— Вне зависимости от того, похож этот султан на своего отца или нет, он настоящий воин. Он намерен обеспечить прикрытие своей армии и одновременно обложить нас от моря и до гавани. Видит Бог, завтра только быстрокрылые соколы смогут осуществлять нашу связь с внешним миром.
Эти слова, обращенные Джустиниани к императору, вряд ли были замечены, ибо за спинами развернувшихся в боевой порядок янычар раздались низкие тона варварской музыки — сочетание горнов и цимбал, столь любезное слуху воинов Востока; в тот же миг взвился желтый флаг. Тогда старый Иоганн Грант воскликнул:
— Цвета Силихдаров! Магомет неподалеку. А, вглядитесь, ваше величество, — вот и сам султан!
В шеренгах образовался проем, по нему ехал всадник в кольчуге, разбрасывавшей золотые искры, в шлеме, с копьем в руке и щитом за спиной; скакун его был накрыт свободно струящейся попоной. За спиной его виднелась свита из воинов и гражданских — первые в боевом облачении, вторые в просторных одеждах и огромных чалмах. Всадник вел их вниз по склону холма, будто бы намереваясь постучать в ворота. На башне зарядили пушку и подкатили ее к амбразуре.
— Магомет, говоришь, Иоганн Грант?
— Магомет, ваше величество.
— В таком случае он неосмотрителен, впрочем нам нечего стыдиться своих стен и ворот, пусть осмотрит их невозбранно… Слышите, воины? Позвольте ему посмотреть и удалиться с миром.
Этими словами он смирил нетерпение пушкарей.
Следующую его фразу оборвал звук рога, зазвучавшего у подножия башни. Один из офицеров свесился со стены и доложил:
— Ваше величество, из ворот только что выехал всадник и скачет вперед. Насколько я понял, это иностранец, граф Корти.
Константин наблюдал за тем, что случилось далее.
Обычно путь из долины лежал через глубокий ров у ворот Святого Романа, путь этот шел по настилу из крепких бревен с прочными перилами по бокам, положенному на кирпичные пилоны. От этого поста не осталось ничего, кроме нескольких шатких досок — их можно было быстро снять при необходимости. Даже пройти по ним пешком было не так-то просто, а граф Корти, когда император взглянул на него с возвышения, пересекал преграду верхом, одновременно трубя в рог.
— Неужели он обезумел? — с тревогой осведомился император.
— Обезумел? Нет, он вызывает кого-то из нехристей на поединок; и если, высокородные господа, он столь же искусен, сколь и смел, то, клянусь тремя королями из Кёльна, непросто будет нам, остальным, с ним сравняться.
Так отвечал императору Грант.
Корти благополучно миновал ров и остановился на другом берегу, плотно вогнав древко своего знамени в землю. Открытое пространство кладбища позволяло ему видеть турок впереди и самому оставаться на виду — расстояние между ними было не более ста ярдов. Приподнявшись на стременах, граф снова протрубил в рог — в чистой ноте отчетливо звучал вызов.
Магомет оторвался от осмотра башни и глубоко сидевших в стене ворот и подозвал свою свиту.
— Что за девиз у него на знамени? — поинтересовался он.
— Луна, а поверх нее — крест.
— Вот как?
Вызов был повторен дважды, но молодой султан оставался неподвижен, лишь необычная серьезность легла на его лицо. Он узнал графа, только в мыслях своих называл его более привычным восточным именем, Мирза. Знал он и то, что дерзкий вызов брошен не из одного только честолюбия — то было напоминание о заключенном ими договоре, и, если истолковать правильно, звучало оно так: «Вслушайся, повелитель! Она в добром здравии, и дабы я не показался в твоих глазах недостойным ее, пошли храбрейшего помериться со мной силами». Магомет заколебался — случайность способна погубить эту высокую душу. Увы тогда княжне Ирине в день последнего приступа! Кто доставит ее к нему в руки? Огромное войско, боевые машины и дотошные приготовления — все это было не столько во имя завоевания и славы, сколько во имя любви. Мучительным стало бы испытание, если бы кто-то в тот миг сказал ему: «Она твоя, султан Магомет; она твоя, возьми ее, а город оставь в покое».
Вызов был брошен в третий раз, и со стен раздался приветственный рев. Тогда сын Исфендиара, узнав знакомый девиз и все еще мучительно переживая свое поражение, протолкался сквозь толпу к Магомету и попросил:
— Повелитель, позвольте мне проучить этого выскочку.
Магомет ответил:
— Ты уже испытал на себе его руку, однако ступай — вручаю тебя твоим гуриям.
После чего он поудобнее устроился в седле, улыбаясь. Не графу сейчас грозила опасность.
Оружие, доспехи и конская сбруя у мусульман такие же, как у итальянцев; поскольку оружие для поединка выбирает тот, кому бросили вызов, — а это может быть топор, меч, копье или лук, сын Исфендиара выбрал последний и, пока приближался к сопернику, подготовил его. Граф не замедлил последовать его примеру.
Они взяли свои луки — короткие, для стрельбы из седла, — в левую руку, положили на них стрелы, закрепили щиты на правом предплечье.
Добравшись до открытого пространства — кладбища, всадники принялись описывать круги, следя за тем, чтобы щит оставался со стороны соперника; расстояние между ними было около двадцати шагов. Зрители стихли. Помимо мастерства, которым всегда обладают участники таких поединков, зрители хотели видеть, кому улыбнется удача.
Соперники трижды описали круг, так искусно прикрываясь щитами, что ни тому, ни другому было не пустить стрелу; потом турок все-таки выстрелил, прицелившись в плечо лошади графа, — скрепленные ремнями кольчужные пластины на шее не обеспечивают надежной защиты. Граф прикрыл лошадь щитом, выкрикнув на османском наречии:
— Негоже так, сын Исфендиара! Я твой соперник, а не мой конь. И ты поплатишься за свою трусость!
Сузив круг и дав скакуну шпоры, он заставил турка развернуться на месте и почти что остановиться. На тот миг, который понадобился, чтобы достать вторую стрелу из колчана за спиной, турок оказался беззащитен.
— Берегись! — вскричал граф и послал стрелу прямо в лицо под капюшоном.
Никогда сыну Исфендиара не вернуться в отцовский пашалык. Голоса ему не хватило даже на стон. Противник вскинулся в седле, хватая рукой пустоту, а потом грянулся оземь.
Собственность убитого — его скакун, оружие и доспехи — по праву принадлежат победителю; но, даже не глянув на них, граф вернулся к своему знамени и под крики греков со стен и башен вновь бросил вызов. Несколько военачальников буквально накинулись на султана, моля о дозволении ответить дерзкому гяуру.
Противник вскинулся в седле, хватая рукой пустоту, а потом грянулся оземь.
Арабскому шейху, который кричал громче других, султан задал вопрос:
— Что такое случилось со вчерашнего дня, что тебе разонравилось жить?
Шейх поднял копье с гибким древком, двадцати футов в длину, сделанное из тростника, какой растет только в долине реки Иордан, и, потрясая им, ответил:
— Во имя Аллаха и чести моего племени!
Поняв, что шейх уповает на свое оружие, Магомет спросил:
— Сколько раз ты вчера молился?
— Пять, повелитель.
— А сегодня?
— Дважды.
— Тогда ступай, но поскольку у твоего соперника нет копья, равного по длине твоему, ему дозволено будет воспользоваться мечом.
Жеребец шейха был из самых породистых скакунов Хиджаза, и выпрямившийся в седле шейх, с многослойной чалмой на голове, в туго стянутом на поясе полосатом халате, с тонким горбоносым яркоглазым лицом кофейного цвета, казался повелителем пустыни. Он во весь опор ринулся на христианина, ловко поигрывая огромным копьем, так что оно приняло вид сухого стебля папируса.
Граф распознал в этом приеме фокус с джеридом, который не раз отрабатывал с Магометом. Не будучи уверенным, не надеты ли у соперника под халатом доспехи, он встретил его стрелой и, отметив, что она упала, не причинив тому вреда, перекинул лук за спину, выхватил меч и послал коня вперед, постоянно уклоняясь то вправо, то влево, чтобы не дать шейху прицелиться. Движения его были невероятно грациозными.
Внезапно шейх перестал поигрывать копьем, воздел его над головой, нацелил на соперника и с пронзительным криком устремился вперед. Друзья Корти на башне задержали дыхание; даже император произнес:
— Слишком силы неравны. Помогай ему Бог!
Однако в последний момент, в момент столкновения, Корти бросил коня вправо, и лег ему на бок, прикрывшись щитом. Копье, на долю мгновения уступив ему в стремительности, просвистело в воздухе; шейх не успел опомниться или перехватить свое оружие, а искусный противник уже поравнялся с ним. Говоря коротко, теперь араб был у него в руках. Скача с ним рядом и положив руку ему на плечо, граф выкрикнул:
— Сдавайся!
— Никогда, пес христианский! Поступай как вздумается.
Меч взметнулся, блеснул, а потом опустился — копье он рассек у самой руки его владельца. Обломки упали на землю.
— Сдавайся теперь!
Шейх натянул поводья:
— Почему ты не убиваешь меня?
— Мне нужно передать послание твоему повелителю, Магомету.
— Говори.
— Скажи, что ядра с башен способны долетать до него, а пушкарей сдерживает только присутствие императора. Тебе надлежит поспешить.
— Кто ты такой?
— Рыцарь-итальянец, который, будучи врагом твоего повелителя, все же имеет основания его любить. Ну, так как?
— Сделаю все по твоему слову.
— Хорошо. Коня я забираю.
— Выкуп возьмешь?
— Нет.
Шейх неохотно спешился и зашагал прочь, а торжествующие крики греков ножом вонзились ему в сердце.
— Шанс, о христианин, дай мне еще один шанс — сегодня, завтра!
— Доставь послание, а дальше будет, как решит твой повелитель. Поспеши.
Граф отвел свою добычу к знамени и, перекинув через него повод, еще раз посмотрел на сияющие ряды янычар — и поднес рог к губам. Он видел, как шейх поклонился Магомету, потом их заслонила свита.
— Галантный пес, клянусь пророком! — произнес султан. — На каком он говорил наречии?
— О повелитель, он будто бы вырос в моем собственном шатре.