В общем, здание вычислимости вырастает из неких невычислимых, априори понимаемых вещей. В этом и кроется невычислимость сознания. Оно, как и компьютер, вполне может решать вычислительные задачи, пользуясь математической формалистикой. Но сознание шире математической формалистики! Оно еще «до вычислительной формалистики» принимает на веру, то есть интуитивно понимает какие-то вещи, которые в рамках голой формалистики ввести и определить нельзя.
Собственно говоря, Пенроуз мог бы и не разоряться. Ведь и без него понятно, что мышление не сводится к вычислению. Какое отношение вычисления имеют к моему восприятию цвета, запаха или представлению стола?
Погодите, скажут хитрые граждане. Но ведь мозг состоит из обычного, известного химикам и физикам вещества. Поведение физических объектов можно рассчитать. Так где же в мозгу находятся те природные процессы, которые принципиально невычислимы, если мы научились обсчитывать даже события микромира? Да и не при чем тут микромир, поскольку мозг – это не микрочастица, а вполне большой, то есть классический объект. Где же там прячется невычислимость?
Пенроуз отвечает на этот вопрос так. Действительно, все природные процессы, с которыми мы сталкивались прежде, почему-то оказывались вычислимыми. Однако есть одна очень смутная и таинственная область физики, в которой как раз и могут происходить пока еще не открытые невычислимые физические процессы. Эта область – квантовая механика. Таково первое предположение. Второе предположение заключается в том, что мозг – квантовый компьютер, то есть машина, работающая на квантовых эффектах. Правда, мы пока никаких таких эффектов не наблюдаем – сплошная «крупная» биохимия. Где же они прячутся?
В поисках микромеханизмов, работающих в нейронах, Пенроуз лезет вглубь нейрона и находит там так называемые микротрубочки клеточного цитоскелета. Это полые цилиндрические трубочки диаметром примерно 25 нанометров. Они состоят из молекул полимеризованного белка – тубулина. А он отличается тем, что может существовать в двух видах (пространственных конфигурациях), которые отличаются друг от друга расположением одного-единственного электрона. Вот вам и квантовый мир с его чудесами и непредсказуемостью. Причем, что интересно, конфигурация соседних молекул зависит друг от друга, то есть перескока одного электрона хватает для того, чтобы запустить волну.
Пенроуз предполагает, что цитоскелет нейронов образует когерентные квантовые системы, в которых и происходят невычислимые квантовые процессы, которые еще не открыты, но, будучи открытыми, произведут переворот в физике. Эти процессы и являются потоком сознания.
Никакой мистики тут, как видите, нет. Да и странно было бы ожидать мистики от физика. Сознание самым естественным образом завязано на материю мозга и неотделимо от нее. Никакой отдельной «души» нет и быть не может. Именно физическая активность мозга порождает тот красочный мир внутренних переживаний и ощущений, который мы имеем. Не будет проектора, не будет и картинки. Травматические повреждения мозга доказывают это со всей очевидностью. Повреждения некоторых отделов может необратимо изменить личность, превратив приличного человека в агрессивного маньяка, а более серьезные повреждения проектора вообще гасят картинку.
Так что все мы вроде бы объяснили, обо всем поговорили. Никакой мистики, сплошные физика да химия. Диабет – физика. Сердце – насос. Мозг – квантовый компьютер. Теорий старения – множество, и все прекрасно работают, загоняя нас в могилу. Даже для памяти воды теорию придумали. Все прекрасно.
Вот только суперматериалист Максим Калашников, когда я спросил его после съемок, не сталкивался ли он в жизни с какими-нибудь необъяснимыми явлениями, вдруг сказал:
– Сталкивался. Лет двадцать назад мне показали фотографию какого-то незнакомого мужика, и я вдруг почувствовал, что от фотографии на меня поперло тепло, как от рефлектора. Позже я узнал, что на фото был Алан Чумак. До сих пор не могу это объяснить.
– Со мной тоже был аналогичный случай, – подхватил второй гость моей программы – заместитель директора Института биологии старения Игорь Артюхов, с которым мы так увлеченно дискутировали о проблеме аплодинга в турецком Даламане. – Я однажды видел, как дети с завязанными глазами прекрасно ориентировались в комнате, собирали игрушки и даже читали книгу сквозь повязку. Я не могу этого объяснить.
Я засмеялся:
– Ну, сей нехитрый трюк я как раз объяснить могу, эти жуликоватые дети и их предводитель мне хорошо известны и были неоднократно мною разоблачаемы и на телевидении, и в прессе, и в книгах.
В принципе, я могу придумать объяснение и для фотографии Чумака, от которой на писателя-футуролога Калашникова пахнуло жаром. Максим – товарищ доверчивый, впечатлительный. Иным и не может быть человек, верящий в плановую экономику. Социалист, чего с него взять… Но вот бывают в жизни случаи, когда действительно ум за разум заходит и для которых даже у меня объяснений не находится.
Ход IV. h5 – f7
«Умри вовремя – так учит Заратустра… Своею смертью умирает совершивший свой путь, умирает победоносно…»
«Петр сказал Ему: Господи! если это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде. Он же сказал: иди. И, выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу, но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня. Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился?»
«В те дни я… постоянно задавал себе роковой вопрос: «А что, если все, что говорит дон Хуан, – правда?»
Она вполне современная дама. Бизнес-леди, я бы сказал. И это говорит о практическом складе ума. К тому же дама сия имеет самое непосредственное отношение к выпуску научно-популярного журнала, что также говорит в ее пользу. В колдовство разное такому человеку верить просто не пристало – нелепо и подозревать. Но именно сия дама рассказала историю, от которой мое твердое материалистическое мировоззрение сильно огорчилось. Назовем рассказчицу Ирина Владимировна.
…Ирина Владимировна вторично вышла замуж за человека, у которого этот брак был тоже вторым. То есть у каждого за плечами была история, были «хвосты». Причем у мужа «хвост» оказался с ядовитым шипом. Шипом этим была его дочь – уже взрослая тетя, которая браку папы с Ириной не обрадовалась, поскольку обеспокоилась папиным наследством: а ну как Ирина родит ребенка, и папа на радостях оставит ему все? Так и случилось, героиня нашего рассказа родила дочь, уже пожилой папа в маленькой дочке души не чаял, и потому первая его дочка от первого брака, которая была уже взрослая, затаила на свою маленькую сводную сестру немалую злобу. Лучше бы этой девочки вообще не было! Ить пропадет наследство!
– И в один прекрасный день я вдруг заметила, – рассказывает Ирина, – что у моей пятилетней дочери начало быстро ухудшаться зрение. По каким только врачам я ее не таскала! И в глазной институт Гельмгольца возила, и за границу. Везде только руками разводили. Ставили разные диагнозы, и по неуверенности врачей я понимала, что перспективы излечения – никакие. А зрение все ухудшалось, и тут моя домработница посоветовала одну колдунью из Перми по имени Жанна. От отчаяния – терять-то все равно нечего! – я ей позвонила. Представилась, обрисовала ситуацию. Та спрашивает: а вашей девочке перед тем, как она заболела, что-нибудь дарили – игрушки, кукол, зверей, птиц?.. Я вспомнила и охнула: «Да только одних птиц и дарили!» То аиста деревянного принесут, то какую-то искусственную птицу в гнезде, то картину с изображением птицы. И все эти подарки делала дочь мужа от первого брака! Я потом всех этих «птиц» выкинула… «Ну, хорошо, – спрашивает Жанна. – А кольцо дарили? Я вижу кольцо». «Нет, – говорю. – Кольцо не дарили, она же маленькая девочка, какое кольцо! Вот сережки дарили». «Ищите кольцо!» – велела Жанна по телефону и повесила трубку.
Какое кольцо? Не дарили пятилетней дочери Ирины никакого кольца! Сережки сводная сестра дарила, но кольца не было. Чудит пермская колдунья…
– А через какое-то время я начала проводить ревизию своих побрякушек, – продолжала рассказчица. – Достала свои кольца и прочие причиндалы из сейфа, перебираю. Все мои кольца в коробочках, тут же коробочка с дочкиными сережками. А одного моего колечка вроде нет – от него только пустая коробочка. Может, думаю, оно как-то случайно попало под ту подушечку, на которой должно лежать? Ну, знаешь, на дне этой коробочки обычно бывает такая красная бархатная подушечка, которую можно вынуть. Вынула подушечку – нет там, разумеется, моего колечка. Я давай все подушечки из всех коробочек вынимать. Кстати, потом я свое колечко, которое искала, нашла в другом месте… Но не в этом дело. Вынимаю, короче, я все эти подушечки в поисках потерянного – везде пусто. Дошла до той коробочки, в которой лежали сережки дочери, подаренные сводной сестрой. Дерг за подушечку, а она не вынимается! Я слегка взволновалась, начала дергать сильнее и отодрала эту подушечку. Как думаешь, что я там увидела?
– Кольцо.
– Да. Только не мое, не то, которое я искала, а совершенно незнакомое мне колечко. Даже не ювелирное, а какое-то проволочное, техническое какое-то кольцо. Оно, чтобы не греметь, было приклеено к донышку коробки клеем. У меня руки затряслись, я велела домработнице принести ножницы и стала отковыривать это кольцо от дна коробочки. Домработница тоже была взволнована и в сомнениях, поэтому спросила: «Может, так и надо, что оно тут приклеено? Может, крепеж какой?..» Отодрав это кольцо, я тут же позвонила Жанне, и она велела это кольцо вынести из дома и где-нибудь похоронить. Она так и сказала – «похоронить», а не «закопать». Я представляю себе это зрелище – солидная тетка с лопатой закапывает на газоне кольцо! Но именно так я и поступила, схватила лопату, села в машину, отъехала подальше и «похоронила» кольцо.