Наверное, многое из того, что он рассказывал, было высосано из пальца.
— Брали огромные взятки. Потому откуда у них такие тачки, как, например, у Коменданта? С зарплаты полицейского? Скажете, что власть бьет в голову, и будете правы. Человек теряет всякую порядочность. Разбазарили нашу Польшу за копейки. Я Коменданта давно знал. Когда был обычным милиционером, пошел туда, чтобы не идти на стеклокомбинат, как другие. В футбол с ним играл лет двадцать назад. А сейчас он меня даже не узнавал. Так человеческие пути расходятся … Я обыкновенный почтальон, он почтенный Комендант. У меня — «Фиат-чинквеченто», у него — «Джип-Чероки».
— «Тойота», — поправила я. — «Тойота-Лендкрузер».
Почтальон тяжело вздохнул и мне вдруг стало его жалко, потому что видимо, он тоже принадлежал к невинным, а сейчас желчь заливала ему сердце.
Безусловно, трудно так жить. И видимо, из-за этой горечи он такой злой.
— Бог создал Человека Счастливым и Богатым. Но подлость превратила невинных в бедняков, — я неточно процитировала ему Блейка. В конце концов, я сама так считаю.
Только слово «Бог» я беру в кавычки.
Когда Дизь приехал после полудня, он уже был простужен. Сейчас мы работали над «Mental Traveller» и уже в начале поспорили, слово «mental» следует переводить как «ментальный» или, скорее, «духовный».
Дизь, чихая, читал:
I travel'd thro 'a Land of Men,
A Land of Men & Women too,
And heard & saw such dreadful things
As cold Earth wanderers never knew.
Сначала каждый из нас писал собственную версию, потом мы их сравнивали и начинали переплетать наши идеи.
Это немного напоминало сложные комбинации во время игры в скрэббл.
Я Землями Людей прошел,
Бродил между Мужей и Жен,
И все, что я там нашел,
Пугало, как смертный сон.
или:
Я в странный Край Людей прибился,
В Край Женщин и землю Мужчин,
Я там наслышан был и насмотрелся
Всего — и в ужасе онемел.
— И чего мы остановились на этом «В землю Женщин и землю Мужчин» в конце? — спросила я. — А если сделать так:
«В землю Женщин и землю Мужей …», — тогда бы оно прекрасно рифмовалось с «онемел».
Дизь молча грыз ногти и наконец победно предложил:
Я обошел Юдоль Людей,
В Земле был Женщин и Мужей,
И ужас, что меня настиг,
Неведом пилигримам снов.
Мне эта «Юдоль» не нравилась, но мы сразу продвинулись и до десяти часов весь стих был готов. Затем мы съели запеченные корни петрушки с маслом. И еще рис с яблоками и корицей.
После этого замечательного ужина, вместо того, чтобы анализировать сложные места в поэме, мы как-то вскользь вернулись к делу Коменданта. Дизь достаточно хорошо ориентировался в том, что было известно полиции. Ведь у него был доступ ко всей полицейской сети. Конечно, всего не знал. Следствие по делу Комендантовой смерти проводила высшая инстанция. Кроме того, Дизь должен хранить служебную тайну, но меня это не касалось. Что я могла сделать даже с самым секретным секретом, услышанным от него? Я даже сплетничать не умею. Поэтому он обычно многое мне рассказывал.
Так, например, было известно, что Комендант погиб от удара головой о что-то твердое, скорее всего, когда он неожиданно упал в полузасыпанный колодец. Также выяснилось, что он был пьян, что должно было смягчить падение, потому что пьяные люди всегда гибкие. Вместе с тем, этот удар в голову выглядел слишком сильным для обычного падения в колодец. Он должен свалиться с многометровой высоты. Однако другого объяснения не нашли. Коменданта ударили в висок. Вероятно, Орудие не нашли. Доказательств не было. Собрали немного мусора — обертки от конфет, полиэтиленовые пакеты, старые жестянки, использованный презерватив. Погода была ужасная, а специальная группа прибыла довольно поздно. Дул сильный ветер, шел дождь и молниеносно наступала оттепель. Мы оба очень хорошо запомнили эту Ночь. Сфотографировали странные отпечатки на земле, те, насчет которых я утверждала, что это следы копыт Косуль. Однако Полиция не была уверена, были ли там эти следы вообще, а если и были, то имели ли какую-то связь со смертью. При таких обстоятельствах этого нельзя было проверить. И следы ботинок были слишком нечеткие.
Однако выяснились неожиданные нюансы. Комендант имел с собой двадцать тысяч злотых, в сером конверте, запихнутом за пояс брюк. Деньги ровно разложены на две пачки, перехваченные аптечными резинками. И это больше всего удивило следователей. Почему предполагаемый убийца их не забрал? Не знал о них? А если это был тот, кто дал ему эти деньги? И за что? Когда неизвестно, в чем дело, то наверняка речь идет о деньгах. Так говорят, но я думаю, что это слишком просто.
Предполагали также несчастный случай, но это была очень маловероятная версия. Потому что это должно было выглядеть так: Комендант был пьян и искал, куда бы спрятать деньги, и тогда упал в Колодец и ушибся.
Однако Дизь настаивал, что это было убийство.
— Мне подсказывает это моя интуиция, мы были там первыми. Помнишь, преступление висело там в воздухе?
Я была такого же мнения.
7. Воззвание к Пуделю
Лошадь, которой шкуру исхлестали кнутом,
Молит Небеса Кровью воздать за Кровь.
Полиция мучила нас еще долго. Мы появлялись на допросах, попутно улаживая в городе разные дела — покупку семян, евросоюзовские доплаты, а один раз даже в кино пошли. Так как всегда ездили вместе, даже если вызвали только одного из нас. Матога признался в полиции, что слышал машину Коменданта, которая с завыванием грохотала мимо наших домов тогда, во второй половине дня. Рассказал, что Комендант всегда, как был пьян, гонял окольными путями, поэтому не слишком удивился.
Полицейские, которые прислушивались к его показаниям, наверное чувствовали себя неловко.
К сожалению, я не могла подтвердить того, что сказал Матога, хотя и очень хотела.
— Я была дома и не слышала ни одной машины, и не видела Коменданта. Наверное, я подбрасывала дрова в печь в котельной, а туда не долетают никакие звуки с дороги.
И меня быстро перестало это интересовать, хотя в течение последних недель все вокруг ни говорили ни о чем другом, выдвигая самые невероятные предположения. Я просто старалась не думать об этом — разве мало смертей вокруг, чтобы с маниакальным упорством заниматься только этой?
Я вернулась к одному из моих Исследований.
На этот раз внимательно анализировала распечатанную наиболее полную программу телепередач и устанавливала зависимость между содержанием фильмов, показанных однажды, и расположением планет. Взаимные связи были очень заметными и казались очевидными. Я часто задумывалась, там, на телевидении, человек, который составляет программу, пытается похвастаться перед нами своими глубокими астрологическими знаниями. Или он это делал неосознанно, не ведая о том, что обладает огромной информацией. Ведь может быть так, что зависимость существует вне нас, а мы воспринимаем ее совершенно неосознанно. Мое исследование я решила провести в небольших масштабах и занялась лишь несколькими названиями. Например, как заметила, что некий фильм «Медиум», очень трогательный и удивительный, показывали по телевидению, когда транзитное Солнце входило в какой-то аспект к Плутону и планетам в Скорпионе. Фильм рассказывал о жажде бессмертия и о том, как можно овладеть человеческой волей. Речь там шла также о состояниях на грани смерти, сексуальном неистовстве и других плутонических делах.
Подобная зависимость наблюдалась и в случае с серией фильмов о Чужом, том, что с космического корабля. Здесь нашлись едва заметные корреляции между Плутоном, Нептуном и Марсом. Когда Марс был в аспекте одновременно этих двух медленных планет, телевидение повторяло какую-то из серий «Чужого». Разве это не впечатляет?
Такие совпадения просто удивительны. У меня достаточно эмпирического материала, чтобы написать об этом книгу. Сейчас я остановилась на небольшом количестве примеров и направила результаты в нескольких журналов. Не думаю, что кто-то это напечатает, но по крайней мере, может, над этим Задумаются.
В середине марта, когда я почувствовала себя совсем хорошо, то отправилась на тщательный обход моих владений, то есть не остановилась на осмотре домов, за которыми следила, а решила сделать большой круг, дойти до леса, потом лугами к шоссе и до обрыва.
В это время года мир наипротивнейший. Снег еще лежит большими белыми пятнами, он твердый и комковатый, трудно поверить, что это был замечательный, невинный пух, который падает на Сочельник, чтобы доставить нам удовольствие. Сейчас он похож на лезвие ножа, на поверхность металла. Трудно по нему ступать, вязнут ноги. Если бы не высокие сапоги, можно поранить икры. Небо низкое, серое, кажется, к нему можно протянуть руку с любого высокого холма.
Уходя, я размышляла, что не смогу жить здесь вечно, в этом доме на Плоскогорье, ухаживая за другими домами. Когда-нибудь поломается Самурай, и я не смогу поехать в город. Деревянные ступени истлеют, снег посрывает желоба, испортится печь, лопнут трубы во время какого-нибудь февральского мороза. Да и я становлюсь все слабее. Моя Болезнь уничтожает тело, медленно, неумолимо. Болят колени, каждый год сильнее, а печень очевидно приходит в негодность. Я ведь уже долго живу. Такие у меня возникли мысли, довольно невеселые. Но когда-то надо серьезно об этом подумать.
И тогда я увидела стайку быстрых дроздов-рябинников. Это Птицы, которых никогда не увидишь одиночку. Они передвигаются ловко, как единый крупный, ажурный воздушный организм. Я где-то читала, что если на них нападает какая-нибудь Хищная птица, например, один из этих скучающих Ястребов, висящих в небе, будто Дух Святой, они будут защищаться. Потому что стая умеет бороться, довольно необычно и жестоко, способна и отомстить — она стремительно взлетает в воздух и как по команде обрушивается на преследователя, десятки белых птичьих клякс оказываются на его прекрасных крыльях, жгут их, они слипаются, кислота разъедает перья. Разъяренный Ястреб вынужден в этой ситуации опомниться, прекратить погоню и упасть на траву. Можно умереть от отвращения, настолько испачканы его перья. Он чистится целый день, и на следующий день тоже. Не спит, не может заснуть с такими грязными крыльями. Все ему воняет, он чувствует себя ужасно. Он как Мышь, будто Лягушка, как падаль. Ему не удается убрать клювом затвердевший помет, Птица мерзнет, а на нежную кожу сквозь слипшиеся перья легко проникает дождевая вода. От него шарахаются свои, другие Ястребы. Он напоминает прокаженного, зараженного ужасной болезнью. Куда девается его величавость? Все это ему невыносимо, и случается, что такая Птица погибает.