То были дерзкие слова.
— Однако, повелитель, — продолжал князь, и только яркий блеск глаз нарушал бесстрастность его облика, — Бог хочет положить конец распрям и войнам, кощунственно затеваемым во имя его, и я послан сказать тебе об этом; именно для этого Дух и вошел в меня.
Геннадий поднялся снова, воздев распятие.
— Я посетил многие страны, — невозмутимо продолжал князь, — они просили меня дать им веру достаточно вольную, чтобы она служила им опорой, притом что они продолжали держаться за мелочные идеи, взращенные в их сознании; а получив от меня такую веру, они говорили, что готовы исполнить его волю, однако выдвигали одно условие. Кто-то должен уступить первым. «Пойди найди этого первого, — просили они меня, — и мы последуем за ним». Говоря, что я посланник, призванный изложить все это вам, ваше величество, и вашим подданным — достаточно просвещенным, чтобы осознать волю Всевышнего, и достаточно мужественным, чтобы возглавить это движение, обладающим влиянием и доверием, которые позволят мирно довести дело до победы, я прекрасно понимаю, что мольбы и призывы бессмысленны, если я не смогу с самого начала показать, что они санкционированы свыше; соответственно, я не претендую на то, чтобы называться творцом веры, которая отвечает требованиям всех народов. В древних городах существуют дома, стоящие поверх домов, на улицах, проложенных поверх улиц, и дабы отыскать эти давно погребенные жилища, люди усердно вкапываются в землю; я поступил так же, пока в древних этих Заветах, — он бросил взгляд, исполненный любви, на все священные книги, — не сделал бесценного открытия. Прошу терпения, ваше величество, я зачитаю из каждой. Вот — из иудейской Библии: «Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий. И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам». Вот как Бог, в существовании которого мы не сомневаемся, открыл свое имя избранному народу… А вот слова китайского святого, жившего почти за пятьсот лет до рождения Христа: «Даже самый дурной человек, после поста и воздержания, может приносить жертвы Богу». А вот из Авесты: «Мир двуедин, будучи творением Ахурамазды и Ахримана: все хорошее в мире исходит от Первого Принципа (он есть Бог), а все плохое — от последнего (он есть Сатана). Ахриман вторгся в мир, созданный Ахурамаздой, и осквернил его, однако когда-то противостояние это завершится». Здесь Первым Принципом назван Бог. Но еще удивительнее другие слова из того же Писания — выслушай и сравни: «В назначенный срок явится сын даровавшего закон, пока не рожденный, именем Саошьянт; тогда Ахриман (Сатана) и Ад исчезнут, люди восстанут из мертвых, и воцарится в мире бесконечное счастье». И здесь Закон дарован Богом, а вот кто его Сын? Пришел ли он? Ушел ли? А теперь — несколько цитат из Вед: «Одним Всевышним Владыкой пронизана вся вселенная, всякое слово в круговороте природы. Существует один Всевышний Дух, неколебимый, стремительностью превосходящий человеческую мысль. Первичный Движитель недостижим даже для божественного разума; Дух этот, будучи неподвижен, скоростью своей превосходит других многократно, сколь бы быстрым ни было их движение; он и далек от нас, и совсем близок; им пронизана вся система миров, однако он удален от них бесконечно». Ответьте, о повелитель и достопочтенные господа, разве слова эти не допускают однозначного толкования? А если у вас остается хоть тень сомнения в том, о ком здесь идет речь, примите и осмыслите молитву из тех же Вед, которую я сейчас вам зачитаю: «О Ты, дающий миру его пищу, Ты, единственный движитель всего, Ты, укрощающий грешников, тобою пронизан тот светозарный, что предстает нам Сыном Создателя; укрой от нас свои нестерпимые лучи и распространи свой духовный свет, чтобы я мог узреть во всей славе и всем величии твой истинный облик. ОМ, запомни меня, о божественный Дух! ОМ, запомни мои деяния! Позволь душе моей вернуться к бессмертному Духу Бога, а потом позволь телу моему, превращающемуся в пепел, вернуться в прах». Кто есть ОМ? А если повелитель еще не понял этого до конца, да выслушает он вот это из священнейших стихов Вед: «Не имея ни рук, ни ног, он бегает быстро и хватает крепко; не имея глаз, он видит; не имея ушей, слышит все; он знает все, что знать можно, но его не знает никто: Он — тот, кого мудрые называют Великим, Всевышним, Всепроницающим Духом». Последнее, о повелитель, — и я покончу и с цитатами, и с доводами. Ананда спросил у Бодхисаттвы, что есть Зерцало Истины, и получил такой ответ: «Это осознание того, что избранный ученик пребывает в этом мире, облеченный верою в Будду, верующий, что Благословенный есть Святой, Просвещенный, Мудрый, Безупречный, Счастливый, Искушенный, Всевышний, смиритель заблудших сердец человеческих, Наставник богов и людей — Благословенный Будда». О добрый мой повелитель, даже дитя, которому едва хватает разума произнести имя родившей его матери, способно постичь и произнести: се есть описание Бога!
Князь умолк окончательно и, достав из кармана тончайший шелковый лоскут, заботливо протер открытые страницы Библии Евсевия, после чего закрыл ее. Остальные книги он сложил в отдельную стопку, сперва смахнув пыль с каждой. Собравшиеся выжидательно наблюдали за ним. Святые Отцы выслушали немало странного — будет о чем подумать в течение многих дней и ночей; однако все они ощущали, что не хватает последнего вывода. «Цель, сообщи ее нам, да побыстрее!» — в таких словах можно было бы выразить их нетерпение. После паузы князь продолжил:
— Когда, о повелитель и достопочтенные господа, имеешь дело с детьми, необходимо часто останавливать свою речь и повторять уже сказанное; вы же — мужи, искушенные в дебатах, а потому, что касается веры, о которой меня, как я уже говорил, спрашивали во многих народах, я скажу просто: она есть Бог; а если говорить о даровании ее, вы можете вырвать у меня эти Писания и обратить их в пепел, однако вы не сможете отныне отрицать того, что Вера, которую я вам принес, одобрена им. Не в священной божественной природе отрекаться от самого себя. Может ли кто-то из вас предположить, что он умалится до такой степени?
Истовость его проповеди привела слушателей в изумление.
— Достаточно ли пространна эта идея Бога, чтобы включить в себя все религии, возникшие на земле, судить не берусь, ибо желаю сохранять уважительность, — продолжил в своей прежней манере оратор. — Однако, если вы примете ее как достаточную, вам недолго придется искать форму, в которой ее воплотить. «Учитель, — спросил законник, — какова высочайшая заповедь закона?» И Учитель ответил: «Возлюби Господа Бога всем сердцем, и всей душой, и всем разумом», а потом добавил: «Такова первая и величайшая заповедь». О повелитель, никто еще не изобрел и никогда не изобретет более точного и однозначного выражения высочайшего человеческого долга — целокупности всей доктрины. Я не стану говорить, кто был учитель, произнесший эти слова; не буду я и настаивать на принятии этой веры, однако, если мир все-таки решит ее принять и жить в согласии с нею, настанет конец войнам и слухам о войне, и Бог достигнет желанного. Если Церковь здесь, в твоей древней столице, примет ее первой, с каким восторгом понесу я добрую весть народам…
Князю не дали закончить эту фразу.
— Что должен я понимать, о князь, под «целокупностью всей доктрины»?
Говорил патриарх.
— Веру в Бога.
В то же мгновение раздался оглушительный крик, изумив императора; в центре сумятицы стоял на цыпочках Геннадий и размахивал своим распятием с истовостью облеченного властью.
— Вопрос — у меня вопрос! — голосил он.
Наконец ему дали возможность его задать.
— В твоей целокупности доктрины что есть Иисус Христос?
Голос патриарха, ослабленный возрастом и болезнью, был едва слышен; глас его соперника проникал в самые дальние углы, а поскольку вопрос отражал то, что занимало всех собравшихся, то и церковники, и царедворцы, и почти все вельможи встали на ноги, чтобы услышать ответ.
Тоном столь же отчетливым, как и у собеседника, однако совершенно бесстрастным главный оратор ответил:
— Сын Божий.
— А Магомет, отец ислама, — что есть он?
Если бы аскет вставил во второй вопрос имя Сиддхартхи Бодхисаттвы, вопрос не приобрел бы такой остроты, не подействовал бы столь мгновенно и мощно; но Магомет, погонщик верблюдов! Многовековой раздор, ненависть, распри и войны — грабежи, сражения, осады, кровопролитие, унижения, захват территорий, разорванные соглашения, осквернение храмов и алтарей — все это всплыло в памяти при имени Магомета.
Нам уже ведома эта особенность индийского князя: никогда не забывать, какие отношения у него сложились с тем или иным человеком. За спиной Константина он увидел дожидающегося его юного Магомета — Магомета и мщения. Если греки отвергнут его план, и ладно, — он пойдет к туркам, привычным образом сменив Крест на Полумесяц. На то, чтобы это обдумать, времени было мало, он и не обдумывал; мысль пришла и ушла яркой вспышкой — и прозвучал ответ:
— Он останется в Духе еще одним из Сынов Божьих.
Геннадий, сотрясая воздух распятием, вскричал:
— Лжец, самозванец, изменник! Ты, посланец Сатаны! За спиною твоей — разверстый Ад! Даже сам Магомет был более допустим! А ты способен сделать черное белым, затушить воду огнем, заледенить кровь в наших сердцах — в одно мгновение или медленно, при сопротивлении нашего разума, однако низвергнуть чистого благословенного Спасителя или поставить престол его в незримом царстве рядом с Магометом, князем лжецов, кровавым убийцей, блудодеем, чудовищем, которого не вместит весь Ад, — этого тебе не удастся! Тело, лишенное души, глаз, не видящий света, гробница без усопшего — такова Церковь без Христа! Братья мои! Позор нам за то, что мы находимся рядом с этим коварным злодеем! Не мы здесь хозяева, чтобы его изгнать, однако мы можем уйти сами. Следуйте за мной, о приверженцы Христа и Церкви. Вернись к своим шатрам, о Израиль!
Лицо говорящего побагровело от волнения, голос до отказа заполнил залу; многие монахи вскочили с мест и с воем, в слепой ярости кинулись к нему поближе. Патриарх сидел на месте, пепельно-бледный, и беспомощно осенял себя крестом. Константин быстро и блистательно рассудил, как пристало поступить ему, импе