Закончив эту похожую на гимн молитву, Мельхиор поднялся и распростер руки. Он пробирался вперед, спотыкаясь о сугробы, а затем ему показалось, что он видит на снегу капли крови. Присмотревшись, он увидел, что это лепесток розы. Через несколько шагов он увидел еще лепестки, потом еще; весь его путь был усыпан лепестками роз, а на снегу оставались изящные следы босых ног. Высоко подняв голову, он шел по этим следам. Туман вокруг него становился все гуще, земля исчезла из-под ног. Все стало белым и с каждым шагом становилось еще белее, только лепестки роз сияли алыми каплями крови, увлекая его вперед. Далеко впереди он увидел чей-то силуэт. Его слабость исчезла. Он ничего не знал, не чувствовал и не видел кроме маячившей перед ним фигуры.
Солнце зашло за тучи. Туман неожиданно рассеялся. На вершине стоял Фо в сиянии света; у него в волосах были розы; он распростер свои пламенные объятия.
Усталый скиталец пал на колени. «Царство!» — заикаясь, промолвил Мельхиор. — «Царство без пространства!» — произнес он и умер.
Итак, мы опять сталкиваемся с энантиодромией.
Сначала фон Шпат одержал победу, обманом заманив Мельхиора на корабль. Спустя сто лет Мельхиор оказался в психиатрической клинике (как только вы попадаете в царство чистого разума, на противоположном полюсе — в царстве Фо — происходит переживание такой силы, что похоже на настоящее сумасшествие). Мельхиора выпускают из психиатрической клиники. Когда на сцене убивают фон Шпата, Фо снова одерживает победу, на этот раз в этом мире. Фо остается победителем: в конце концов, он находит царство, но при этом покидает свое тело, которое достается фон Шпату. Мельхиор остался мертвым стариком, а это значит, что проблема не решена, а просто отложена, поскольку, как видно из текста романа, если решение проблемы наступает после смерти, это значит, что в данной реальности еще не удалось найти достаточных средств для ее осознания. Именно поэтому в христианской доктрине утверждается, что победа над злом и соединение противоположностей произойдут после Судного Дня. Рай наступит после смерти. В «Фаусте» Гете Фауст обретает спасение после смерти, и в «Царстве без пространства» разрешение проблемы тоже происходит не в жизни, а после нее. В данном случае ясно, что мост к осознанию еще не построен, так как в борьбе [противоположностей] все еще не осознается реальность психики. Вся эта борьба происходит в проекции — интеллект против архаической реальности бессознательного, — но у этой борьбы нет названия, и ее реальность трудно увидеть. Автор смешивает понятия психической реальности и реальной действительности.
В описанной проблеме, которая актуальна и по сей день, слышится новая зловещая тональность, в связи с чем мне хотелось бы процитировать высказывание Франсуа Рабле, на которое когда-то Юнг обратил мое внимание: «La vérité dans sa form brute est plus fosse que la faux» («Истина в своей первозданности, prima materia, в своем первом проявлении, оказывается более лживой, чем сама ложь»). И это та самая истина, которую мы только что поняли.
Несмотря на все сказанное, это были попытки создать новую, творчески переосмысленную религиозную установку, обновить творческую составляющую культуры (cultural creativity), которые могут проявить себя только в индивидуально-психологической форме. Однако создание новой установки происходит с таким разительным политическим шатанием из стороны в сторону, что она становится более фальшивой, чем сама ложь. Но все же, несмотря на это, нам следует обратиться к ней и найти в ней живые семена. Иначе мы остановимся в прогрессе и начнем строить светло-розовые дома на обугленных руинах.
В своей жизни и в искусстве Бруно Гетц вышел далеко за рамки этой неразрешенной проблемы. В своем стихотворении «Дурак и змея»94 он описывает божественного пуэра как символ, который сначала одолевает великого змея, потом подвергает его очищению, а затем соединяется с ним (вспомним удава в повести Сент-Экзюпери). Таким образом, смертоносное начало преодолевается, и противоположности соединяются в священном бракосочетании. Будем надеяться на то, что по аналогичному пути будет следовать и социальное развитие.
Если сравнить два образа пуэра — Маленького принца и Фо, — можно заметить, что оба имеют романтическое отношение к жизни в целом и оба противоположны образам senex (старца), таким как король, честолюбец и т. п. у Сент-Экзюпери или образу фон Шпата у Гетца. В обоих случаях они воплощают возможность внутреннего творческого обновления, первого осознания Самости, но вследствие некоторой слабости Эго и недостаточной дифференциации Анимы фигуры puer aeternus становятся жертвами, искушаемыми смертью или сумасшествием, или тем и другим.
Американским литературным аналогом, в котором создан образ puer aeternus, является произведение Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон».95 Но книга Баха имеет счастливый конец: именно любовь к своим собратьям-птицам побуждает Джонатана вернуться к своим собратьям, чтобы учить их летать. Кроме того, Джонатан — птица, а не человек, поэтому для него совершенно естественно оставаться в воздухе. Однако у puer aeternus есть огромный соблазн в том, чтобы идентифицироваться с Джонатаном и стать «непризнанным гением», но его тоже нужно правильно понять, чтобы затем включить в решение своей проблемы исцеляющее воздействие любви, свободы и преданности.
Читая немецкую версию романа Бруно Гетца, мы понимаем, что проблема puer aeternus — не только индивидуальная проблема, а общая проблема нашего времени. Сенекса, мудрого старца, характеризует затасканный образ Бога и миропорядка, а puer aeternus Фо является новым образом Бога, которому в этом романе так и не удалось воплотиться в человеке (Мельхиоре). Если новый образ Бога не мог родиться в душе человека, он остается архетипической бессознательной фигурой, обладающей вредным и пагубным воздействием. Мы все движемся к «обществу без отца»96, и «сын» еще не родился, т. е. не нашел своего осознания в нашей психике.
Внутреннее рождение может произойти только с помощью феминного начала. Именно поэтому сейчас к нему обратилось внимание человечества. Если горькая и завораживающая София сможет снова стать той, которой была, а именно, Божественной Премудростью, то этого удастся достичь97. Тогда puer снова станет тем, чем ему предназначалось быть: символом обновления целостного внутреннего мужчины, бессознательными поисками которого и занимаются современные пуэры.
Библиография
Adler, G. & Jaffe, A, eds. C. G. Jung: Letters. Princeton: Princeton University Press, 1973. Vol. 1–2.
Apocryphal New Testament. Trans. M. R. James. Oxford: Oxford University Press, 1966.
Baynes, H.G. Analytical Psychology and the English Mind. London: Methuen, 1950.
Bach R.Johnatan Livingiston Seagull. New York, The Macmillan Company, 1970
Cate, C. Antoine de Saint-Exupéry, His Life and Times. New York: G. P. Putnam’s Sons, 1970.
Caussin, N. Polyhistor Symbolicus. [De symbolica Aegyptiorum sapientia. Electorum symbolorum, & Parabolarum historicarum stromata] Fbris: 1618, 1631.
Codex Marcianus. In Berthelot, Marcellin. L’etude de la chimie au moyen age. Paris: Librairie des sciences et des arts, 1938.
Dante A The Divine Comedy. Trans. Charles S. Singleton. (Bollingen Series LXXX). New York: Princeton University Press, 1975.
Democritus. In Guthrie, W.K.C. A History of Greek Philosophy. London: Methuen, 1968.
Eaton, F. Der Deihter Bruno Goetz. Riga: Riga University Studies, vol. 57, no. 4, 1972
Eckhart, M. Meister Eckhart: A Modem Translation. Trans, by R. Blackney. New York: Harper and Row, 1957.
Eliade, M. Shamanism: Archaic Techniques of Ecstasy. New York: Pantheon, 1964.
France., M.-L. von. Die Visionen des Niklaus von der Flue. Zurich, 1957