ым знаком «сверните на другую дорогу!». Усилия надо прикладывать упорно не к тому, что не получается, а к тому, что получается хорошо. Это касается и работы, и отношений; всегда есть другая дорога, лично для нас предназначенная. И нет смысла учиться петь, если слуха нет; есть другой талант. И неудачи полезны, как ни странно.
Томатный суп
очень вкусный. И сделать его легко. Надо остатки кетчупа залить кипятком, бутылку встряхнуть как следует, налить в тарелку, поперчить густо и положить сухарики – хлеб тогда еще можно было купить. Это потом и хлеба не стало. Этот суп казашка Гуля подавала вечером молодому мужу Азамату в университетском общежитии. Когда стипендия кончалась, а новую не выдавали. Но у них был кетчуп болгарский и хлеб. Хлеб можно было в столовой брать, если купишь чай в майонезной стеклянной баночке – почему-то стаканов не было тоже. Ну вот, был у Азамата ужин всегда. Семья. Стол. Ужин – томатный суп. Конечно, когда деньги были, она другое готовила. А не было – не беда! Кушай, дорогой муж! Нам лет по двадцать было. И прошло много-много времени, а эта пара счастливо живет и богато. Это очень было приятно узнать! И вспомнился горячий, ароматный томатный суп с перцем. Потому что должен быть ужин, суп, сухарики, перец и салфетка, на которой лежит алюминиевая ложка. Это и есть семья. А суп был вкусный, я пробовала тоже. И вот – вспомнила. Делюсь рецептом – и не только супа; семьи и успеха от подруги-казашки…
Мы умеем куда больше, чем думаем
По крайней мере, мы умеем то, что умели наши родители и прародители. Просто мы это не помним и не осознаем. Людей вводили в состояние регрессивного гипноза – и они такие навыки и умения показывали, что просто удивительно. Лыко драли, лапти плели, ткали холсты и еще много всего делали, чему их, конечно, никто не учил в этой жизни. Навыки, приобретенные предками, передаются, они где-то записаны, спрятаны в дальнем углу подсознания, и надо всего лишь вспомнить о них. Немного потренироваться, и можно пользоваться. Генетически передаются не только болезни, зависимости, короткая жизнь и другие неприятные вещи. А еще и умения, так считают некоторые ученые. Потомки умелых людей и хороших знатоков своего дела имеют больше шансов преуспеть и меньше времени потратить на обучение – они все на лету схватывают, вспоминают. Платон считал, что душа вспоминает то, что знала когда-то; а ученые уточнили – подсознание хранит память об умениях и навыках, в том числе профессиональных. Так что есть смысл в трудовых династиях. Есть смысл в выборе той профессии примерно, в которой преуспели предки. И можно умения оттачивать и развивать – они передадутся нашим потомкам. И новые навыки надо приобретать – это наследство, которое мы оставим своим детям и внукам, правнукам и праправнукам… Следует узнать, в чем преуспели наши предки, что они делали особенно хорошо – и в этой сфере нас ждет успех. Пение, музыка, изучение языков, физика или строительство, финансовая деятельность или медицина; масса возможностей нам досталась в наследство. И мы умеем куда больше, чем думаем. Может, вы отважный летчик, а может, бисером вышивать гениально умеете? Может, вы врач в душе или водитель отменный, потомок ловкого возницы? Надо пробовать! И надо больше о предках узнавать – это очень, очень интересно и полезно.
Бывает такой период:
человек остается один. Старое окружение куда-то исчезает. Друзья отходят, как в перспективе – все дальше и дальше, все меньше и меньше их фигурки. В личной жизни пустота. Расставание произошло, а нового знакомства нет. Нет любви. Холод и темнота в душе. Или отношения изжили себя – живет человек словно с соседом или дальним родственником, а все равно темно и пусто в душе. На работе все предыдущие достижения и мечты обесценились, рутина и выживание. Монотонный труд. И не с кем даже в кино пойти… Такое ощущение, что энергия жизни кончается; а с ней – и сама жизнь. Которую надо просто доживать теперь. Ничего хорошего больше не будет, поезд едет через пустошь, или мы бредем через бесплодные земли. И мысли, мысли – о, эти мысли о том, что все бесполезно и бессмысленно, в сущности. И о том, как много людей уже ушло в небытие. Эти мысли отгоняет человек, а они лезут и лезут. Вслед за холодной слякотной осенью придет зима – и все… Это у вас духовный кризис. Это не страшно. Это хорошо.
Духовный кризис – особое экзистенциальное состояние утраты смысла и его поиска. Но я напишу простым человеческим языком: из гусеницы получается бабочка. Но не сразу. Сначала живая гусеница становится словно неживой – такая мерзкая куколка получается, в которой, опутанная паутиной, во мраке и тесноте, – полужизнь-полусмерть. А уж потом бабочка получается – с прекрасными крыльями, легкая, умеющая летать, прелестная! Вот кому суждено стать бабочкой, тот и переживает духовный кризис в середине жизни. И душа попадает в паутину и кокон, в темноту и тесноту, в одиночество и тоску. Это хорошо, когда кризис. Это признак того, что вы нужны миру. Что вы обладаете потенциалом, вы можете стать бабочкой. И из кризиса выйдете обновленным духовно; нет, реальность не изменится. Но вы сможете летать. И встретить других бабочек… Вы станете другим, хотя сохраните себя. А одиночество, тоска, холод и тьма – ничего не поделаешь, это верные признаки духовного кризиса. Об этом мало знают и мало говорят, а между тем духовный кризис признали особым состоянием сознания. Он действительно существует. И указывает на то, что вторая часть жизни может быть иной. И вы можете стать иным, обретя новый смысл и новые способности. И новую любовь…
Начните долгую работу,
если трудный период начался. Если все нехорошо складывается. Так одна женщина начала вышивать картину бисером – это дело трудоемкое, кропотливое, скрупулезное, требующее внимания… Было ей трудно жить, она заболела, оказалась в бедности и одиночестве. И бороться активно не с кем было – никто и не нападал. Просто мрачное и опасное время. Но она каждый день вышивала свою картину с океаном, рыбами и раковинами. Изо дня в день. Не распускала, как Пенелопа свой саван, а вышивала картину – изо дня в день. И эта женщина не умерла, а выздоровела. В самые плохие дни она говорила себе: «Моя картина еще не закончена! Мне надо закончить картину!» и снова бралась за разноцветный бисер и нитки. Прошел год – вот как долго она вышивала картину. Здоровье улучшилось, к удивлению врачей. А женщина картину пожертвовала для продажи на благотворительную выставку и за новую принялась, с птицами и цветами. Это очень мудро – начать долгую работу и каждый день ее по кусочку выполнять. Неважно, что вы будете делать: тело приводить в порядок кропотливо, книгу писать, ковер ткать, машину собирать, строить дом, сажать сад – не это важно. Важно, чтобы было дело, которое надо завершить. И которое требует ежедневного труда и внимания. Так устроен человек – пока ему надо что-то доделать, закончить, пока он занят продуктивным трудом, будут приходить силы и восстанавливаться энергия. И жизнь можно спасти, как спасла свою жизнь Шахерезада – она каждую ночь рассказывала сказки, чтобы ей голову не отрубил Шахрияр. Это утомительный труд, он кажется бесконечным, он не дает мгновенного результата, но он поддерживает жизнь и возвращает силы – вроде фонарика-«жучка», в котором надо нажимать и нажимать на кнопку, чтобы тот светил. И аккумулятор заодно заряжается. Это хороший способ, он работает. Работа никогда не кончается, пока есть силы; а силы есть, пока есть работа…
Упрямство —
признак слабоволия. Нет внутреннего стержня у упрямца. Нет хребта, так сказать. Вот он и нарастил панцирь, словно броненосец или черепаха. Упрямыми становятся те, кого подавляли в детстве – слишком воспитывали, слишком требовали, слишком критиковали… Это детская защитная реакция такая. Упорство и настойчивость – это способность достигать цели, несмотря ни на что. А упрямство – отвержение требований других людей. Упрямец делает «ушки-неслушки», сознательно не слышит смысла обращенных к нему требований. Набор раздражающих звуков слышит, а смысл отрицает. И упрямые люди очень легко попадают под влияние того, кто ничего не требует, а ведет льстивые речи и потакает. А потом – хлоп! – и разбивает ракушку о камень. И лакомится содержимым. Или омара кидает в кипяток – внутри вкусное мясо, и сопротивления – ноль! Потому упрямцы в опасности всегда. Требования разумные они отрицают изо всех сил. Нет! – и все тут. Не слышат они требований и голос разума. А чужих сладкоречивых сирен слышат отлично, ведь требований нет… С упрямством надо работать. Недаром упрямство называют еще «бесом противоречия». Иногда, как ни странно, обучение пластике и танцам, которые делают тело гибким, помогают «размягчить» панцирь, такой бесполезный и тяжелый. Тяжело упрямому человеку, который ошибочно считает себя упорным; и с ним еще тяжелее… Но хвалиться точно нечем: упрямыми бывают именно слабовольные люди.
Помогать надо тому,
кто беспомощен. Кто не имеет ресурсов или исчерпал их в борьбе. А не тому, кто свои деньги и силы бережливо спрятал и притворился бедным и слабым. Но это просто мое мнение. Самое страшное, когда помочь нечем. Когда и рад бы помочь! И с превеликим удовольствием помог бы, а нечем. Ничего не изменить. Не спасти. Как-то по телевизору показывали мальчика больного. И мама его рыдала и рассказывала, что лечение не помогло. Дорогое, качественное, тяжелое лечение не помогло. Все. Так, мельком показали в сюжете; ни денег не просили, ни лекарств, просто промелькнул сюжет в передаче о детях больных. И худенький мальчик лет пяти дергал рыдающую маму за руку и говорил: «Ну мама! Ну, не плачь! Ну, пожалуйста! Зачем ты… Не надо, не говори про это. Ну, зачем ты?» – ему было совестно, неудобно, он не хотел, чтобы мама плакала и чужим людям рассказывала про горе… Такой серьезный бледный мальчик с карими глазами. Очень мужественный и порядочный – хотя уместно ли это слово? И я много лет этого мальчика помню. Которому не нужны были ни деньги, ни игрушки, ни сочувственное внимание. Ему только нужно было, чтобы мама не плакала. И чтобы отвязались от мамы. И вот этого мальчика помню – каждый день. Там не было ни имени, ни адреса; маленький случай из жизни. Когда нечем помочь. Когда ни о чем не просят. И ничего сделать нельзя – совсем. Я только надеюсь, что он выздоровел чудом – с детьми случаются чудеса. А если нет – может, мы все равно встретимся в другом месте. Я его сразу узнаю. Этого серьезного мальчика, который стыдился слез и просьб. И просил только, чтобы не плакала мама. Может, мы на сияющей лестнице встретимся. Или на вокзале – никто не знает, как там все устроено. Но там все здоровы и счастливы; все знают ответы на все вопросы. Нет ни страданий, ни болезней… Даже если меня туда не пустят – мальчик точно там, в прекрасном месте. А я и на лестнице постою; лишь бы ему было хорошо, мальчику, который ни о чем не просил…