— А у вас есть какая-то своя Болезнь? — спросила я когда-то.
Конечно, она у него была. Каждую зиму он впадал в депрессию, а комната в рабочем общежитии, которую доктор Али получил от волости, только усугубляла его меланхолию. У него была одна ценная вещь, которую он приобрел за годы работы — это была большая лампа, которая излучала свет, похожий на солнечный, и таким образом должна была подбадривать Али. Он часто просиживал вечерами, подставив лицо под это искусственное Солнце, и мысленно бродил пустынями Ливии, Сирии, а может, Ирака.
Я думала, как может выглядеть его Гороскоп. Но чувствовала себя слишком слабой, чтобы сделать подсчеты. На этот раз мне было по-настоящему плохо. Я лежала в затемненной палате с сильной фотоаллергией, с красной, потрескавшейся кожей, которую жгло, будто ее терзали крошечные скальпели.
— Вы должны избегать Солнца, — предостерегал меня Али. — Никогда не видел такой кожи, вы просто созданы, чтобы жить в подземелье.
Али смеялся, потому что не мог себе такого представить, он весь был направлен к Солнцу, как подсолнух. А я похожа на белый корень цикория, картофельный побег, и всю оставшуюся жизнь должна провести в котельной.
Я восхищалась им, потому что он говорил, что имел именно столько вещей, сколько нужно, чтобы в любую минуту успеть быстренько упаковать их в два чемодана. Я решила научиться этому от него. Пообещала себе, только выйду, начну упражняться. Рюкзак и лэптоп, этого должно быть достаточно каждому Человеку. Таким образом Али оказывался дома, куда бы ни забросила его судьба.
Этот непоседливый врач напомнил мне, что не стоит слишком задерживаться на одном месте, поэтому с этим своим домом я очевидно перегнула. От моего смуглого врача я получила джелабию — белую рубашку до щиколоток с длинными рукавами, которая застегивалась под шеей. Али сказал мне, что белый цвет действует как зеркало и отражает солнечные лучи.
В середине августа мое состояние ухудшилось настолько, что меня перевезли во Вроцлав для обследования, о котором я не слишком переживала. Целыми днями я находилась в полусне и беспокойно бредила о моем душистом горошке, о том, что следовало заняться уже шестым поколением, иначе результаты исследований станут неправильными, и мы снова будем считать, будто не наследуем наш жизненный опыт, все знания мира бесполезны, что мы не в состоянии ничему научиться от истории. Казалось, будто я звоню Дизю, но он не отзывается, потому что мои Девочки уже родили детей, и их целая куча на полу в сенях и на кухне. Это люди, совершенно новая порода людей, родившихся от животных. Они еще слепые, еще не прозрели. И еще казалось, что я ищу Девочек в большом городе, продолжая питать надежду, и это такие глупые и такие мучительные ожидания.
Однажды меня во Вроцлавской больнице посетила Писательница, чтобы вежливо утешить и деликатно сообщить, что продает свой дом.
— Это уже не то место, которое было раньше, — сказала она, протягивая мне блинчики с грибами, гостинец от Агаты.
Рассказывала, что слышит какую-то вибрацию, боится ночью, потеряла аппетит.
— Нельзя жить в месте, где происходят такие вещи. Кроме этих страшных убийств вылезают мелкие мошенничества и позорные поступки. Оказывается, я жила среди чудовищ, — возмущенно сказала она. — Вы здесь единственный праведный человек.
— Я все равно хотела отказаться от ухода за зданиями со следующей зимы, знаете? — сказала я, размягченная этим комплиментом.
— Правильное решение. Вам бы в какие-то теплые края…
— …где нет Солнца, — добавила я. — Вы знаете какие-нибудь такие места, кроме ванной?
Она сделала вид, будто не услышала вопрос.
— Я уже дала объявление в газету, что продаю дом, — она на мгновение задумалась. — Впрочем, здесь слишком сильный ветер. Я не могла выдержать этого постоянного воя. Невозможно сосредоточиться, когда тебе все время что-то шуршит возле уха, свищет и гудит. Вы заметили, сколько шума создают листья на деревьях? Особенно на тополях, это действительно невыносимо. Начинается в июне, продолжается до ноября. Ужас.
Я никогда об этом не думала.
— Меня допрашивали, знаете? — сказала она, меняя тему.
Я нисколько не удивилась, потому что допрашивали всех. Это дело стало для них приоритетом. Какое ужасное слово.
— И что? Вы им в чем-то помогли?
— Знаете, мне иногда кажется, что мы живем в мире, который сами себе представляем. Решаем для себя, что хорошо, а что нет, чертим карты значений… А потом всю жизнь боремся с тем, что сами себе понапридумывали. Проблема заключается в том, что у каждого собственная версия, и поэтому людям так трудно найти общий язык.
В этом была какая-то правда.
Когда она уже прощалась, я пошарила в моих вещах и протянула ей ножку Косули. Она развернула бумагу, и на лице вырисовалось отвращение.
— Господи, что это такое? Пани Душейко, что это вы мне даете?
— Пожалуйста, возьмите ее. Это некий Перст Божий. Она совершенно высохшая и не воняет.
— Что мне с ней делать? — удрученно спросила она.
— Используйте с добрыми намерениями.
Она завернула ножку в бумагу, мгновение поколебалась, стоя в дверях, а потом ушла.
Я долго думала о том, что сказала Пепельная. Думаю, к этому подходит одна моя Теория. Поэтому я считаю, что человеческая психика сформировалась, чтобы защитить нас от истинного положения вещей. Чтобы не дать нам рассмотреть механизм. Психика — это наша защитная система, заботится о том, чтобы мы никогда не смогли понять, что нас окружает. Она занимается преимущественно просеиванием информации, хотя возможности нашего мозга огромны. Жить со всем этим знанием было бы невыносимо. Потому что любая маленькая частичка мира состоит из страдания.
Поэтому я сначала вышла из тюрьмы. Затем вышла из больницы. Нет никаких сомнений, что я боролась с влиянием Сатурна. Однако в августе он сместился настолько, что перестал создавать плохой аспект, поэтому остаток лета мы провели, как дружная семья. Я лежала в затемненной комнате, Матога убирал и занимался хозяйством, а Дизь с Благой Вестью готовили и покупали продукты. Когда мне стало легче, мы снова поехали в Чехию, в тот необычный магазин, и посетили Гонзу с его книгами. Дважды обедали с ним и организовали себе небольшую блейковскую конференцию, без евросоюзовской поддержки и дотаций.
Дизь нашел в Интернете короткий видеосюжет. Длится он минуту, не больше. Большой Олень нападает на охотника. Видно, как он, стоя на двух задних ногах, передними бьет Человека. Охотник падает, однако Животное не останавливается и яростно топчет его, не давая возможности избежать копыт. Человек пытается защитить голову и на коленях убежать от разъяренного Животного, но Олень снова и снова атакует его.
Эта сцена лишена конца, неизвестно, что произошло потом с охотником, и с Оленем.
Лежа в своей темной комнате, в конце лета, я все время смотрела это видео.
15. Святой Губерт
И Рев, и Рык, и Шум, и Гам, и Шорох —
Это Волны, бьющие о Неба Берег.
Моя Венера повреждена или в изгнании, так говорят о Планете, которая находится не в том знаке, в котором должна быть. К тому же, в плохом аспекте к ней остается Плутон, который руководит моим Асцендентом. Это привело к тому, что у меня, по моему мнению, возник синдром Ленивой Венеры. Именно так я назвала эту зависимость. В этом случае мы имеем дело с человеком, который от судьбы получил немало, но практически не использовал своих возможностей. Такой Человек разумный и сметливый, однако не предпринимает усилий к учебе, используя ум скорее для игры в карты или раскладывания пасьянсов. Тело имеет хорошее, но разрушает его, не заботясь о себе, отравляя плохими привычками, пренебрегая советами врачей и стоматологов.
Такая Венера — причудливый вид лени. Возможности в жизни тебя обходят, потому что ты проспал, или не хотел пойти, или опоздал, или недосмотрел. Это склонность к сибаритству, жизнь как в дремоте, растрата себя на мелкие радости, нелюбовь к усилиям и полное отсутствие состязательности. Поздние утра, непрочитанные письма, отложенные на потом дела, заброшенные планы. Пренебрежение к любой власти и подчинению, молчаливое, ленивое хождение собственными путями. Можно сказать, что от таких людей нет никакой пользы. Возможно, если бы я постаралась, то в сентябре вернулась бы в школу, но я не могла себя пересилить, заставить. Обидно было, что дети пропустили месяц обучения. Но что было делать? У меня все болело.
Только в октябре я смогла выйти на работу. Мне стало лучше настолько, что я организовала два раза в неделю английский кружок, где наверстывала с учениками упущенное. Но оказалось, что мы не можем нормально работать. В октябре начали массово забирать детей с моих уроков, потому что по полной шла подготовка к открытию и освящению вновь построенной часовни. Она должна была получить имя святого Губерта в день его праздника, в ноябре. Я не хотела отпускать детей. Мне казалось, что будет лучше, если они будут знать больше английских слов, чем изучать наизусть жития святых. Однако вмешалась молодая директриса.
— Вы преувеличиваете. Существуют определенные приоритеты, — сказала она таким тоном, словно сама не верила в то, что говорит.
Я считаю, что слово «приоритет» такое же отвратительное, как «суицид» или «криминалитет», но мне действительно не хотелось спорить о словах или освобождении детей от английского.
— Вы, конечно, придете на освящение часовни, правда?
— Я не католичка.
— Ничего страшного. Все мы католики через культуру, нравится нам это или нет. Поэтому прошу вас прийти.
Я не была готова к такому, поэтому замолчала. Материал наверстывала с детьми на послеобеденных занятиях кружка.
Дизя допросили еще дважды и наконец уволили с работы по соглашению сторон. Ему осталось доработать до конца года. Объяснение было какое-то непонятное, меньше ставок, сокращение штатов, как всегда. Такие, как Дизь, всегда первыми попадают под горячую руку. Думаю, это имело отношение к его показаниям. Неужели его подозревали? Дизь нисколько этим не озаботился. Он уже решил, что станет переводчиком. Собирался жить с переводов поэзии Блейка. Прекрасно. Переводить с одного языка на другой и таким образом сблизить людей — это прекрасная мысль.