Она улыбнулась Тиму, который ответил ей не менее сияющей улыбкой. Их лица вспыхнули таким счастьем, что Эллен зажмурилась.
– Но когда же он успел?.. Господи! неужели прямо отсюда, вчера вечером...
– После того, как подбросил это дурацкое «послание». Если бы ветер так удачно не перепутал листки, Норман бы притворился, что слышит какой-то шум или что-нибудь в этом роде – в общем, придумал что-нибудь, чтоб создать суматоху и разбросать бумаги по всей комнате. Он заставил всех нас плясать под его дудку. Я до самого конца не понимала, что происходит, а потом было уже слишком поздно. И я оказалась слишком самонадеянной, думая, что, не вмешиваясь до поры до времени, смогу выяснить, что он замыслил. Мама! – Пенни пристально посмотрела в глаза Эллен. – Ты веришь! Поверила наконец!
– Слишком уж совпадает, – неохотно ответила Эллен. – Он хотел, чтобы я уехала из города. Пытался напугать меня – сначала собаками, потом всяческими намеками по поводу Тима... Здесь не любят вмешательства полиции в местные проблемы, а Тим пользуется скверной репутацией. Если бы с ним что-то случилось, никто не стал бы подымать шума. А я бы подняла. Норман прекрасно понимал, что я бы не оставила это просто так.
– Ты такая замечательная, милая «любопытная Варвара», – с улыбкой сказала Пенни. – Вечно суешь нос не в свое дело. Выглядишь так безобидно, но все, что ты делала, укрепляло в Нормане уверенность, что ты опасна. Демонстративно покинула церковь, препиралась с миссис Грапоу, без конца наседала на него, чтобы он отвел Тима к психиатру... Мамуля, ты должна согласиться, что сама напросилась!
– Соглашусь. А кроме того, я слишком много болтала о полиции.
– Вот почему Джек беспокоился. Он сказал, что ты любопытная обворожительная чертовка и вечно лезешь в самую гущу неприятностей.
– Как бы я хотела, чтоб он сейчас был здесь, – еле слышно произнесла Эллен и поднялась.
На сей раз Пенни не делала попыток ей помешать.
– Послушайте, оба. Я не знаю, удалось ли вам убедить меня до конца – слишком дикой выглядит вся эта история. Но, естественно, я буду действовать с вами заодно – как же иначе. Что мы теперь намереваемся делать?
– Нам нельзя здесь оставаться, – сказала Пенни.
– Куда же нам пойти? Тим, в городе есть кто-нибудь, кто приютил бы тебя?
Тим отрицательно покачал головой.
– Погодите, придумала! – воскликнула Эллен. – Эд Сэллинг! Ставлю последний доллар, что он не откажется нам помочь.
– Он живет на другом конце города, – возразила Пенни. – Нам ни за что не удастся добраться туда.
– В таком случае, зачем вообще куда-то идти? Дом достаточно крепок – не будет же Норман брать его штурмом... – Эллен тряхнула головой: нет, она не могла себе представить Нормана в роли убийцы, крадущегося в ночи с винтовкой или ножом. Но она пообещала верить...
– Мы не сомкнем глаз всю ночь, – сделав над собой усилие, продолжала она, – а как только рассветет, я выйду из дома и быстренько доберусь до шоссе. Мне Норман ничего не сделает...
Выражение жалостливого презрения, промелькнувшее на их лицах, остановило ее.
– Мамочка, – ласково произнесла Пенни, – неужели ты все еще не понимаешь, что Норман вообще не собирается ничего делать – ни тебе, ни мне, ни Тиму. За него все прекрасно сделает город.
Эллен с трудом приходила в себя после внезапно открывшейся ошеломляющей истины. «Наивная» – слишком мягкое слово для нее. Преступно глупой – вот какой она была.
Нельзя не признать – то был оригинальный способ убийства. Порох пребывал опасно сухим, но если бы Норман не поднес к нему спичку, он бы так и не вспыхнул – возможно, никогда. Сам по себе город вовсе не являлся каким-то рассадником зла, но в любой толпе есть те, кого легко натравить на несчастную жертву, кто получает удовольствие от охоты на людей. Пять тысяч лет цивилизации не смогли уничтожить эту человеческую породу – возможно, она вообще неистребима. Всегда найдутся те, кого легко разжечь – фанатичными речами, спиртным... Те, кто готов убивать – просто из удовольствия.
И когда свору удается пустить по следу, дело будет почти что сделано. Если какой-нибудь пьяный неандерталец промахнется, стреляя в Тима, Норман вполне может довершить работу сам, сравнительно безнаказанно. В холодном свете зари, когда повыветрится действие кукурузного виски, кровавое вожделение сменится запоздалым страхом – и все они расползутся по домам, объединенные общей виной. Никто не задаст вопросов – и не ответит на них. Гибель Тима спишут на досадную, но неминуемую случайность, а Норман отправится в свой роскошный белоколонный дом на холме и украсит рукав траурной повязкой. Норман прекрасно знает правила приличий.
– Тогда ему придется убить всех нас, – произнесла она вслух.
– Нет, – быстро сказал Тим. – Он не отважится. Это вызовет скандал.
– Если с тобой что-нибудь случится, Джек не оставит от Чуз-Корнерз камня на камне, – добавила Пенни. – И Норман это понимает. Но вряд ли это чем-нибудь поможет Тиму. Наши показания – против свидетельства целого города? Мы не сможем доказать преступного умысла.
– Раз опасность грозит только Тиму, его нужно спрятать.
– Где? Если они попытаются ворваться в дом, нам не удастся им помешать.
– Значит, нужно бежать отсюда.
– Все это уже неважно, – тихо возразил Тим. – Слишком поздно. Они уже идут.
И тогда Эллен тоже различила это: пятьдесят веков не уничтожили в ее генах атавистического страха перед звуком, который был знаком лишь ее предкам. Тот, кто слышал его хоть раз, уже никогда не мог забыть – зловещий рев бушующей толпы.
Глава 12
Эллен бросилась к окну и встала рядом с Тимом, который придерживал штору.
Люди подходили из леса, по дороге, кто-то приехал на машине. Некоторые несли факелы. Горели фонари, сияли фары автомобиля – на лужайке перед домом было светло, как днем.
Остановившись на безопасном расстоянии, люди жались друг к другу. Поначалу Эллен померещилось, что их несколько сотен, но теперь, когда они собрались все вместе, трезвый подсчет показал, что их всего два-три десятка. Большинство – мужчины, но были и женщины, и среди них, конечно, – миссис Грапоу. Она стояла в первых рядах, рука об руку с пастором. Ее огромный кулак без особых усилий держал на привязи рвущихся вперед черных доберманов – псов Нормана.
Теперь, когда опасность сделалась вполне реальной, Эллен испытала странное облегчение: у нее больше не было причин считать свое воображение больным.
– Я поговорю с ними, – сказала она.
– Только не выходите наружу. – Тим схватил ее за руку. – Разговаривайте отсюда, через окно – так безопаснее.
– Да, верно. А пока я отвлеку их внимание, ты можешь выйти через кухонную дверь?
Но Пении соображала быстрее ее. Как раз в эту минуту она вбежала в гостиную, чуть запыхавшись.
– Сзади их еще больше. Они окружили дом.
– Что ж, не хочется предполагать худшее, но, вероятно, Тиму придется прорываться, если они захотят взломать двери.
В этот момент снаружи раздался пронзительный крик, который заставил ее отпрянуть, позабыв о своем напускном спокойствии:
– Миз Марс! Мы знаем, что он там. Выдайте его – и мы не тронем ни вас, ни вашу девчонку.
– Как это они, по-твоему, обнаружили, что он здесь? – пробормотала Пенни.
Миссис Грапоу сделала несколько шагов вперед. «Итак, – подумала Эллен, – именно она возглавляет всю эту шайку». Что ж, это вполне соответствовало ее облику: в длинном темном платье, с двумя огромными псами, рвущимися вперед, она выглядела как одна из наиболее отвратительных языческих богинь – Геката... или, возможно, древнеегипетское божество – гиппопотам.
– Выдайте его! Или мы сами войдем и заберем его.
– Его здесь нет! – закричала в ответ Эллен. – Убирайтесь отсюда – все!
– Мы знаем, что он внутри. Вам бы лучше быть осторожнее, или мы займемся и вами тоже. Здесь некоторые, которые думают, что вы хуже, чем он.
«С грамматикой у миссис Грапоу по-прежнему неважно», – подумала Эллен с мрачным юмором. Внезапно охватившее ее веселье все нарастало, превращаясь в радостное возбуждение. В каком-то смысле это напоминало недавний припадок, но на сей раз Эллен полностью отдавала себе отчет в том, что говорит. Как будто «нечто», овладевшее ее телом и разумом, теперь научилось осторожности и действовало более мягко, более искусно. Ощущения Эллен были сродни легкому, приятному опьянению.
– Не топчи мой газон! Убирайся – я вообще не желаю видеть твою жирную тушу в собственном дворе! – заорала она, получая подлинное наслаждение от эпитетов. – И прихвати с собой эту компанию слабоумных! Ей-богу, я привлеку тебя к суду и стребую каждый пенс за тот ущерб, который ты, порочная старая свинья с грязными речами и мыслями, с параноидальными...
– Эй, мамуля!
Голос Пенни дрожал. Глянув через плечо на дочь, Эллен увидела, что та смеется. Вся в нее – вот какова была Пенни. Мальчики гордились бы ею. Они всю жизнь учили ее быть мужественной, никогда не выглядеть изнеженной маменькиной дочкой...
Миссис Грапоу чуть подалась назад. «Подействовало! – злорадно подумала Эллен. – Еще бы – угроза ее кошельку!» Но этого было явно недостаточно. Теперь миссис Грапоу не могла отступить без ущерба для своего престижа, а власть значила для нее больше, чем деньги. Вряд ли она осознавала это вполне ясно, но прямо-таки лопалась от ярости.
– Ах, так! – завопила она. – Парни, за мной!..
– Погодите, погодите! – Вперед протолкался пастор, размахивая руками и пытаясь несколько успокоить хлынувшую толпу. – Миссис Марч, не будьте же дурочкой! Мы не причиним вам никакого вреда, если вы нас к этому не вынудите. Уступите нам мальчишку, не создавайте лишних неприятностей. Мы вовсе не хотим...
– Как раз вы-то и создаете неприятности, – закричала Эллен. – Стоит вам подойти чуть ближе – и я упрячу вас в тюрьму. – На мгновение она умолкла и, чуть подумав, продолжила, четко выговаривая каждое слово: – Вы развратник и грязный мошенник, жалкий психопат с замашками мелкого тирана, недоделанный высохший...