— Я Касваллон из Фарлена.
— У меня с Фарленом дела, но о тебе я что-то ни разу не слышал.
Касваллон вздохнул:
— Есть тут поблизости город под названием Атерис?
— Нет. Есть Цитадель — там теперь заправляют низинники. Спрашиваю еще раз: кто ты такой?
— Говорю же тебе, я горец. Впрочем, я тебя понимаю. Если б ты заявился ко мне домой и рассказал такую историю, я счел бы тебя сумасшедшим.
— Но это мой дом, и пришел в него ты. Рассказывай.
И Касваллон стал рассказывать об аэнирском нашествии, о Вратах, о смертельно раненном старике и о людях с собаками, преследующих новорожденное дитя. Собеседник слушал его внимательно, не прерывая.
Когда он договорил, земля затряслась, и в небе вспыхнули две луны. Через пару мгновений вторая луна погасла, и перед горцами явился Талиесен. Его шатало, он еле стоял на ногах. Человек из Лоды схватился за нож.
— Нет! — закричал Касваллон. — Этот тот самый друид, о котором я говорил.
Талиесен плюхнулся наземь.
— Это путешествие едва не доконало меня. — Касваллон помог ему встать. — Ты не представляешь, сколько сил я затратил, чтобы попасть сюда. Кто это?
— Меня зовут Сай, — назвался хозяин дома.
— Я должен видеть ребенка. — Талиесен отпихнул Касваллона и пошел к хижине.
— Ты ошибаешься, я не считаю тебя сумасшедшим, — сказал Касваллону Сай. — Вчера, когда мы оплакивали нашу малютку, к нам пришел какой-то старик. Он сказал нам, что ты придешь и принесешь нам сразу и радость, и горе.
— Он был лысый, в серой долгополой одежде?
Сай кивнул, и оба вернулись в дом. Талиесен стоял на коленях перед люлькой, где спала девочка. Присмотревшись к ней, Касваллон заметил, что ее белые волосики стали теперь золотистыми.
— Будь настороже, — сказал хуторянину Талиесен. — За этим ребенком охотятся. Я изменил цвет ее волос и уже сказал твоей жене, что все должны считать ее родной вашей дочерью. О том, что ваш ребенок умер, в клане пока не знают — и не нужно никому знать.
— Но кто она? — спросил Сай. — Почему враги хотят ее смерти?
— Она твоя дочь. Больше и тебе знать не нужно — скажу лишь, что она из королевского рода. А теперь нам пора.
Леннокс подбавил дров, и пламя взвилось высоко. Ночь не была холодной, он просто хотел видеть лицо спящей девочки. Рот у нее приоткрылся, и пальчик выскользнул, но она не проснулась. Леннокс, бережно придерживая ее правой рукой, расправил затекшую спину.
Гаэлен заворочался, протер глаза и сел рядом с ним.
— Как она?
— Теперь уже хорошо. Говорит, что ее отца и сестру съели волки.
— Вряд ли — как же ей самой тогда удалось спастись? Приснилось ей, что ли?
— Не знаю. Она говорит, что волки были большие, как я.
— Волки нападают по ночам, а у страха глаза велики.
— Это так, но ведь отец-то ее был горец. С чего же он так оплошал? Ни разу не слышал, чтобы волки растерзали кого-то из наших. Они вообще не бросаются на людей.
— Может, он огня не зажег или принужден был бежать без оружия. А волки были голодные. — Они помолчали, и Гаэлен добавил: — Скорей всего волки перепутались у нее с аэнирами. Многие из них носят волчьи шкуры, а на Играх у одного была волчья голова вместо шлема.
— Девочка говорит, что ее мать убили люди с мечами — не думаю, что она могла их принять за зверей. Завтра, как пойдете, глядите в оба.
— Нам будет тебя не хватать.
— Вам я ни к чему, а ей нужен. Отнесу ее на остров и останусь с отцом. Увидимся в Аксте.
— Надеюсь на это. Хорошо бы нам удалось собрать побольше бойцов, но даже если мы никого не найдем, я все равно приду.
— Знаю, что придешь, родич. Буду ждать.
Когда рассвело, Леннокс посадил девочку на плечо и ушел обратно на север. Он узнал, что зовут ее Плесси, что она из Хестена и доводится племянницей лорду-ловчему Ларику. Ему захотелось вернуться и сказать об этом друзьям: Ларик наверняка радушно примет людей, спасших его племянницу. Но Плесси с тревогой посматривала назад, и он отказался от этой мысли.
Пережитые ужасы оставили в ее душе глубокую рану.
Все утро они шли лесом в гору и остановились поесть у маленькой заводи среди скал. Парни снабдили Леннокса лепешками, которые он разделил с Плесси. Она болтала ногами в ледяной воде и смеялась. Леннокс, глядя на нее, тоже улыбнулся — и замер. Чувствуя на себе чей-то взгляд, он медленно встал. Его охватил страх — не за себя, за ребенка. Он обещал Плесси, что с ней ничего не случится, а слово горца священно.
Он обвел глазами густые заросли. В цветущем вереске мелькнуло темное пятнышко, но Леннокс заставил себя не смотреть туда пристально. Похоже, шерсть. Медведь или волк.
Он взял сидящую под сосной Плесси на руки и подсадил на дерево.
— Посиди там немного, голубка.
— Не хочу, — захныкала девочка.
— Посиди ради дяди Леннокса. И держись крепко.
В этот миг из вереска с воем выскочило клыкастое, косматое чудище. Хищники всегда издают устрашающие звуки, когда нападают — это парализует жертву.
Но сейчас оборотню противостояло не загнанное животное, а самый сильный воин за всю долгую историю клана Фарлен.
Леннокс сам заревел во всю мочь, хряснул зверя кулаком и сломал ему челюсть. Тот припал на четвереньки, скуля от боли. Второй оборотень выпрыгнул из зарослей и когтями разодрал человеку плечо. Леннокс схватил его за мохнатое горло и остановил клыки в паре дюймов от своего лица. На него пахнуло горячим зловонным дыханием. Зверь был невероятно силен. Когда Леннокс левой рукой дал ему в ухо, он отлетел прочь и тут же напал снова. Леннокс, ожидавший этого, сгреб его за горло и пах и что есть силы шарахнул о ствол сосны. Хребет зверя разлетелся вдребезги, ребра продырявили легкие. Леннокс бросил его и выхватил меч. Первый, с вихляющейся челюстью, прыгнул на него снова, но воин увернулся от взмаха когтей и вонзил клинок в незащищенное брюхо. Зверь забился в предсмертных корчах. Леннокс вытащил меч обратно, обнажил нож. В кустах никто больше не шевелился, но он должен был убедиться.
— Сиди там, Плесси, дядя Леннокс сейчас придет.
— Не уходи, — зарыдала она. — Волки меня съедят! — Ее слезы надрывали ему сердце, но он все-таки отошел и проверил следы в кустах. Зверей в самом деле было двое. Он снял Плесси с дерева и прижал к себе.
— Вот видишь, я очень скоро пришел.
— Только не бросай меня опять, дядя Леннокс.
— Не брошу. Теперь будь храброй девочкой и помоги мне остановить кровь, ладно? — Леннокс, кряхтя, снял разодранную рубашку. На правой его лопатке зияли четыре кровавые борозды, до которых он не мог дотянуться.
— Ой, сколько крови.
— Ничего, зато раны очистятся. Плесси, ты шить умеешь?
— Мама учила меня.
— Вот и чудесно. — Леннокс отыскал в котомке иголку и нитки. — Зашей эти царапины, и мы пойдем дальше.
— Я не умею. — Страх снова вернулся к ней.
— Это очень просто. Я тебе покажу. Сначала вдень нитку — мои ручищи для этого не годятся. — Плесси послюнила конец нитки и продела ее в ушко. Леннокс взял у нее иголку, извернулся, проткнул кожу у себя на плече. — А теперь делай стежки, вот так, — сказал он, одолевая накатившую дурноту.
Плесси заплакала.
— Ты не умрешь, правда ведь, дядя Леннокс?
— От такого-то пустяка? Становись сзади и покажи, как ты шьешь.
Талиесен вел Касваллона в лес, прочь от хижины. Холодно не было, но легкий ветерок говорил о приближении осени.
— Как то есть «если выживет»? — остановившись, спросил Касваллон. — Мы знаем, что она дожила до старости и умерла после боя с чудовищем — я сам видел.
— Ты, мой мальчик, видел одну из Сигурни, — хмыкнул Талиесен. — Рассказывать о бесконечных возможностях и парадоксах времени было бы слишком долго. Помни только, что невозможное всегда может стать действительностью. Малышке угрожает страшная опасность — в первую очередь со стороны чародея Якуты-хана. Его наняли свергнуть короля, настоящего отца Сигурни, а взамен, помимо щедрой награды, обещали ему жизнь королевской дочери. Он ловкий маг и обязательно ее выследит, а этот горец ему не помеха.
Касваллон присел на поваленный ствол.
— Это очень печально, но что же мы можем сделать? Не стану же я сидеть здесь и стеречь младенца. Ты тоже не станешь. Я нужен своему клану, и времени у нас нет.
— Опять это слово: «время». — Талиесен сел рядом с ним. — Мы можем ждать здесь сколько угодно, но в свой мир ты вернешься сразу же после того, как ушел из него. Тут рядом есть деревушка, мы отдохнем там и поедим. Потом вернемся сюда, к водопаду, и разобьем бивак около Врат. За один день ты увидишь больше, чем другие смертные за всю жизнь.
На следующий вечер Касваллон развел костер возле той скалы, через которую недавно прошел. Они с друидом жевали медовые коврижки и смотрели, как серп луны дробится в озере под водопадом.
— Долго еще ждать? — спросил Касваллон.
— Пока я не почувствую чар Якуты-хана. Впрочем, надо вызвать сюда еще кое-кого. — Друид вышел на берег и тихо запел. Ветер улегся, над двумя валунами у заводи сгустился туман. Касваллон смотрел в изумлении, как строятся из тумана ворота. В них замелькали какие-то огоньки, а после возник человек — высокий, невероятно широкий в плечах, одетый в серебряный панцирь и сверкающую кольчугу. Борода его, белая, как и волосы, была заплетена в косу.
— Кто звал Железнорукого? — похожим на отдаленный гром голосом спросил он.
Касваллон поднялся и встал рядом с друидом.
— Я, Талиесен, верховный друид. Твоя дочь жива, но она в опасности.
— Здесь меня убили, — сказал призрачный воин. — Мое тело лежит под этими валунами. Жену мою тоже убили, и я не могу найти ее дух.
— Но твоя дочь жива и спит в хижине неподалеку отсюда. Ее нужно сохранить, спасти от чародея и его демонов.
— Что же я могу, Талиесен? Я ныне бесплотен.
— Ты будешь сражаться не с людьми из плоти и крови. Я заронил семя в разум ребенка: когда демоны явятся, она прибежит сюда. Эти существа, хотя и материальны, тоже вызваны заклинаниями, и ты можешь их победить.