А нагваль – квантовый мир, в котором происходит все сразу, реализуются все возможности. Он непредставим, поскольку все наши представления – порождения редукции, то есть тоналя. Иными словами, наши представления классичны. Все, что мы представляем и о чем можем осмысленно говорить – это о предметах и явлениях нашего тоналя.
Не зря дон Хуан говорил так и не понявшему, в чем суть, Кастанеде, что «человеческий разум обладает уникальной способностью фиксировать эманации» вселенной. Я перевожу это на нормальный язык, как способность сознания к редукции волновой функции, то есть к одностороннему видению. А как еще после ознакомления с работами Менского понять фразу дона Хуана «сознание настроено так, что рассматривает все только с одной стороны».
«Таков мир нагваля – ничего реального в нем не существует», – объяснял европейцу индеец. Действительно, реальности в том смысле, в котором ее привыкли понимать физики за столетия развития науки, в квантовом мире не существует. Эта привычная реальность оказалась неотделимой от внутренней реальности наблюдателя, поскольку мы имеем дело только с воспринимаемым миром.
Наше сознание – это тональ. То есть наш мир, создаваемый сознанием. Ощущаемый и воспринимаемый мир. Наша перманентная редукция. Этот мир создается и поддерживается постоянным внутренним монологом, постоянным контролем и ежесекундной перепроверкой и подтверждением. Однажды дон Хуан сказал Кастанеде: «Ты заболел, потому что не смог удерживать свой мир». Эта фраза верна и с точки зрения толтекской парадигмы, и с точки зрения обычной западной психологии. Но если мы сознание выключим, если мы сломаем предохранители, если сломаем лес того мира, который прорастал в нас с самого младенчества, и окажемся на поляне безмыслия и отсутствия реакций… мы погрузимся в нагваль. Где все возможно. Где реализуются все квантовые вероятности. Где нет редукции. И определенности. И нас.
Определенность – это и есть наш выбор. Наша свобода выбора и одновременно несвобода, поскольку мы живем в том тонале, к которому приучены с детства. В котором вода мокрая, солнце встает на востоке, а люди смертны. Мы не можем сломать мир, который из нас состоит. Но иногда можем его поменять. В этом слабость и сила. В этом плюс и минус.
Редукция волновой функции – это определенность, которая превращает возможность того или иного исхода в единственную и необратимую неизбежность. Но она происходит лишь в сознании. Именно она делает эфемерный мир вибраций миром конкретных вещей и твердых предметов, на которые можно опереться.
Об этом говорит старый индеец:
«– Неважно, положительно или отрицательно было значение восприятия Вселенной как мира конкретных твердых объектов, но нашим предкам этот режим восприятия был жизненно необходим, – сказал он. – В течение множества веков мы воспринимали мир именно таким, и теперь в результате вынуждены верить, что именно таковым он и является, – миром, состоящим из обособленных конкретных предметов.
– Я не могу представить себе мир другим, дон Хуан, – пожаловался я. – Для меня он, вне всякого сомнения, – мир конкретных твердых объектов. Тем более, что доказать это ничего не стоит – достаточно один раз врезаться лбом в какой-нибудь из них.
– Ну, разумеется, мир вполне предметен. Мы против этого и не возражаем.
– О чем же тогда ты говоришь?
– О том, что в первую очередь мир является миром энергии и лишь потом – миром объектов. Однако, если мы не начнем с предпосылки, гласящей, что мир – это энергия, мы никогда не обретем способности непосредственного восприятия энергии. Нас неизменно будет останавливать отмеченная только что тобою физическая очевидность «твердости» составляющих мир объектов.
Аргументы эти были для меня загадочными. В то время мой разум просто отказывался принимать к рассмотрению какие бы то ни было пути понимания мира, кроме традиционно привычного. Утверждение дона Хуана и установки, к которым он пытался развить, выглядели в моих глазах неким подобием диковинных теорем, которые я не мог ни принять ни отвергнуть.
– Наш способ восприятия – это способ, свойственный хищнику, – однажды сказал мне дон Хуан. – Очень эффективный метод оценки и классификации добычи и степени опасности. Но это не единственный доступный способ воспринимать».
Тональ – это наша клетка. Клетка верований и запретов. Тональ связывает руки, но и охраняет, являясь лучшим стражем нашей целостности. Если в вашем тонале нет колдовства, вам не страшен никакой ритуал вуду, призванный вас убить дистанционно. Вы только посмеетесь над примитивными дикарями. А вот туземец, которому колдун сказал, что он умрет, вскоре умрет. Потому что верит в это. Созданный им мир допускает колдовство. А ваш – лекарственное воздействие и побочные эффекты.
Есть такой миллионер Герман Стерлигов, совершенно чеканувшийся на религии. Но до того, как он стал религиозным, Герман верил в другое – что будет миллионером. Так и сказал еще при Советской власти своей невесте: «Я буду миллионером». И в Романе Абрамовиче жила эта внутренняя убежденность. Однажды, опять-таки еще при Советах, он сел в гостях у одного своего знакомого на ящик из-под пива, который стоял там вместо стула, и в необыкновенном духовном подъеме сказал: «Я куплю мир!» А большинство людей убеждено, что «заработать миллионы невозможно».
Помните, я рассказывал вам о своем приятеле Дмитрии Аксенове, который убрал у себя аллергию? Он просто верил, что с помощью НЛП это возможно. После этого случая я взял и для интересу набрал в поисковике «можно ли вылечить аллергию». И вскоре наткнулся на смешную тетку, которая отчего-то вдруг поверила (от безграмотности, наверное), что аллергию можно вылечить свекольным соком! И что вы думаете? Вылечила! После чего поделилась в форуме: «Сама себе вылечила сильную аллергию довольно простым способом: три раза в день натощак пила по 2–3 ст. ложки свежевыжатого свекольного сока. Так как пить его не очень приятно, я немножко разводила его водой. Кстати, свекольный сок обладает мягким слабительным эффектом. Через месяц я забыла об аллергии навсегда…»
Человек сам создает ту проекцию, в которой живет. К Диме Аксенову как-то обратилась его знакомая – молоденькая девочка не из богатых. Приехала покорять Москву, снимает квартиру, учится, денег мало, но как-то на жизнь хватало. И вдруг возникла неотложная нужда – срочно нужно было заплатить за какие-то там курсы 20 тысяч. Их не было. И даже не было никаких идей, где взять этакие деньжищи! И тогда она решила испробовать совет Димы.
Во-первых, она внушила себе уверенность, что через неделю, когда эти деньги ей понадобятся, они у нее будут.
Во-вторых, она эти деньги себе представляла утром и вечером. Вот просто буквально видела их перед своим внутренним взором. 20 синих бумажек. Они лежали на письменном столе. Они были хрусткими. Они пахли свежей краской.
И накануне дня платежа эти деньги к ней пришли. Ровно 20 тысяч. Тысячными бумажками. Новенькими. Она положила их на письменный стол и поразилась.
Это и есть управление реальностью.
От многих бизнесменов я слышал похожие истории – позарез нужны были деньги, и не было никаких идей о том, откуда они возьмутся. Зато была невесть откуда взявшаяся уверенность, что деньги будут. И они приходили. Причем если деньги нужны человеку не на что-то конкретное, а вообще в смысле «неплохо было бы иметь миллиончик» – ничего не получится! А вот если они нужны на что-то конкретное, что иметь до зарезу хочется – приходят.
Будете уверены – получите. Но если усомнитесь – сожжете пятки желаний углями реальности. При этом нужно понимать, что вера не имеет никакого отношения к религии. Вера, уверенность, убежденность, твердое знание чего-либо – это особое состояние мозга.
Помню рассказ Юрия Горного – гения, который разогнал свой мозг до удивительных пределов. Он несколько раз на спор предсказывал результаты футбольных матчей. И угадывал. Почему?
– Просто была дикая уверенность, что счет будет именно таким, – признался он мне.
Таков мир дона Менского. Непривычно? Моему западному разуму, как и разуму Кастанеды, тоже непривычна подобная точка зрения, лежащая где-то на грани физики и мистики. Я привык к миру предметного познания и покорения, к миру научного инструментария и воздействия. И если даже допустить, что данная гипотеза о «квантовом нагвале» верна, возможны два типа отношения к ней.
Первый. Весь наш предметный мир – инструментов и лекарств, приборов и ракет – есть всего лишь костыль. А жить нужно без костыля – чисто духовно постигая все непосредственно! Мы построили для себя тесную ракушку тоналя и боимся высунуть из нее нос. А надо постигать мир непосредственно – это гораздо «экологичнее» и «естественнее». И «здоровее», потому что без костыля. Ведь лучше летать непосредственно, чем с «костылем» самолета.
Но мне ближе второй тип рассуждений. Он таков… История уже рассудила, чей способ постижения лучше. Пушки испанского тоналя смели индейский нагваль, о чем дон Хуан не раз говорил Кастанеде: «наша цивилизация была уничтожена». Оно и понятно: сидящих в трансе легко убивать. Причем наступление на «цивилизацию нагваля» началось задолго до конкистадоров – ее представителей стали теснить еще во времена внутрииндейских войн.
Наш мир – мир опосредованного познания. Если мы и ныряем в нагваль, вытаскивая оттуда какое-то озарение, наподобие таблицы Менделеева, пойманной Дмитрием Ивановичем в состоянии транса (во сне), мы потом формализуем его. Так формализовал свои находки Блюм, так формализовал и поставил их на поток Жерлыгин. Мы не едим руками, как индейцы. Мы едим посредниками – столовыми приборами. Руки при этом остаются чистыми.
Наш тональ, который жестко ограничивает нашу подвижность, одновременно является лестницей, по которой мы лезем вверх. Мы строим свой мир, свою вселенную, свою золотую клетку, которая не выпускает птичек на волю, но позволяет им жить дольше и вообще жить. Даже если дон Хуан прав, и человек на самом деле представляет собой лишь скрутку силовых линий, напоминающих яйцо с торчащим из середины живота пучком световых нитей, что это меняет для нас с вами – двуногих прямоходящих?