о своей сути свойственно жить и продолжать на земле жизнь. Видимо, от этого несоответствия хмурятся воды озер и сиротливо, нелепо выглядят развалины замка. А может, они воспринимаются в том или ином виде в зависимости от человеческого настроения или даже от различной погоды?
Раздумья настроили Илгу на лирическую волну, и старые камни замка показались ей таинственными, а глубины вод загадочными, и во всей луидзинской панораме царила недосказанность, переходящая в душе Илги в тревожную неизвестность.
Вечером, как обычно без приглашения, пришел сильно выпивший Андрис. В трезвом виде он походил на бывалого моряка со старого торгового судна, а в нетрезвом — на дьявола с пиратского корабля. Глаза его забегали по комнате, скользнули по Илге и остановились на Антоне, лепившем морского черта.
— Где были? — как бы между прочим, но не в силах скрыть интереса, спросил он.
— У моего брата, — сказала Илга, не понимая волнения Андриса. — Гуляли у моря. Видели морского черта!
— А… уже лепишь, Антон.
— Леплю. Вроде получается.
— У тебя всегда вроде, а потом получается! Выпить есть?
— Есть. Илга, принеси яблочного вина.
— Лучше водку!
— Водки нет.
— Жаль. Бар закрыли. Где достать водку?
— Гуляешь?
— Нет. Вия уехала. К матери… В один день с тобой… Обещала сегодня вернуться.
— Вернется. Не сегодня завтра.
— Откуда ты знаешь?!
— Знаю.
— Очень много ты знаешь, но не больше моего!
— Я не спорю.
— Еще не хватало тебе со мной спорить! Ты мастер, неплохой мастер, и всего-навсего, а я Андрис! Понимаешь, Андрис!
— Понимаю.
— Нет, ты мнишь себя лучше! Я чувствую! Мол, ты всего достигаешь руками и талантом, а я мужской глоткой и нахальством. Разве не так считаешь?
— Ничего я не считаю, Андрис. Я работаю. И о таких вещах не думаю. Время покажет, кто чего стоит.
— Время?
— Да, время, расстояние. Подойди к берегу Даугавы, посмотри на воду — и ничего особенного не заметишь, а отойди от берега метров на сто, поднимись на холмик — и увидишь в воде опрокинутые вниз деревья, плывущие по дну белые облака, увидишь красоту неземную, красоту, на которую не обращал внимания. В воде она замерла как на картине. Подойдешь близко к берегу — и картина исчезнет, а отойдешь — видна.
— Куда отходить, Антон, зачем? На том свете все одинаковы. А вот здесь… Илга, нам поговорить надо!
Илга вопросительно посмотрела на Антона.
— Иди к детям, Илга, мы поговорим, — кивнул ей головой Антон.
Илга вышла из комнаты, неплотно закрыв за собой дверь. Андрис вскочил с дивана и потащил дверь на себя.
— А вот здесь, на этом свете Вия моя жена! Моя!
— Твоя. Но почему, Андрис, ты следишь за мной, за каждым моим шагом?
— Потому… Потому что она любит тебя… Тебя… И ты ее любишь. И чертей своих ради нее лепишь. И все лучше и лучше! Ради нее! Я знаю!
— Я женат, Андрис, к чему эти разговоры?
— Женат? Решил дожить жизнь с Илгой. А любишь Вию. И она… Я каждый день это вижу, каждый день! Много лет! Налей-ка вина!
— Тебе нельзя напиваться, Андрис, ты ответственный человек. Неудобно будет перед людьми.
— Ты еще обо мне заботишься, о моем авторитете?! А это кто сделал? — бросился Андрис к полке с чертями и схватил крайнего из них. — Ты вылепил этого черта! С рожей подлеца! Нос у него чей? Мой! И глаза мои! И уши! И короткие руки мои!
— Твои, Андрис, но когда я его лепил? Даже забыл когда.
— Я тебе напомню. Видно, в те дни, когда я увел у тебя Вию.
— Ты? Увел? — помрачнел Антон. — Ты забыл, как все было. Нет, ты не мог забыть, но если запамятовал, то я напомню. Ты обманул Вию, сказал ей, что я никчемный человек, что мои черти никому не нужны и вообще я связан с нечистой силой. Вия тебе поверила. Как могла?
— Мне? Могла! — усмехнулся Андрис. — Ведь я связан с нечистой силой. Ты так считаешь. Этот черт — снова я! Воздел к небу руки, закрыл глаза! Не припомню, чем это я вдохновил тебя?
— Этого черта, Андрис, я вылепил после твоей свадьбы с Вией.
— Ах, так! Выходит, я клянусь ей в любви перед небом. Так понимать?
— Нет, Андрис. Здесь ты клянешься своей бабушке Бируте. Помнишь набожную старушку? Я ее отлично помню — сухонькая, слабенькая, но с характером. Она потребовала, чтобы ты венчался с Вией в храме, и только после этого обещала отписать тебе наследство. Ты согласился. Составили завещание. Но венчание в храме могло отрицательно повлиять на твою карьеру, и ты обманул старушку. Она не смогла пережить этого и заболела, так расстроилась, что была не в силах переделать завещание, слегла в постель и больше уже не вставала.
— Ты и это помнишь, Антон? Но ты и меня пойми: я должен был расти по службе, чтобы доказать Вии, что лучше тебя, что она не обманулась во мне. И я… Я вырос! Все в Луидзе знают Андриса! И многие боятся! И не только в Луидзе. А ты? Ты все время лепил вылитых на меня чертей!
— Ошибаешься, Андрис. Не только на тебя.
— А этот черт? Разве не я?
— Ты, Андрис.
— Но почему ты изобразил меня карликом? Слава богу, природа меня ростом не обделила!
— Ростом не обделила. А духом? Если бы ты был сильным, Андрис, то не пытался бы запретить мне работать, не писал бы в инстанции, что я занимаюсь ненужным и даже вредным делом.
— Да, я писал. Я хотел доказать Вии, что был прав, что ты ничтожество!
— Доказал?
— Нет, Антон. Твои черти разошлись по всему свету! Не понимаю, что в них находят люди? Не доказал я ничего, поэтому и пришел к тебе. Уезжай из наших краев. У Илги в Риге полно родственников. Там тебе будет лучше. Там много музеев, масса туристов, твои черти пойдут нарасхват. А этих чертей… Ну этих… Продай мне. Хорошо заплачу!
— Знаю, что не поскупишься. Но ты их уничтожишь, это тебе выгодно. И не оправдывайся. Не надо. Ты себе на уме, Андрис, своего не упустишь и к чужому тянешься.
— А ты, Антон, как аист. Стоишь на одной ноге и дремлешь!
— Ошибаешься, Андрис, аист не спит, он думает, охраняет своих птенцов.
— Ладно, бог с ним, с аистом. Что ты надумал, Антон? Молчишь? Я вижу, ты не продашь этих чертей. Но ты уедешь, ты уедешь отсюда!
— Куда, Андрис? Мы родились в Луидзе, и нам жить здесь до конца.
— Брось, Антон, нашел себе незаменимое место для жизни! Наш городишко. Луидза! Ты знаешь, откуда пошло это название? Псковский воевода привел сюда свое войско, посмотрел на наши озера, сравнил их с Чудским озером и назвал лужами, с годами название претерпело изменение, но факт остался фактом. В Луидзе мы живем, а точнее, в Луже!
— Я слышал другое, Андрис: наш городок назван в честь славной и прекрасной девушки Луизы, волшебные руки которой построили наш парк, очистили наши озера, наполнили их рыбой, и все, к чему прикасалась Луиза, становилось чудесным!
— Сказки это, Антон, байки для туристов. Я слышал, что говорил им директор музея. Этот чудак утверждал, что развалины замка сохранились потому, что камни скреплены раствором, на который в свое время ушло полтора миллиона яичных желтков. Чушь! Где могли взять столько яиц? В нашем районе?!
— Я не жил тогда, Андрис, но директор музея серьезный человек. Он говорит правду. И чем тебе плох наш город? Здесь вырос Строд. Ты сам говорил, что он герой.
— Говорил… Но Строд бежал из Луидзы. Бежал в Москву. Он был не дурак, этот Строд!
— Что ты говоришь, Андрис? Ты не в себе. Строд уехал из Луидзы, спасаясь от преследования полиции. Он создавал советскую власть в Якутии. Только потом переехал в Москву.
— И там погиб. Трагически, но погиб. Сам виноват. Жил бы себе спокойно. А то умер преждевременно. И что заработал? Памятник и славу. Тоже мне богатство! Зато все говорят: «Строд — герой!» Говорят. Ну и что? Я сам говорю. Мне это ничего не стоит. И будет надо, о тебе скажу. Самое лучшее! В этом можешь не сомневаться. Скажу. И ты учти, Антон, озера у нас глубокие, берега скользкие… Уезжай, уезжай по-хорошему! Понял? Я ухожу!
Андрис взял со стола неоткрытую бутылку вина и, не оглядываясь, вышел из дома, а Антон сидел в оцепенении, пока не пришла Илга.
— Дети уснули, — сказала она.
— Вот и хорошо, — очнулся Антон и смял почти что готовую фигурку черта. — Морской черт подождет. Слеплю-ка я другого!
Утром Илга увидела на полке нового черта, самого страшного из всех чертей Антона и в то же время с преглупейшей физиономией.
— Чудовище, но почему-то глупое? — спросила она Антона.
— Глупость — человеческая черта, я специально наградил это чудовище человеческой чертой, — ответил Антон.
— Зачем?
— Чтобы оставить ему форточку, надежду…
— Чудовищу, черту? — изумилась Илга.
— Черту, — опустил глаза Антон, — может, последнему черту в моей жизни…
— Последнему? Ты шутишь? — улыбнулась Илга. — Как ты сможешь жить без чертей?
— Как? Пока не могу никак. Посмотри на этого черта. Разве плох?
— Болтун с языком, закрученным в спираль? Смешной!
— Болтун и враль. А этот черт — бездельник и забулдыга. На Севере таких зовут бичами. Вроде получился.
— Похож на пьяницу Ивара.
— К сожалению, не только на Ивара. Я бывал на многих выставках, где висят портреты хороших людей, и вдруг я увидел там черта! Настоящего черта! Но с правильными чертами лица и, наверно, в жизни с правильными словами. А наизнанку — черт! Я-то вижу. Значит, человек иногда ошибается. Значит, ему не меньше, чем выставки, нужна галерея чертей, чтобы он мог лучше разобраться в том, где люди, где черти и где гибриды тех и других. Но когда откроют у нас эту галерею? Когда? Пока жив Андрис, вряд ли откроют…
— При чем тут Андрис? Ведь он твой друг, он чуть ли не каждый вечер бывает у нас!
— Может, больше и не придет.
— Андрис? Закроется бар, и он как миленький будет здесь! — засмеялась Илга.
— Наверно, будет! Но где тогда буду я? — улыбнулся Антон. — Чего ты удивляешься? В жизни всякое может случиться. Но будем надеяться на лучшее. Иди, тебе пора в школу.