Один из тех, кто вбежал в дом вслед за Калином, бросил взгляд на опустевшую площадь и увидел, что над его раненым товарищем склонился человек в рясе. Священник пытался помочь раненому подняться, когда мушкетная пуля высекла искру из мостовой в дюйме от его ноги.
— Безбожные карфагеняне! — взревел телохранитель Калина и бросился обратно на площадь. Вместе со священником ему удалось втащить раненого в дом, несмотря на град пуль, обрушенный на них карфагенянами.
— Отличная работа, солдат, — похлопал его по спине Ганс.
— Этим людям ничего не стоит убить священника, — произнес Калин, глядя на побледневшее лицо своего недавнего проводника.
— Пожалуй, мне не следовало отбирать у тебя револьвер, — прошептал тот.
— Что они предложили? — спросил Ганс.
Калин жестом предложил ему следовать за собой. Пробравшись сквозь возбужденную толпу солдат, они вошли в комнату, расположенную в глубине здания, и закрыли за собой дверь. Там их ждали оставшиеся верными республике сенаторы, которые тут же окружили Калина и засыпали его множеством вопросов. Президент молчал, пока не стихли все крики.
— Все, как мы ожидали, — сообщил своим сторонникам Калин. — Сдавайтесь, или город будет разрушен. Президентом будет Михаил, но он всего лишь кукла, управляемая Кромвелем. А Кромвель признал, что он продался меркам.
— Значит, у нас нет надежды, — простонал Василий.
Калин обвел комнату взглядом:
— Мы будем сражаться, и она появится!
— Как мы будем сражаться? — вскричал другой сенатор. — Почти все наши силы сосредоточены в укреплениях, окружающих фабрики. Город обороняется ополчением. Если за спиной у карфагенян стоят тугары, или мерки, как они себя называют, то мы не выстоим.
— Если понадобится, мы будем сражаться голыми руками, — ударил кулаком по столу Калин.
— И все равно в итоге все погибнем.
— Неужели вы все готовы сдаться? — воскликнул Калин. — Вы попробовали вкус свободы, но через два года оказалось, что вы слишком слабы, чтобы сражаться за нее. Вы сидите передо мной и хнычете: «Мы погибнем», — в голосе Калина зазвучали саркастические нотки. — Вы сенаторы, так выполняйте свою работу. Народ Руси заплатил большой кровью за то, чтобы добиться свободы, а в вас должно быть сосредоточено все лучшее, что есть в нашем народе, а не худшее!
— Он прав, — тихо произнес Василий. — Нам нельзя забывать свой долг.
— Но мы все равно проиграем, — заметил его товарищ. — Надо смотреть фактам в лицо. Кромвель ослабил нас, а мерки закончат работу.
— Черта с два, — произнес у них за спиной знакомый голос.
К огромному изумлению Калина, в дверном проеме стоял О’Дональд с неизменной сигарой в зубах. Ирландец отступил на шаг назад, и в комнату вошла Кэтлин. При ее появлении все тут же встали. — Вы бы не могли снова сесть? — попросила Кэтлин. — Мне кажется, сейчас совершенно неподходящее время, чтобы соблюдать эти дурацкие правила этикета.
— Скажите мне, пожалуйста, — недоуменно спросил Калин, — что вы здесь делаете?
— Намекаешь на то, что нас не приглашали? — рассмеялся О’Дональд.
— Пэт, ты напился, — резко бросил Ганс.
— Ганс, ты же знаешь, что я легко могу перепить тебя, это было доказано сотню раз. Чтобы напиться, мне надо вылакать куда больше спиртного, чем я пока что успел.
— Скажите мне, сенаторы, — перебила его Кэтлин, не давая ирландцу развить свою излюбленную тему, — как прошла встреча?
— Как и ожидалось, — нехотя ответил Калин.
— И вы готовы прекратить борьбу? — Голос Кэтлин мог заморозить всю воду в Нейпере.
— Я буду драться до конца! — выпалил Василий, и воодушевленные сенаторы поддержали его воинственными криками.
— Рада это слышать, — произнесла Кэтлин. — Я не в том положении, чтобы задать вам трепку, но, если вы сейчас струсите, можете не сомневаться, что Эндрю вам ее устроит.
Калин смотрел на нее выпучив глаза.
— Надо было, конечно, сразу показать ее вам, — выступил вперед О’Дональд, приобняв Кэтлин за талию, — но я решил, что будет лучше, если ее милость первой услышит эти новости.
Театральным жестом артиллерист вытащил листок бумаги.
— Телеграмма со станции Бангор на реке Волге. Туда прибыл гонец из русской армии. В телеграмме написано: «Мы возвращаемся. Передайте Кэтлин, что я ее люблю». Подписано: «Полковник Эндрю Лоуренс Кин».
— Ай да парень! Я знал, что он не пропадет, — заорал Ганс, стуча в восторге кулаками по столу.
О’Дональд довольно осклабился, вытащил из кармана еще одну сигару и воткнул ее в рот старому сержанту. Ганс откусил кончик и начал жевать «гавану».
— Как раз собирался тебя об этом попросить. И где ты только ухитряешься доставать табак?
Ирландец весело рассмеялся:
— Когда карфагеняне в прошлом году прекратили торговлю, я сразу счел это подозрительным и быстро скупил весь запас сигар.
— Он даже не забыл написать, что любит, — задумчиво произнес Калин, смотря прямо в глаза Кэтлин.
Кэтлин обвела взглядом комнату. Вдруг ее лицо исказила гримаса боли, и она схватилась руками за живот.
— Дорогая, — встревоженно воскликнул О’Дональд, подхватывая ослабевшую женщину.
— Выйдем отсюда, — прошептала она.
Калин и Ганс моментально сорвались с мест и подбежали к ним. О’Дональд подхватил Кэтлин на руки и вынес ее из наполненной людьми комнаты.
— Оставайтесь здесь, — приказал сенаторам Ганс, выскочил вместе с Калином вслед за ними и захлопнул за собой дверь.
…
О'Дональд не торопясь шел вперед по узкой улочке. Повернув за угол, он резко остановился, и Калин с Гансом едва не сбили его с ног. Ирландец хитро улыбнулся.
— Поставь меня на землю, старый пень, — потребовала Кэтлин.
— В телеграмме говорилось что-то еще, так ведь? — спросил Ганс, с трудом переводя дыхание и утирая пот со лба.
— Видишь ли, мы не хотели говорить об этом при всех, поэтому нам надо было как-то вытащить вас оттуда, — ответил Пэт.
— Эндрю не такой человек, чтобы вставлять любовные послания в военные телеграммы, — тихо заметил Ганс, — но вы с вашими шуточками чуть не довели меня до инфаркта.
Калин бросил лукавый взгляд на Кэтлин и подмигнул ей.
— Ему пришлось зашифровать послание, — сказала Кэтлин. — О'Дональд тоже так решил. Там была еще одна фраза: «Кэтлин, поцелуй моих новорожденных сыновей, Ревира и Лонгфелло Кинов».
Калин недоуменно посмотрел на нее:
— И что это значит?
— Мы не даем мальчикам таких имен, — рассмеялась Кэтлин, — так что я в две минуты разобралась, что к чему. Пол Ревир и Лонгфелло, который написал о нем поэму.
— Кто это такие?
— «Один посуху и два по морю», — процитировал О’Дональд. — Единственная строчка, которую я оттуда помню.
--- Это означает, что он вернется морем, — пояснила Кэтлин.
— Но как, Господи Иисусе? — поразился Ганс. — «Оганкит» потопит его корабли!
— Возможно, он построит свой «Оганкит»? — предположил Калин.
— Каким образом?
— Не знаю. Может быть, подмога прибудет через неделю, а может, нам осталось продержаться еще несколько месяцев. Я не знаю.
Суздаль сотрясла череда взрывов, и земля задрожала у них под ногами. Высоко в небе послышался протяжный свист. Калин поднял голову и увидел пущенный мортирой снаряд, падающий на город. Затем суздалец перевел взгляд на Ганса, который за все время обстрела даже не шелохнулся.
— Если мы продолжим сопротивление, что надо удержать прежде всего? — спросил Калин.
— Конечно, фабрики.
— А их сейчас могут захватить?
— Ну, у нас там хорошие укрепления. Но если враги нанесут удар всеми имеющимися у них силами, они могут прорваться туда.
— А если вся наша армия укроется там и мы возьмем с собой все мушкеты и пушки?
--- Тогда у нас будут неплохие шансы выстоять.
— Я отдаю приказ оставить город, — твердо произнес Калин.
— Что?
— Надо быть реалистами. У нас в городе чуть больше двенадцати тысяч вооруженных людей. Все остальные ушли с Эндрю. Большинство мужчин на Руси продолжают заниматься своим хозяйством, и я не удивлюсь, если окажется, что в деревнях знать не знают, что идет война. Наши силы слишком рассредоточены. Мы не сможем спасти город от пожаров. Так пусть они возьмут его себе. Склады почти пусты, так как урожай пока не собран. Все боеприпасы забрал с собой Эндрю. Если мы сейчас оставим город Михаилу, он решит, что победил.
— Ты прав, — согласился Ганс. — Я думал о таком варианте, но мне казалось, что ты никогда не решишься на это.
— Мы знаем, что Эндрю возвращается, — ответил Калин. — Отведем все наши силы к фабрикам и будем держаться. Кто знает, может быть, они по крайней мере прекратят эти обстрелы, город уцелеет, и со временем нам удастся вернуть его себе.
— Зато они направят пушки на фабрики, — заметил Ганс.
— Им не хватит дальности стрельбы, а мы контролируем высоты у плотины, — возразил О’Дональд. — Если бы не эти проклятые мортиры! Они могут разрушить здания, но если мы обложим машины и инструменты мешками с песком, они выдержат бомбардировку. По-настоящему я боюсь только прямого попадания в пороховой завод. Но мы его тоже обложим мешками с песком и наведем там порядок. И вообще, я сомневаюсь, что Кромвель станет обстреливать фабрики, он же хочет получить машины целыми и невредимыми.
— Значит, так. Я возвращаюсь к сенаторам и говорю им, что сегодня ночью мы начинаем выходить из города. Если им это не понравится, они могут катиться к чертовой матери, — сурово подытожил Калин. Немного помолчав, он с невеселой улыбкой оглядел своих друзей: — Как там сказал ваш Грант? Эндрю говорил мне, но я забыл.
— Чертов Грант сказал: «Я буду держаться, даже если это займет все лето», — ответил О’Дональд.
— Именно так, — бросил Калин и, засунув руку в карман, направился обратно в свой штаб.
— Знаете, — заметила Кэтлин, — если снять с него этот дурацкий цилиндр и воткнуть в рот сигару, получится вылитый старина Грант!
Улыбаясь, Джубади вышел из юрты и взял под уздцы коня Суватая. Командир умена Вушка Хуш, пораженный оказанной ему высочайшей честью, низко склонился в седле и только после этого соскочил на землю, встав рядом с кар-картом.