– Так, если ты еще не готова, дай мне помочь, – говорит Глория.
– Нет, – отвечает Марша.
Бен берет шампанское и убирает в холодильник.
– Любезный, – обращается к нему Джулиус своим гулким голосом из зала судебных заседаний.
Отведя взгляд, Глория сдержанно подставляет Бену щеку – она еще не определилась в своем отношении к столь эксцентричному выбору сестры, а может, определилась, просто не в его пользу – и Бен провожает всех через гостиную к большим стеклянным дверям, ведущим на террасу. Марша моет руки и составляет тарелки. Как раз в этот момент на садовой дорожке появляется Отто, младший брат почившего Клайда Симпсона: смуглый молодой мужчина в очках, берете и плаще, с клочковатой, взъерошенной бородой джазмена, очень похожий на мужа Марши с парадного портрета, висящего в гостиной, за исключением берета, бороды и настороженного взгляда, зеркально отражающегося и на лице его спутницы – Маргарет, тоже учительницы. Выражение у обоих собранное и ироничное, словно они уже наблюдают за происходящим с заранее выбранной позиции где-то позади их собственных тел. Но их дочь Глория не разделяет их настрой. Ей почти четырнадцать, неловкий возраст между детством и юностью. Сегодня она хочет быть ребенком: она обнимает тетю и бросается в дом в поисках Рути, которая души в ней не чает. Бен подбирает упавшие пальто.
Закрывать дверь нет смысла. По дороге уже идет Адди, крутя на пальце ключи от машины, а с другой стороны маячит младший брат Кертиса Кливленд, приобнимающий девушку, которую никто не знает. Нет, он ее не тискает; скорее гладит ее длинные светлые волосы, успокаивая или, наоборот, подначивая перед первой встречей с кланом в полном составе. Они идут, и Кливленд аккуратно подталкивает ее вперед. У ворот они встречаются с Адди, и та говорит что-то, от чего Кливленд хохочет, а девушка улыбается. Они заходят; двенадцать, тринадцать, четырнадцать – ну, вот и все, клан в полном составе. Семья Оджо, преуспевающие тори с бездонными карманами, с одной стороны; бюджетники Симпсоны, члены организационного комитета ежегодного карнавала, имеющие трения с законом, – с другой; посередине оба сына Марши – застенчивый бухгалтер и неопределившийся студент. Не говоря уже о самой Марше, со всех сторон демонстрирующей свою замену мертвому Клайду – чудаковатого, тощего, белого, психически больного су-шефа. Столько потенциальных катастроф. Столько всего может пойти не так.
Марша обслуживает всех как одержимая, отправляет в сад одну нагруженную тарелку за другой. Бен носится с пивом, соками, шампанским и гигантским кувшином розовой «Фанты», очевидно, нигерийской штуки. В перерывах он переворачивает цыпленка. Вся партия, которую он успел пожарить, уже разлетелась, и он загружает вторую. Дети возятся вместе, а старшие расставили садовые стулья небольшими лагерями: Оджо у стеклянных дверей, Симпсоны поближе к сараю. Марши нигде не видно. Иногда ее надо прямо-таки выгонять из кухни. Если он за ней не сходит, она может так и остаться там до следующей перемены блюд, прячась от собственной вечеринки. Он входит в дом и, проходя мимо семейства Оджо, слышит, как Глория бурчит что-то насчет приправ в эуа агойн.
– На вкус точно такая же, как твоя, мам, – говорит Адди. – Ну, в смысле прям точно такая же.
– Естественно, черт возьми, – гремит Джулиус. – Они обе учились у своей матери. По одному рецепту.
О господи.
– Пойдем, дорогая. Выходи, – говорит Бен. – Все хотят тебя видеть.
– Ладно, ладно, – отвечает Марша.
Она снимает фартук и выходит. В дальнем конце сада стоит пустое кресло, но Адди встает и похлопывает по своему месту рядом с Глорией.
– Садись, тетя, – говорит она и относит свою тарелку поближе к лагерю Клива и Кертиса. Марша усаживается, несколько нарочито изображая беззаботность.
Глория смотрит на удаляющуюся дочь, задрав подбородок.
– Знаешь, она отлично справляется. Говорят, она уже настоящая звезда в своей палате.
– Нисколько не сомневаюсь, – говорит Марша.
Они смотрят на Адди: высокие шпильки, оставляющие дыры в газоне, до треска узкая юбка, безупречные формы, безупречные волосы, безупречные скулы и безупречные пурпурные ногти. Из рассказов Марши Бен знает, что Глория и Джулиус долго не могли завести ребенка, и Глория горько сокрушалась над своим положением бездетной старшей сестры, в то время как из Марши выскакивали мальчишки, пусть и ничем не примечательные, зачатые от бестолкового Клайда. Безупречность Адди должна служить ее своеобразным сокрушительным ответом. Марша должна смотреть на будущего королевского адвоката Адесину Оджо и помнить о том, что Кертис целыми днями просиживает в пластиковом закутке на Вэст-Бэксфорд-хилл и ведет бухгалтерию фирмы грузоперевозок, состоящей из одной машины. И при этом сестры любят друг друга. А Адди, похожая на какую-нибудь западноафриканскую богиню, на самом деле милейшая девушка, питающая искреннюю слабость к обоим кузенам, и у нее совершенно нет времени играть в эти статусные игры, в которых ее так любит использовать мать. Она уже там, весело заигрывает с Кливом, ерошит волосы Кертису, который после бессонных ночей с малышом и материного обеда, кажется, вот-вот заснет. Девочкой она была зациклена на Кертисе, боготворила его так же, как Рути сейчас боготворит Грейс, и это до сих пор заметно. Эти споры просто смешны. Споры смешны, но Бен тем не менее никогда не осмеливался в них вмешиваться. Да и что он скажет?
– Как дела в кафе? – спрашивает его Джулиус.
(Бен считает, что это единственный вопрос, который Джулиус может задать, потому что никаких других карьерных достижений, о которых можно было бы спросить у него, Бена, нет.)
– Хорошо, – отвечает он. – Даже очень хорошо, вообще-то. Думаем нанять еще людей.
Это правда. С тех пор как они рискнули купить дорогую профессиональную кофемашину, которая теперь шипит и испускает клубы пара на стойке, к ним потянулось множество новых жильцов георгианских домов с Бексфорд-Райз. Теперь в кафе «Метро» полным-полно обеспеченных молодых новоприбывших, читающих газеты и с радостью платящих за капучино больше фунта.
– Ну естественно, у вас же очень маленький бизнес, – говорит Глория.
Бен не знает, что на это ответить. Марша переплетает пальцы и кладет руки на колени. Пустые колени.
– Ты забыла себе положить, – замечает Бен и удаляется на кухню, чтобы наполнить для нее тарелку.
Он не сбегает, ни в коем случае.
Но, вернувшись, он видит, что ситуация уже обострилась настолько, что сестры перешли на быструю йорубу. Он не понимает ни слова, но веселое выражение Джулиуса сменилось напряженным, и Адди, вздохнув, снова направляется к ним.
– Ну ей-богу! – выпаливает Бен без задней мысли, нависнув над ними с приборами в одной руке и тарелкой с горой еды – в другой. Обе женщины обескураженно поднимают на него глаза. – Ну ей-богу, – повторяет он. – В итоге вы все равно вспомните, что любите друг друга. Почему бы не вспомнить об этом побыстрее? Например, сейчас?
Глория открывает рот, но ничего не говорит, а просто смотрит на свои колени. Марша краснеет.
– Хм-м, – протягивает Адди, наклоняясь и вглядываясь в их лица. – Наивно, но эффективно.
Джулиус начинает хохотать. Марша закрывает лицо рукой и издает стон. Глория откашливается, похлопывает сестру по коленке и говорит: «Знаешь, получилось изумительно вкусно».
– Это она меня всему научила, – говорит Бен, кивнув в сторону Марши.
Все снова смеются, включая его самого, хоть это и есть чистая и абсолютная правда.
После этого воцаряется такая атмосфера, когда обретенная доброжелательность начинает поддерживать себя без постороннего вмешательства, прокладывая все более и более глубокую колею, по которой будет двигаться вечеринка. Бен переворачивает кусочки цыпленка, потом принимается за новую партию; Марша под бурные аплодисменты представляет гигантский пирог, украшенный мягкими коричневатыми пиками, похожими на застывший в меренге беспокойный океан; мужчины устраиваются на местах и послушно едят, и едят, и едят. Спустя какое-то время к Джулиусу подходит Отто, протягивает ему пиво и заводит разговор о крикете. Беседа разрастается до спорта в целом, и к ней подключается Клив. Женщины, более подвижные, мигрируют и гнездятся, мигрируют и гнездятся, передавая друг другу малыша Тео и время от времени прибирая на столе. Рут носится между ними, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, что Грейс бежит за ней, а когда Грейс останавливается отдохнуть, Лиза принимается расспрашивать ее о школе, отчего девочка чувствует себя полноправной частью этого круга матрон. Маргарет поначалу мнется где-то с краю, но Адди увлекает ее, и вскоре та уже смеется, взяв на руки Тео.
Бен наблюдает. Его это устраивает. Марша ловит его взгляд с другого конца сада, и он в ответ машет ей щипцами для мяса. К нему, отмахиваясь от густого пряного дыма, неуверенно направляется подружка Клива. (Погода тоже ведет себя подобающе – с приближением вечера небесная синева становится лишь ярче.)
– Цыпленка? – спрашивает Бен, хоть она и не протягивает ему тарелку.
– Ой, нет, спасибо, – говорит она. – Я вегетарианка. – Она глядит на зарумянившуюся, сдобренную специями кожицу, с которой капает искрящий на углях жир. – Вас это не… эм-м, беспокоит? Что у вас тут полный мангал мертвых созданий?
– Нет, – твердо отвечает Бен.
Он снова окидывает ее взглядом и только тогда понимает: Клив занят, и она нервно прибивается к нему, несмотря на преступную плотоядность, потому что, кроме него, белых в саду больше нет. Он и сам не то чтобы забыл об этом. Когда он объявил сестре, что будет жить с Маршей, она была весьма красноречива. Эта тема так или иначе многократно всплывала между ним и Кливом, который тогда еще жил дома и ясно дал Бену понять, что ему не все равно; что его напрягает тот факт, что его мать спит с «гребаным паучком-альбиносом» и что он сомневается в отцовских, или в данном случае отчимских, способностях Бена. Но сегодня он даже не задумывался об этом, все внимание перетянуло на себя противостояние Оджо – Симпсон. Бен откладывает щипцы и пытается сослужить службу.