От любви можно сойти с ума, если не принять факт ухода или утраты. Страшное иногда дело – такая любовь. И надо что-то делать и предпринимать, чтобы не прожить жизнь, как Хуана Безумная. Которая сначала была вполне нормальной, пока не полюбила…
Когда начинаешь что-то делать —
никаких результатов может не быть. Вообще ничего может хорошего не происходить. Даже наоборот – можно затратить массу сил и средств, устать, издергаться, изнервничаться а результата ноль. И средств больше не осталось. И терпение кончилось. Так бывает. Так бывает, когда вскапываешь землю в поту и бросаешь туда зерна. И стоишь, изнемогая от усталости. Вокруг пустая земля, зерен больше нет, и сил нет. И ровным счетом ничего не происходит. А подождите. В один прекрасный день заколосится поле. И цветы расцветут. Мы сделали все, что могли. Мы все отдали: и силы, и зерна. Теперь надо ждать и занять себя новой работой, чтобы не терять время и не тревожиться. Результат непременно будет потом, я это точно знаю – после опустошения придет результат и урожай. Вот формула успеха – отдать все, что нужно и можно. И подождать. И поле прокормит и вас, и вашу семью. А цветы будут радовать душу. Это ничего, что сейчас ничего нет – если усилия приложены, придет воздаяние и награда. Их не видно сначала, но так и должно быть.
Когда любят – всегда дарят
Дарят, даже если денег нет. Дарят, что могут; потому что любовь невозможна без подарков. Художник Филонов был женат на женщине старше его на 20 лет. Катя ее звали. А он ее звал «дочкой» такое прозвище он ей придумал. Когда любят, всегда придумывают ласковые прозвища. Ей 58 лет было, этой Кате; и она получала хорошую пенсию. А художник Филонов был очень бедный, как многие гении. Нищий, проще говоря. Но он отказывался на деньги жены жить и питаться; он мало ел, хотя был крупный мужчина. И каждую копейку, если оказывался должен Кате за питание или за краски, записывал в книжечку и отдавал. Она не хотела брать, она очень его любила и понимала, что он – гений. Но он отдавал всегда. И страшно мучился совестью, что не может денег заработать – он много работал, но его картины были никому не нужны. Он подрабатывал черным трудом, но это тоже приносило мало денег. И он страдал, что своей Кате ничего не может подарить роскошное, прекрасное…
И вот он целый месяц расписывал ей платок. Техника такая есть – батик, когда красками рисуешь на ткани. Целый месяц он не писал свои картины, а раскрашивал платок – и вышло диво и чудо. Так Микеланджело писал свои фрески в Сикстинской капелле – невероятно прекрасно получилось. Произведение искусства. И этот платок Филонов своей Кате подарил. Это был подарок любви. И немолодая Катя даже надевать этот платок боялась – он вызывал трепет и дрожь своей невыразимой красотой. В нем была огромная любовь, в этом платке, в этом подарке – какой там миллион алых роз? Это другое. Такое не купишь за деньги. А потом началась блокада и художник умер – он и до блокады плохо кушал, бедный. И не пережил смертное время – он не брал чужой хлеб, а ему было положено 125 граммов. Он умер с голоду, а Катя осталась в Ленинграде, чтобы сберечь его работы – и сберегла, претерпев страшные мучения и опасности. Платок ее сберег, спас – подарок любви.
Потому что когда любят – дарят подарки. Особые подарки, которые нас берегут и спасают всю жизнь. А любить могут в любом возрасте и в любом обличье. И каждая женщина может быть чьей-то «дочкой»; даже если ей 58 лет. Иногда это ничего не значит. Ведь душа не имеет возраста…
В одном из интервью Шемякин,
друг Высоцкого и других знаменитых людей, ныне покойных, рассказал о своей жизни. И арестовывали его, и работы конфисковывали, и в сумасшедшем доме держали, и работать не давали, и в эмиграцию вытолкали… Он пил запоями, дрался, много раз чуть не погиб. Бедствовал в нищете и скитался. Но всех пережил, с дурными привычками покончил и получил пять докторских степеней в разных странах. И вообще, славы и богатства достиг. Да еще вполне бодр и энергичен!
Он рассказал, как уехал в эмиграцию нищим совершенно. Но очень ему повезло: известная владелица художественной галереи стала ему помогать. Продавать и рекламировать его картины. И все шло хорошо, а потом Шемякин ушел в никуда из галереи от дамы-покровительницы. Взял и ушел. Без денег и связей – в никуда. В чужой стране – нищий эмигрант. Потому что она стала давить, требовать, лезть в душу и нарушать границы. Выдвигать условия. «Прогибать». Ну, он и ушел. Скитался и голодал, а потом все равно прославился и добился успеха. Потому что он понимал: там, где пытаются обратить в рабство, нечего делать. Так и будешь прислуживать и раболепствовать. И утратишь свои таланты, энергию, а потом и жизнь.
И, как видите, он жив-здоров, таланта не утратил, энергия бьет ключом. Всех пережил. Он все время бежал из плена. Из алкогольного тоже убежал, кстати. И это ответ на вопрос: как прожить плодотворно и долго. Не надо сдаваться в плен и становиться рабом: людей или привычек. Только по своей воле нужно жить; в мире с самим собой. Быть преданным и верным, но из плена и рабства бежать. Взяв только свой талант и надежду; а им нужна свобода. Это очень трудно – бежать из плена. Там кормят. Но иногда это единственный выход.
Подавленное состояние —
это и есть депрессия. Все чувства человека подавлены, и нет у него сил. Мир кажется тусклым и мрачным, как на плохой фотографии. Мудрый Фрейд сказал очень важную вещь: достаточно подавить одно чувство, одну эмоцию – и вы все чувства подавите. Такие настройки, ничего не поделаешь. Подавил обиду – подавил и радость. Подавил гнев – подавил и восторг. Подавил грусть – и веселье тоже подавил. Есть всего одна клавиша для подавления. Нажал на нее принудительно – и подавил не только негативные, но и позитивные чувства и ощущения. Хорошо быть стойким и терпеливым, но до поры до времени. Кнопка всего одна, она за всю гамму чувств отвечает. И тот, кто избежал тоски и боли, не чувствует ни радости, ни удовольствия от жизни. Это как анестезия работает. Зуб не болит, но и вкуса не чувствуешь. И временная анестезия хороша, конечно. Но тот, кто привык подавлять свои чувства и вынужден «давить» свои естественные реакции, вскоре погрузится в депрессию. Это не значит, что надо изливать свою тоску и негодование на других людей. Но надо дать себе право на чувства, на эмоции, уметь проживать и горе, и разочарование, не стремясь «обезболиться», потому что вместе с «плохими» эмоциями исчезнут и хорошие. Принуждение и подавление очень дорого обходятся в итоге. Можно «убрать» маленькую обиду или горькое разочарование, но только вместе со всеми остальными эмоциями в итоге. И оказаться в черно-белом фильме, тоскливом и скучном, где вечный дождь капает на голые ветви деревьев. И ничего не происходит за мутным стеклом… Так что чувства и эмоции подавлять внутри себя не надо. Или все – или ничего, таков закон. Или богатый спектр переживаний, или серость и блеклость. Депрессия, проще говоря. Плохие чувства и ощущения проходят со временем, если дать себе возможность чувствовать и ощущать. Кто плачет – тот утешится, а потом сможет улыбаться и радоваться. А кто не плачет и не горюет – сможет ли он когда-то искренне рассмеяться и снова полюбить?..
Так хочется
даже самому сильному и смелому человеку, чтобы его подождали за дверью, когда он зубы лечит или экзамен сдает. Или проходит опасное задание. Даже смертельно опасное задание не так страшно проходить, когда тебя ждут за дверью. Просто ждут – и все. Но взрослому человеку совестно просить кого-то, как в детстве: пойдем со мной! Ты просто подождешь меня за дверью! Потому что могут ответить: «ты что, маленький?» или еще хуже: «не устраивай истерику!» Или просто скажут: «Извини, у меня дела!» И идешь один, самостоятельно и бодро: и зубы лечить, и опасное задание выполнять, и экзамен сдавать – взрослый человек все это делает один. И справляется сам. И возвращается домой, говорит: «Все нормально!» – если спросят. Или не спросят… А иногда не возвращается – всякое в жизни бывает; всякое лечение, разные задания и испытания, которые мы проходим самостоятельно. И не просим подождать за дверью – это смешно в нашем-то возрасте.
Все же так нужно, чтобы кто-то с нами пошел и нас подождал. Подождал, пока мы выйдем, и спросил: «Ну, как все прошло? Все нормально?»… Гораздо больше шансов тогда будет, что мы ответим: «Все прошло хорошо! Спасибо, что ты меня подождал!» – или «подождала». Но так редко это бывает, когда кто-то идет с нами и ждет. А это так важно – на самом деле важно…
Поправить по-разному можно
Вольдемар Аркадьевич Виноградский, старичок-переводчик, потомственный дворянин, прошедший лагеря – чудом его не расстреляли! – поправил меня так: «Милый друг Аничка, душа моя, слово «потаскушка» неприлично; его не следует употреблять в обществе. Возьми конфетку, ангел мой, за твой острый ум и веселый нрав!» Больше я это развеселое, как мне казалось, слово в жизни не употребляла. В четыре года исключила его из лексикона навсегда. Я очень любила Вольдемара Аркадьевича…
А однажды я прибежала к маме, когда она беседовала с известным поэтом у нас дома. И я попросила дать мне пустой бутылек от духов – у мамы были прекрасные духи всегда. Мама и слова не успела сказать, как длиннобородый поэт вскочил и заорал диким голосом, стуча тростью: «Нет такого слова – «бутылек»! Нет такого слова! Надо говорить «бутылочка» или «пузырек»! Поэт так страшно кричал, стучал тростью и размахивал бородой, что мама попросила его успокоиться и покинуть наш дом. На прощанье поэт занял денег на бутылочку или на пузырек, и больше его не приглашали. А я горько плакала от испуга долго. Но «бутылек» – в жизни больше так не сказала.
И есть разные методы обучения грамотности и правильной речи. Разные способы воспитания. Разные подходы в психологической и философской практике. Мне подход Вольдемара Аркадьевича ближе и милее. Как и он сам. В четыре года я даже хотела, чтобы меня звали так: Вольдемар Аркадьевич. Это красиво! Но маленьких девочек так не называют. Детей надо звать «ангел мой», «душенька», «наше сокровище и отрада» – так мне объяснил старичок-переводчик. Он отлично переводил…