– А в пробирке не удастся? Почему нужно повторять весь путь?
– Потому что в генах записано не все! Дело в том, что никто в мире не занимается самым главным – механизмами формообразования, без которых все эти генетические знания и расшифровки генома сто́ят как прошлогодний снег. Поэтому, даже овладев (несуществующими в реальности) «истинными» стволовыми клетками, могущими превращаться во что угодно, вы никогда не сможете вырастить себе даже кончика носа.
– Но ведь мой организм уже сформирован! То есть он уже обладает формой и все про нее «знает». И эта форма подскажет стволовым клеткам, во что превращаться и до какой степени нужно заполнить собой отсутствующий кусок носа, чтобы он не вырос, как у Буратино.
– А откуда эта ваша стволовая клетка узнает, во что ей превращаться?
Я ответил уклончиво, вспомнив сенсационные исследования Ковиной:
– Вроде бы есть работы, согласно которым удавалось превращать стволовые клетки в нужную ткань контактным методом.
– Эти все сенсации нужно проверять. А то получится как с клонированными животными – чистая фальшивка. Нет ведь никаких клонированных животных и быть не могло.
Я крякнул. И это только подзадорило Савельева:
– Не было никакой овечки Долли! Почему про нее ни одной статьи в бесплатных рецензируемых журналах нет? Почему нет сравнительных генетических анализов мамки и дочки? Они собрали несколько сотен миллионов долларов на эти исследования, а на дешевый анализ денег не наскребли что ли? В Англии для того, чтобы получить вид на жительство, в полицейском участке можно сдать кровь и сделать генетический анализ за 80 фунтов. А тут из сотен миллионов 80 фунтов пожалели? Честнейшие британские ученые в своем репертуаре. Чистая фальшивка! Именно поэтому овечку Долли не раздали ученым для сравнения с материнским генетическим материалом, а сожгли после того, как она умерла. Для чего концы-то прятать? Это же невинная овечка, а не Адольф Гитлер!
Между прочим, в «Нейчуре» было опровержение про овечку Долли. Ма-а-аленькое такое. Вскорости, как только начался вал проверочных работ после сенсации. И там было прямо написано: данные о возможности клонирования не подтвердились. Поднимите данные о том, кто клонировал овечку Долли. Среди них ведь нет ни одного биолога! Их же потом пригласили китайцы, чтобы клонировать человека. Купили много дорогого оборудования – лучше, чем у них было в Англии. Китаянок предоставили огромное количество для опытов. Но за три года они так и не смогли никого клонировать, и их с треском коленом под зад выперли из Китая. Почему об этом хваленая британская пресса не пишет ни слова? Облажались ведь по полной! Проверку не выдержало ничего, что делалось в этой области! Ребят, которые клонировали собак и кошек в Индокитае, уже судят за мошенничество. Но хваленый англосаксонский Интернет молчит об этом!..
– Но ведь, рассуждая логически, в клонировании нет ничего необычного! Выкидываем ядро из оплодотворенной половой клетки и вставляем туда ядро от другой клетки – соматической. Она пошла делиться, получился клон. Чего тут сложного?
– Рассуждая логически, это полный маразм! Потому что, выдирая из яйцеклетки ядро, мы ее разрушаем необратимо. Потому что мембрана ядра связана с гладким и шероховатым эндоплазматическим ретикулом… После громогласных заявлений об овечке Долли было несколько работ по проверке – ни у кого ничего не получилось. Напротив, было показано, что клетка разрушается, начинают экспрессироваться гены, несовместимые с жизнью организма. То есть даже если умудриться сделать эту операцию чисто, все равно организм жить не будет… Как средневековые алхимики и знахари дурили своих повелителей, вымогая у них деньги, так и сегодняшние «ученые» дурят грантодателей и спонсоров.
Вот у нас сейчас в Сколково аналогичный проект – выращивание кожи. Милые мои! Да этим занимались еще 25 лет назад. Какая там наука! Там наукой и не пахнет. Это мракобесие, помноженное на незнание и желание спереть деньги!
– Погодите, – замахал я руками. – А вот этот Маккиарини из Барселоны, который выращивает искусственную трахею…
– Что делает Маккиарини, объясню в двух словах… Он берет коллагеновый каркас, который у нас в ЦИТО делают уже лет пятнадцать, сажает на него фибробласты и вшивает клиенту. Получается точно такой же протез, как из пластика, только из органических материалов.
– То есть получается просто трубка из соединительной ткани, а не живая трахея? А как же слизистая оболочка? Он ведь подсаживает на внутреннюю поверхность трахеи клетки слизистой самого пациента – букальные клетки со щеки.
– Нет ни одной работы, которая бы доказала наличие там эпителиальных клеток. Он их действительно берет, но они тут же превращаются в фибробласты. Эти фибробласты в декальцинированной среде прилипают к каркасу. Все! И этот протез впаривается, как настоящая трахея. Хирургическое рукоделие и никаких эпителиальных клеток. Эпителий ведь нужно кормить – подвести капилляры, лимфоидную систему.
Я вздохнул и прошелся по кабинету, размяв ноги и мысли. Подумал. Спросил:
– Вы сказали, что информация о человеке содержится не только в генах. А где еще еще, кроме паспорта?
– Помимо генетических есть негенетические способы передачи информации, – спокойно сказал Савельев. Я внимательно посмотрел на него. Вроде не шутит.
– Вот посмотрите на свои руки, – велел профессор. – Вы в них ничего не находите странного?
– Они прекрасны!
– Согласен. Но одна из них правая, а другая левая. А геном у них одинаков.
Я не понял. И потому несогласно потряс головой:
– Ну, и что? Значит, в геноме прописано, что они должны быть разными.
Однако, Савельев был терпелив:
– Почти сто лет назад проводился такой опыт. Брался кусочек ткани с того места, где должна вырасти правая рука, и пересаживался на место левой руки. И наоборот. Результат: конечности все равно вырастали, как положено! То есть вовсе не генетика клеток дирижирует ростом и формированием органов.
– Так что же определяет и задает рост, если не гены? Запахло мистикой!
– Бога нет, – отрезал Савельев. – И души тоже! Есть биологические процессы. И существуют законы эволюции формы, которые не связаны с геномом. Вернее, связаны опосредованно. Ведь что такое геном?.. Как бы это попроще объяснить? Молекулярно-генетические процессы – это кирпичи, из которых строятся и клетки, и организм. Представьте себе, что вы стали суперпрофессионалом по молекулярно-генетическим процессам. Что вы видите перед собой? Кирпич и только кирпич! Но вы не видите здания. Глядя на кирпич, вы никогда не скажете, какой была задумка архитектора.
«Здание знания рассыпается», – почему-то мелькнули у меня в памяти слова Ковиной.
– Если вы специалист по кирпичам, – продолжал Савельев, – вы никогда не скажете, как связаны эти кирпичи в целое, кто подвел воду, отопление, электричество. Потому что дом не состоит из кирпичей. Он «состоит» из архитектуры. Изучая устройство кирпичей, ничего не поймешь о здании в целом. Мы же с вами все время рассуждаем о зданиях и их эволюции, а базируемся при этом на изучении в микроскоп кирпича. Но никакой кирпич никакого отношения к эволюции архитектуры не имеет!
– Значит, в геноме не прописан весь план построения человека?
– С чего вы взяли? Что это за гомункулюс такой? Что за преформизм времен XVII века? Геном – это груда кирпичей. У каждого кирпича есть свое место в здании. Определяемое планом. Но в геноме никакого плана нет! Формообразование – это законы межклеточных взаимодействий. Тех самых, о которых никто ничего не знает и знать не хочет. А именно они работают в эмбриональном развитии… Вот вы, конечно, знаете, что у мозга есть форма – он с бороздами. Или вы думаете, что форма мозга тоже прописана в геноме? И зачем, по-вашему, нужны эти борозды? Гвозди с помощью этих борозд человек не вырывает и для красоты они не служат, потому что скрыты от глаз.
– Это известно – чтобы увеличить площадь поверхности мозга за счет сморщивания.
– А зачем ее увеличивать? У дельфина площадь поверхности больше, чем у человека. И что?
– Он очень умный, дельфин, – похвалил я дельфина.
– Ой, – Савельев махнул рукой. – Мы умнее… То есть форма есть, а зачем она нужна, вы толком сказать не можете? Однако за эту форму мы платим высокую цену: 60 % людей умирают от патологии мозга еще внутриутробно! Это как раз связано с неудачным формированием борозд и извилин. Женщины об этом даже не догадываются, воспринимая просто как задержку месячных на пару недель. А это был выкидыш на ранних сроках. Дело в том, что нервная система закладывается первой. И если закладка была неудачной, происходит отбраковка. Клетки бракованного эмбриончика начинают лизироваться, то есть дохнуть, и тухлое мясо организм матери отторгает после токсикации…
То есть 60 % человечества мрет для того, чтобы правильно сформировался мозг – его форма. Чем она так важна? А тем, что именно форма мозга распределяет во времени и пространстве региональную экспрессию генов. То есть генетическая дифференциация клеток – в какую ткань им превращаться – зависит от механизма формообразования, а не является его причиной, как представляется вам и многим! Иными словами, сложная форма органов, в которых она вроде бы не выполняет никаких функций, на самом деле нужна только для одного – распределения во времени и пространстве дифференциальной активности генов.
– То есть форма управляет содержанием? – воскликнул я, тут же вспомнив доктора Блюма, который через форму воздействует на содержание организма.
– Именно так! В эмбриональном развитии эта штука работает на сто процентов. И никак иначе. Откройте учебник. Там написано, что законы формообразования связаны с геномом, но точной связи никто не знает. С этого начинаются все современные учебники генетики… Ну, представьте себе, что все запланировано только генами, как многие сейчас думают. У вас на ранней стадии развития мозга возникает некое количество клеток. Они делятся, делятся, делятся и постепенно образуют нервную систему на ранних стадиях. Представим себе небольшое количество клеток – 50 тысяч, целый стадион. И дальше у нас, допустим, все происходит только по законам генетики: каждая клетка знает, что ей делать. Чтобы из нервной пластинки сформировать нервную трубку, каждая клетка должна действовать в соответствии с неким общим планом – как солдаты в общем строю. Иначе строй разрушится! Это значит, что у каждой клетки есть свое четкое место и изменить свою функцию клетка не может. У каждого солдата – свой планчик действий. Каждый сверяется с часами и своим планом: так, 85 минут после первого деления, начинаем увеличивать задницу эмбриону, творя таким образом общую форму.