– Это ничего не значит.
Но Анэ знает, что все как раз наоборот.
Она рассматривает руки богини. С них по-прежнему капает кровь – медленно и беззвучно. Под ней уже собралась целая красная лужа, которая растекается все дальше и дальше.
– Зачем тебе мое тело? – решается спросить Анэ.
Что-то ей подсказывает, что чем больше Седна будет говорить, тем больше у нее шансов выбраться из Адливуна живой.
Богиня тихо вздыхает и, поправив обрубком волосы, медленно говорит:
– Я просчиталась. Думала, что с обретением силы смогу доставить своему отцу боль… и забыть. Но он здесь, каждый день. Мои руки не зажили. А жизнь в Адливуне… это вечный сон, из которого нет выхода.
Седна замолкает, и Анэ сглатывает, пытаясь представить вечную жизнь в огромном старом теле, среди птиц, котлов и воющей души своего отца.
– Я могу многое, но я не могу выбраться на поверхность и быть среди вас. Только если меня призовут, но это почти никогда не делают… все меня боятся. Я внушаю страх. Я была довольна, я этого и хотела… пока не поняла, что мой отец – это давно уже лишь тень, и месть больше не сладка. Сначала я чувствовала себя живой, живым человеком. Но вкус мести слабел, и я поняла, что все это… просто сон. Не жизнь… существование. И я захотела вернуться в человеческое тело. Проснуться. Мне не нужны были страдания отца, не нужна была сила. Я хотела проснуться и жить.
– Убив меня?
– Убив тебя, – тут же откликается Седна и смотрит прямо на нее. – Мы договорились об этом сразу, как он тебя нашел. У тебя были… способности. Ты смогла бы выдержать мой дух. Твое тело осталось бы жить… но душа бы умерла. Не знаю, что я бы делала дальше… но я бы почувствовала себя живой и выбралась из сна. Проснулась бы. Как видишь, это не получилось.
«Он тебя нашел».
Слова будто эхом раздаются по всей пещере. Вырываются изо рта богини и исчезают в далекой тьме.
– Нашел? – переспрашивает Анэ. Мысли разлетаются вместе с эхом.
Седна улыбается, обнажая ряд кривых желтых зубов.
– Он же нашел тебя еще ребенком. Ты показывала силы, он это понял и решил тебя забрать. Не знаю, кто твои настоящие родители, но это точно не он.
Стук. Всплеск.
Мир темнеет и покрывается дрожащей пеленой. Ничего не видя из-за подступивших слез, Анэ медленно опускается перед Седной на колени.
И все сходится в единую картинку – от нового шрама на щеке до черной макушки отца. Все его пощечины, все крики, все взгляды. Все люди, погибшие во имя его могущества.
Боль раздирает сердце. Дышится с трудом. Анэ скручивается пополам, умоляя себя не давать слабину перед Седной, но не может остановиться. Глаза щиплет, и она вмиг представляет себя маленькой Анорерсуак, что боялась отца, но верила ему – просто потому что это отец.
Но ради этой Анорерсуак и стоит держаться. Чтобы вывести ее из Адливуна и дать ей возможность жить. Не себе даже – ей.
Сделав глубокие вдох и выдох, Анэ моргает и видит перед собой уже четкую картину – Седна, ее волосы, рыбы и пещера. Возвращаются краски, звуки кипящей воды и скрипа колес. Изо рта выходит тонкая полоска белого пара.
И ей становится так легко. Образ отца в голове медленно погружается в толщу снега. Черная макушка исчезает, и остается лишь белый сугроб – чистый-чистый, мерцающий в свете луны.
Анэ начинает смеяться. Сначала тихо, не в силах сдержать короткие смешки – а затем все громче и громче, и вот уже через несколько мгновений она хохочет, держась за живот. Все напряжение, разочарование и страх, что она испытала по вине отца за эти сумасшедшие дни, – все выливается из нее с этим смехом.
– Ты не знала? – громко спрашивает Седна, и тогда Анэ успокаивается, встает с колен и поднимает на нее взгляд.
– Нет, – просто отвечает она.
Каждая частичка тела ощущается так свободно, как никогда. Анэ дышит полной грудью – и совсем неважно, что это сырой и холодный воздух Адливуна.
И теперь она знает, что делать. Никогда она еще не видела свое будущее так четко.
Темный коридор. Исчезающий крик отца. Его расколотый череп, распавшийся на десятки маленьких белых костей.
– Хочешь, я отдам тебе его душу?
Седна вздрагивает всем телом. Волосы ее тут же оживают и вновь начинают летать по пещере, то приближаясь к Анэ, то отдаляясь. Крабы выползают из волос и клацают у ног Анэ, протягивая к ней свои длинные красные клешни.
– Как?
Голос Седны сопровождает очередной длинный вой.
– Его нет в Адливуне, потому что душа его еще наверху. И я знаю, где его кости. Он кричал и велел мне убить тебя… – Анэ ясно представляет, как Седна сдерживается, чтобы не завершить задуманное и не убить ее прямо сейчас. – Но я могу сжечь его кости. До конца, пока не останется ничего. И тогда он вернется к тебе.
Седна молчит долго. Самая тяжелая в мире тишина. Ее прерывают лишь бульканье воды и нескончаемый скрип колес. Иногда на пол громко падают капельки крови.
– Хорошо. Выдай мне его. Это… это все еще не жизнь. Но я согласна на вечный сон, если твой отец в нем будет кричать от боли.
Анэ вспоминает мягкий голос Апитсуака, его неловкую улыбку и длинный шрам в щеке. Напуганную девочку, бегущую к ней из темной пещеры иджираков. Безжизненную руку дочери Уярака.
Тела, засыпанные камнями и припорошенные снегом.
– Успокой духов, – тихо говорит Анэ.
– Что?
– Успокой. Духов, – повторяет она громче.
Миг – и десятки крабов подползают к Анэ, нетерпеливо клацая клешнями.
– Почему я должна это сделать? – Седна обнажает гнилые зубы, и белые глаза ее, кажется, светятся ярко как никогда.
Зажмурившись, Анэ быстро отвечает:
– Потому что люди тебя не предавали. Это сделали только наши отцы.
– И почему я должна тебе верить? – с тяжелым вздохом спрашивает Седна.
На это у Анэ есть четкий ответ. Она открывает глаза и смотрит в глаза богине – все еще светящиеся и страшные, но она старается видеть в них только человеческое. Изможденное и больное – даже спустя десятки, сотни, тысячи лет.
– Потому что я тоже верила своему отцу. Я ждала его. Терпела. Делала все, что он скажет. И… и я могла бы разозлиться на всех людей, но не стала. Есть добрые ангакоки и заботливые отцы. Злые люди и те, кто нас предает. Но люди… они разные. Среди них есть те, за кого нужно бороться. И я буду это делать. Всегда.
Седна вновь молчит, опустив голову и глядя на кровавые обрубки. Анэ старается на них не смотреть, со страхом ожидая ответа.
– Я долго думала, что мой отец собирался меня убить. Что… злился на меня. Не принимал мой выбор. И только потом… спустя годы здесь… я поняла. Когда его душа вернулась ко мне и я посмотрела на него. Он просто был трусом. Он испугался Ворона! Я бы поняла… я бы честно поняла… если бы он меня ненавидел. Но он просто испугался. И теперь он уже давно не мой отец. От него осталась лишь тень. Он мучается каждый миг пребывания здесь, но для меня в этом больше нет удовольствия. – И она поднимает на Анэ свой белый взгляд. – Я хотела проснуться. Я не хотела оказаться во сне. Но из-за твоего… отца… мне придется в нем остаться.
Анэ медленно опускает взгляд на свои руки. Только сейчас она замечает красные полосы на своих запястьях – видимо, богиня ранила ее, когда опутала волосами.
– Возможно, ты сможешь проснуться вместо меня.
Тяжело встав, Седна делает несколько громких шагов вперед. Анэ не шевелится, не дышит. Богиня кладет свой обрубок ей на макушку, и все перед глазами начинает расплываться и мерцать.
Приходит боль – одна яркая вспышка. Но Анэ не успевает даже закричать – все быстро заканчивается, вот ее тело вновь принадлежит ей самой, и руки, и ноги ощущаются так же легко и свободно, как и несколько мгновений до этого.
– Теперь ты знаешь, как вернуться домой.
– Подожди! – кричит Анэ, стараясь опередить Седну.
Она крепко стоит на ногах, но чувствует, что уже падает. Еще немного, и она исчезнет из Адливуна. Но ей нужно сказать главное.
Седна останавливается и смотрит на нее белыми глазами.
– Там… там, наверху, я увидела ангиаков. Я не знаю, когда они умерли и кем они были… но отпусти их, пожалуйста.
Седна медленно кивает, и Анэ чувствует такое облегчение, какого не испытывала, наверное, никогда.
– Отпусти их. Это невинные дети. Их души заслуживают мира.
Весь мир, вся жизнь для Анэ словно сжимается в этом моменте. Она застывает и почти умирает в ожидании ответа.
– Хорошо. Мне не нужны их души, – говорит Седна, и Анэ глубоко выдыхает, вот-вот готовая заплакать. – Приведи мне душу отца, иначе я убью всех в Инунеке. А потом возвращайся к себе в прошлое. Я… я не хочу тебя больше видеть. – Голос Седны дрожит, и на мгновение Анэ слышит в нем грустный голос той девушки, которой она когда-то была.
Земля под ногами резко исчезает, и Анэ падает в пропасть.
1800 год, 20 апреля, 00:00
Черная вода шумит на ветру, беспорядочно разбрасывая льдины.
Вся покрытая шкурами и кровью, Анэ пытается смотреть на танец отца и хоть немного унять дрожь в теле, но вместо этого молча смотрит на воду.
Море начало шуметь совсем недавно. И чем больше нарастают волны, тем хуже становится Анэ. Неприятная тревога сжимает сердце и стягивает кожу, так сильно, что этому невозможно сопротивляться.
Черная вода, светлые лунные блики. Анэ медленно охватывает взглядом камни, искрящиеся от воды, море и снег, наполовину скрывший ее ноги.
Впереди, перед костром, стоит отец. Пламени не мешает ни снег, ни ветер – и есть что-то в этом огне нехорошее, страшное, отчего Анэ покрывается мурашками, мерзкими и неприятными, хуже, чем окровавленная медвежья шкура на ее коже.
Карлимаацок рычит на всю округу и медленно подходит к костру. Отец начинает громко петь, и мертвец одним движением погружается в огонь. Мгновение – и над пламенем поднимается черный клубящийся дым, в котором светятся два белых глаза. Дух издает последнее горловое рычание – и замолкает, и огонь на миг окрашивается в черный. Анэ жмурится от ужаса, а когда открывает глаза, все уже проходит.