только что обворованном магазине? Или после удачного грабежа устраивать скандал в закрывающемся ресторане, требуя продать бутылку коньяка? Или, оставив в залог свой паспорт, взять напрокат холодильник, чтобы тут же продать его? Как говорится, ни логика, ни здравый смысл рядом с такими поступками и не ночевали. А между тем перечень можно продолжить, для этого достаточно открыть наугад два-три уголовных дела… Впрочем, это понятно: преступление само по себе противоречит логике… Конечно, вполне вероятно, преступников уже давно нет в зоне нашего поиска, но это тоже предусмотрено, и розыскная работа ведется по многим линиям, задействованы различные каналы, по которым рано или поздно удастся выйти на убийц… А мы должны делать свое дело. Розыск «по горячим следам» всегда затрудняется ограниченностью информации. Сейчас следователь прокуратуры и эксперты осматривают место происшествия, эта процедура продлится до вечера — надо тщательно обследовать труп, одежду, землю, траву: любая веточка, сучок или былинка может стать ценнейшим свидетелем. К концу осмотра в руках следствия появятся улики, они будут множиться по мере поступления результатов экспертиз и постепенно образуют кольцо, из которого преступнику не вырваться, несмотря на всю свою хитрость и изворотливость. Но для того, чтобы собранные улики начали «работать», надо как минимум иметь подозреваемых, а найти их — наша задача. Причем найти сейчас, когда еще не окончен осмотр и не собраны доказательства. Получается замкнутый круг, и ищем мы почти вслепую, ничего не зная о разыскиваемых. Впрочем, кое-что знаем: это двуногие волки, буквально растерзавшие свою жертву. Надругавшись над молодой девушкой и убив ее, они проявили всю мерзость своей натуры. Одним словом, выродки, ублюдки. Правда, эти понятия не юридические и вряд ли могут помочь в розыске: каиновой печати на лбу у них нет… Но они наверняка пьяны, такие преступления всегда совершают, предварительно нажравшись водки. Вот и вырисовался пусть смутный, расплывчатый, но все же контур поиска: из массы отдыхающих выбрать группу нетрезвых мужчин, которые могли бы сделать ЭТО, и пропустить их сквозь сито тщательной проверки. Оставалось немногое — определить, кто из многочисленных встреченных нам в подпитии людей способен на ТАКОЕ. И это уже дело опыта и интуиции. Правда, на интуицию не очень-то полагаются, поэтому сегодня будут задерживаться все пьяные и подозрительные лица в этом районе. В любом случае порядочные люди от этого только выиграют. Узенькая тропинка, по которой я шел, вывела на большую поляну, поросшую высокой травой. В одном месте трава шевелилась, и я, сделав знак товарищам, направился туда. Картина, открывшаяся передо мной, могла поразить кого угодно. Четыре дюжих мужика напоминали актеров, снимающихся в фильме об уркаганах двадцатых годов: обильные татуировки, косые челки, приклеенные к губе сигареты, недобрые взгляды и лица, которые могли бы служить блестящим подтверждением теории Ломброзо. Когда в толпе обычных людей встречаешь одного такого типа, он на миг привлекает внимание и особого впечатления не производит. Но собравшись вчетвером… Они полулежали на земле, по кругу ходил стакан с ядовитого цвета жидкостью, валялся надкусанный плавленый сырок, в руках у одного зажата колода карт, «заряженная» на очко. Н-да, картинка не для слабонервных. Откуда мог взяться подобный анахронизм в наших краях? Профессионалы-гастролеры? Впрочем, раздумывать некогда — все четверо уставились на меня в упор, надо срочно брать инициативу в свои руки. — Граждане, я работник милиции, — левой рукой я показал удостоверение. Попрошу предъявить документы. Все четверо продолжали молча рассматривать меня, а банкир спокойно раздал всем по карте. — Документы! — резко повторил я. — Послушай, начальник, ну что ты к нам привязался? — сипло вымолвил банкир. — Выпей с нами стаканчик и иди своей дорогой. Ты нас не трогаешь, мы тебя не тронем. — Фраза была нарочно двусмысленной, в ней чувствовалась скрытая угроза. Подошли Крылов с Гусаром и замкнули живописную четверку в кольцо. — Да с ними дружинники, — протянул банкир и мгновенно собрал колоду. — Ну ладно, уходим, оно, конечно, нехорошо распивать и картишками баловаться. Его приятели стали приподниматься, и мне не понравилось выражение их лиц видно было, что они попытаются уйти любой ценой. — Ни с места! — я всегда удивлялся, откуда в голосе Крылова иногда появляется металлическая властность. — Сидеть и не двигаться! Он тоже понял, с кем мы имеем дело, и, демонстративно распахнув рубашку, положил руку на темно-красную рукоятку пистолета. Этого было вполне достаточно, но к Гусару чувство меры еще не пришло, и он, лихорадочно повозившись за пазухой, извлек свой «ПМ». Задержанные были бывалыми людьми и быстро ориентировались в обстановке. Они тут же расслабились и приняли прежние позы. Банкир начал тасовать колоду. — Спрячьте пушки, начальники, — лениво проговорил он. — Видим, что дело не шутейное, а раз так — пырхаться не будем. Грехов таких, чтоб из-за них под пули идти, у нас нет, если и наберется чего, так на год-два, не больше. Отсидим, дело привычное. — Он лениво потянулся и деловито спросил: Пешком пойдем или поедем? — Поедем, — ответил Крылов. — Ну, тогда еще разок сгоняем. — И он начал сдавать карты, а я вызвал по рации машину. Гусаров Юрий Андреевич, 24 года, стажер, в органах внутренних дел работает 2 месяца, в уголовном розыске — 2 месяца. На спецзвание не аттестован. Холост. Высокий мужчина в очках… две девушки спортивного вида… три молодых парня, по-моему, выпившие, надо познакомиться поближе, так, рабочие обувной фабрики, паспорта с собой, даже странно, ага, вот в чем дело: идут на базу отдыха, есть и путевки на три дня, до понедельника, приехали в загородную зону только что, вот и билеты, ну что ж, счастливого отдыха, извините. Выучиться оперативной работе по книгам и лекциям невозможно. Когда я после университета пришел в милицию, я предвидел, что многому предстоит учиться заново, но не представлял, в каком объеме придется это делать. По диплому я значусь юристом-правоведом, все пять лет обучения был одним из первых студентов, но сейчас понял, что все это не подготовило меня к милицейскому ремеслу. Может быть, если бы я стал юрисконсультом или адвокатом, мне бы тоже пришлось длительное время перенимать опыт у своих коллег, но в милиции, а особенно в уголовном розыске — самой горячей службе — все гораздо сложнее, здесь приходится встречаться с вещами, о которых ранее не имел представления, познавать тончайшие хитросплетения человеческих взаимоотношений, учиться преодолевать противодействие хитрого и коварного противника… Это не просто работа, а сложная игра, в которой от того, кто кого переиграет, зависит очень многое: человеческое благополучие, судьба, а иногда и жизнь. В этой игре, случается, приходится рисковать и своей жизнью. И можно научиться приемам боевого самбо и рукопашного боя, но кто научит, как задержать на оживленной улице человека, который может оказаться порядочным законопослушным гражданином, а может — преступником, готовым к вооруженному сопротивлению? Тут нет рецептов и нет учебных пособий, это дается только опытом, и если бы его не передавали старшие товарищи, многие новички платили бы за него дорогой ценой. Совершенно неожиданно в нескольких метрах впереди кусты раздвинулись и мне наперерез вышел сосредоточенный и целеустремленный человек лет четырех-пяти. От неожиданности я даже опешил. — Куда ты идешь, малыш? — Вначале нужно поздороваться. Здравствуй, — назидательным тоном сказал мальчик и посмотрел на меня большими светлыми глазенками. Малыш был прав. — Здравствуй, парень. Куда идешь? К нам подошли Крылов и Волошин и с интересом посмотрели на мальчонку. — Иду искать Балу. — Кого-кого? — не понял я. — Балу! — Малыш недоуменно посмотрел на меня, как, мол, можно не знать таких простых вещей. Я обескураженно взглянул на Крылова, но увидел, что он тоже несколько растерян, явно не зная, как подступиться к этому, не по годам серьезному, человеку. Тогда мы оба обратили взоры к Волошину, который имел такое же маленькое существо у себя дома и должен был знать правила игры. И он не обманул наших надежд. — Балу сейчас здесь нет. — Он подсел на корточки перед мальчишкой и ухитрился посадить его на колено. Тот, как ни странно, не возражал, а деловито осведомился: — А где же он? — Они с Багирой пошли на охоту, в горы. — А горы далеко? — Очень далеко, малыш. Тебе не дойти, вначале надо подрасти. — Как тебя зовут, мальчик? — вмешался в беседу Крылов. — Дима. А тебя? — Меня? М… Саша… — Вот и познакомились, — засмеялся Волошин. — Дима и Саша могут начать игру в прятки. — Я не хочу в прятки. Я хочу играть в Маугли. — Кто тебе рассказал про Маугли, малыш? — Папа, кто же еще. — А где сейчас твой папа? — Уплыл в Африку. Он мне обезьянку привезет, и я буду с ней играть. — Подожди-подожди. А сюда-то ты как попал? С кем ты пришел? — С мамой и дядей Петей. — Вот оно как… — задумчиво протянул Волошин. — Значит, папа уплыл в Африку, а мама с дядей Петей ходит на пляж. Интересно… Ну ладно, давай пойдем к маме. Знаешь, где она? — Ага, вот там. — Дима неопределенно показал в сторону реки и тут же спросил: — А как тебя зовут? — Леша, — ответил Волошин, беря мальчика за руку. И так у него ловко получалось все в обращении с ребенком, что можно было только диву даваться. — Дядя Леша, — подергал его за руку малыш. — А ты умеешь истории сочинять? — Какие истории? — Ну всякие. Про зверушек, про богатырей. Как папа. — Да как-то не пробовал, малыш. А хочешь, я тебя на спине покатаю? — Давай, давай, — радостно засуетился мальчик и нетерпеливо запрыгал, а когда Волошин присел, проворно забрался ему на плечи. — Папа меня тоже на себе катал. И в зоопарк водил, — погрустнев, сказал Дима. — А дядя Петя не катает? — Не-а. И историй не рассказывает… Некоторое время мы шли молча, потом малыш возбужденно заговорил: — Дядя Леша, а дядя Леша! Знаешь, что я придумал? Давай с нами жить! Вот здорово будет! А когда папа приедет, втроем заживем. Я тебе разрешу с обезьянкой играть. Давай, а? — Малыш крепко прижался к голове Волошина и одной ручонкой гладил его по лицу. Мне до боли стало жаль этого смышленого мальчонку. Видно, невесело ему живется, если простая приветливость случайного знакомого вызвала в маленьком сердечке такую искреннюю привязанность и пробудила надежду на перемену жизни к лучшему… — Знаешь что, малыш, — как-то глухо сказал Волошин. — Знаешь что… Хочешь, я тебе пистолет покажу? — Настоящий? — ахнул Дима. — Конечно, хочу! Много ли надо ребенку для смены настроения! Печаль его улетучилась в мгновение ока. Он осторожно потрогал грозную сталь, взял «ПМ» крохотными ручонками, которые даже не могли обхватить рукоятку, и счастливо заулыбался: — Тяжелый. А он не выстрелит? — Да не должен. Но лучше давай я его спрячу. — Волошин водворил пистолет на место. — А почему у тебя пистолет? Ты что, военный? — поинтересовался Димка. — Да вроде того! — Вот здорово! — обрадовался он. — Я тоже буду военным. Он задавал еще сотню вопросов о пистолете и о военной службе, спрашивал, почему Волошин не носит форму, а тот степенно отвечал, и беседа у них получалась весьма содержательной. Ребенок совсем отвлекся от грустных воспоминаний, но у меня на душе было как-то нехорошо от жалости к этому маленькому симпатичному