свои, а наука стоит на сравнениях. Сколько показывает этот прибор? 12,5 вольт. Согласен? Да. А ты согласен? Да, согласен. А ты? И я согласен, но чуть-чуть внесу поправку: стрелка немного недотягивает до риски, поэтому 12,49!.. И вот после того, как мы согласовали наши видимости, мы можем говорить, что мы их объективизировали. То есть признали реальными. Наука – это повторяемость результата.
А как можно объективизировать явную кажимость – галлюцинации? Никак…
Что ж, вы абсолютно правы, и никакой цивилизации, а тем более системного знания на разных глюках не построишь. Вот если бы «галлюцинации» были у всех всегда одинаковые, тогда ощущения «экспериментаторов» можно было бы назвать воспроизводимостью результата, на чем стоит наука. Стандартные галлюцинации можно было бы, например, трактовать, как «проникновение в иные миры». Но ведь они как сны – у каждого свои… Как можно построить на этом согласованную картину мира?
Однако толтеки построили согласованную картину мира! Построили теорию, которую я и называю «параллельной наукой». Потому что они видели одно и то же – вот в чем парадокс. Рассмотрим это на примере снов.
Как известно, сон со сновидением – разновидность транса. И потому толтеки не могли пройти мимо такого подарка природы. Некоторые люди пытаются овладеть искусством управляемых снов. Для этого существуют разные способы. Мой друг Валера Чумаков тоже интереса ради начал было с этим экспериментировать. Он скачал из Интернета какую-то методику и по ней стал заниматься. Для начала приучил себя, проснувшись утром, записывать сны. Потом научился просыпаться после сна ночью и кратко, буквально в несколько слов записывать содержание сна, чтобы не забыть. Для этих целей на его тумбочке возле кровати всегда лежали блокнот с ручкой. Во время бодрствования Валера приучился несколько раз в день спрашивать себя: «А не сплю ли я?» Потом он научился не просыпаться, поняв, что спит и видит сон. Он научился ходить в сновидении, куда ему хочется, разговаривать с людьми на те темы, которые его интересуют, и хватать женщин за сиськи. А потом все это резко бросил. Почему?
– Знаешь, летать во сне прикольно, это на самом деле здорово, – ответил Валера. – И действовать как активный персонаж сна, выстраивая линию сюжета, неплохо. Правда, не очень интересно, поскольку другие персонажи сна тебе отвечают то, что ты хочешь. Но ужас в том, что я заметил крайне неприятную вещь – эта практика стала отрицательно сказываться на психике. Я начал как-то неадекватно реагировать, ухудшилась память, стал все забывать. Слава богу, что я это вовремя спохватился! Бросил – и все нормализовалось…