Надо же именно в этот момент Сквозя решает влезть:
— Пинают на улице.
Тётя судорожно глотает воздух, но сознание больше не теряет. Целительница, шипя сквозь зубы ругательства, добавляет новую порцию зелёного света.
— Это правда? — всхлипывает она, и я нутром чувствую, что она не за Бирона переживает, а снова спрашивает про казино. — Лейсан, что же это получается? Что я наделала?
Я сажусь на край дивана, стискиваю её руку:
— Тётя, тебя обманули. Любого могут подловить в минуту слабости. Ты не виновата, так бывает. Важно, что теперь всё хорошо. А самое важное сейчас позаботиться о твоём здоровье. Сеньора Дейвис прекрасный специалист. Как насчёт того, чтобы довериться лучшей целительнице?
— Да-а-а… Лейсан, ты уже отреклась от богини?
— Нет, тётя. Но я сделаю это, как только прибудет жрец.
— Вместе отречёмся.
Даже так? Я рада.
— Жрец скоро прибудет.
— Сеньора пациентка, — вмешивается целительница, — отрекаться вы будете, но тогда, когда я разрешу, а пока извольте отдыхать. Сеньор Мэгг, я не понимаю, почему тётушка вашей супруги до сих пор не доставлена в комнату.
Когда это мы стали супругами? Самое удивительное, что Ирвин, гад такой, ничего не отрицает. Я почему-то тоже.
Ирвин отодвигает Кая и сам поднимает тётю на руки. Она испуганно охает.
— Не бойтесь, не уроню.
— Я тяжёлая, — мямлит тётя и пытается то ли спрятать лицо, то ли извернуться и сползти обратно на диван.
— Вы, сеньора?! — поражается Ирвин. — Пушинка легче.
Пушинкой тётю точно не назвать, но не похоже, что Ирвин испытывает хоть какие-то затруднения. По крайней мере, он торопится, чтобы как можно скорее избавиться от груза, спокойно поднимается по лестнице и на ходу заговаривает тёте зубы, обещая познакомить с сеньором Сквозняком. Целительница последовала за ними, а я остаюсь в холле. На плечо приземляется Сквозя, при это в когтях он удерживает орешек.
— Приятного аппетита, — хмыкаю я.
— Ведьма голодная, — ябедничает Сквозя.
— Синьорина Иветта, прикажете подать завтрак в столовую? — напоминает о себе экономка.
Я невольно улыбаюсь, бросаю последний взгляд в окно. Толпа уже расходится, скандал исчерпан. Но поостеречься и не выходить без защиты стоит. Неизвестно, какая дурная мысль придёт к Фирсу, особенно если с горя наберётся.
— Нескучно живёшь, — напоминает о себе Ольза.
— Позавтракаете со мной?
Раз уж меня записали Ирвину в жёны, приглашаю на правах хозяйки. Ни Ольза, ни Арен не отказываются, и мы перебираемся в столовую.
— Я закупила ещё одну партию “умных” котлов, — сообщает Ольза.
Вчера я отлынивала, хоть и по уважительной причине, закупки скинула на Кая, и, как в поговорке, если ведьма не идёт на работу, тогда работа идёт к ведьме.
— Что с сырьём?
— Пока хватает, но у нас серьёзные проблемы. С твоей подачи посланницы красоты рванули по соседним городам. Очень скоро на нас обрушится такой поток заказов, что мы захлебнёмся.
— Я планировала напрячь ведьм. Мы вполне могли бы открыть новые производства на базе Кругов, и тогда нам не придётся думать о логистике.
— Хм… Боюсь, ведьмы захотят откусить от пирога и оставить нам крошки.
— Параллельно будем вести переговоры с аптеками.Уверена, целители справятся не хуже ведьм, а в плане репутации мы даже выиграем.
— За столом о работе вредно для пищеварения, — перебивает Сквозя и обиженно отворачивается.
— За такое сеньор Сквозняк и клюнуть может, — замечает экономка.
На стол накрывает лакей, но блюдо экономка выносит лично и с не понятной мне торжественностью снимает круглую серебряную крышку. Под крышкой… сырники. Кажется, когда Ирвин представлял экономку, он упоминал и сырники, и что экономка готовит их исключительно по своему усмотрению на праздники.
Какая честь…
Я перекладываю пару штук к себе на тарелку, но попробовать не успеваю — в столовую входит Кай и коротко докладывает:
— Прибыл жрец-очиститель.
Почему это звучит как очиститель от накипи или что-то вроде того?
Я привстаю, мне не терпится избавиться от принадлежности храму Нексин Всеблагой, и получаю удар клювом в макушку.
— Завтракать, ведьма.
— Сквозя, ты тиран!
— Я умный.
— Угу…
Пока я препираюсь со Сквозей, Арен утаскивает с блюда первый сырник, пробует. Выражение его лица становится сперва удивлённым, затем блаженным, он смакует сырник словно таящую на языке карамельку, а затем хищным. Арен перекладывает к себе на тарелку сразу два сырника. Ольза не отстаёт.
Если не успею — обижу экономку.
Покосившись на гостей, я решительно раскладываю сырники на две тарелки. Два беру себе, а остальные откладываю на пусту. тарелку из расчёта на Ирвина, он ведь сказал, что обожает их.
Арен разочарованно вздыхает, поняв, что больше ему не перепадёт, а вот Ольза легко ухватывает с его тарелки.
Ирвин появляется через пару минут. Я к этому моменту доедаю свою порцию:
— Сырники и правда божественные!
— Сеньора Флайсти?! — Ирвин смотрит на пустое блюдо с таким видом, будто вот-вот расплачется. Невооружённым глазом видно, что он шутит, но всё равно, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки.
— Ирвин, взгляни.
Я демонстрирую один из отложенных нежно-золотистых сырников. Ирвин идёт ко мне, как зачарованный, преданно заглядывает в глаза. Я предвкушающе улыбаюсь. Про то, что мы в столовой не одни, я благополучно забываю, снимаю сырник с вилки и, удерживая пальцами, обмакиваю в розетку с брусничным вареньем. Ирвин легко принимает правила игры и берёт еду с рук, слизывает упавшие на ладонь капельки варенья, целует.
Второй сырни я обмакиваю в мёд. Интересно, Ирвину как больше нравится? Спрашивать не буду, попробую угадать. Я краем глаза замечаю, что экономка уходит, и почему-то лицо у неё пылает ярким малиновым.
— Сестрёнка, пойдём, мы тут лишние. Сейчас у них сырники кончатся, и они друг за друга примутся.
— Ага…
— Бесстыжие, — вздыхает над головой Сквозя, — но птенцов хочется.
В себя мы с Ирвином приходим нескоро. Если честно, я даже всерьёз задумываюсь, не подмешала ли нам добрая тётя экономка каких-нибудь чудо-травок, уж больно сильно по мозгам приложило.
Но, может быть, это и есть любовь? Не знаю… Страсть есть, мне хорошо, Ирвин выглядит довольным и удовлетворённым, а значит, не стоит заниматься самокопанием и портить душевный ландшафт. Я целую Ирвина в нос и отстраняюсь:
— Там жрец ждёт.
— Подождёт.
Качнув головой, я поднимаюсь и выхожу в гостиную.
— А-апчихи!
Ну почему?!
Я наивно надеялась, что прибывший из столицы жрец будет отличаться от остальных, но первое, что он сделал в доме — зачем-то устроил дымовую завесу. Из курительницы клубами выходит ароматный дым, и хотя запах мне нравится, но всё равно щекочет и раздражается.
Жрец водит над дымом ладонями. Он выглядит как благообразный дедушка, несмотря на солидный возраст сохранивший крепость тела и ясность ума. Чёрный с серебряным шитьём балахон резко контрастирует с длинной бородой, заплетённой в косу. Глаза не видно за густыми разросшимися бровями.
— Добрый день, — здороваюсь я. — Простите, что заставила ждать.
Дед поворачивает голову в мою сторону:
— Помогать мой долг, дитя. Мне сказали, ты ищешь отречения?
— Да.
— Могу я узнать, кого из богов ты собралась покинуть?
Это имеет значение?
— Нексин Всеблагую.
— Вот как… Понимаю, дитя. Позволь мне взглянуть? — не дожидаясь согласия, он проводит в воздухе рукой, и на миг вокруг меня вспыхивает золотистое сияние, словно за моей спиной взошло солнце. Золото припорошено знакомым чёрным налётом, который появился, когда я стала частью Круга. Это аура, да? Выглядит потрясающе.
Жрец проводит ладонью по подбородку, опускает руку. Под пальцы попадает кончик заплетённой в косу бороды, и он принимается его теребить. Складывается впечатление, что жрецу не нравится то, что он увидел. Не любит ведьм? Нет, вряд ли, ведь Ирвин знает, кто я, не стал бы приглашать того, с кем возникнут проблемы.
— Что-то не так?
— Люди склонны винить богов по поводу и без, дитя. В старых хрониках сохранились записи о шумных праздниках в храмах Нексин. Богине дарили танцы, смех, пока четыре сотни лет назад с Юга не пришёл Серый проповедник. От имени богини он учил умеренности, уважению к ближним, гармонии. Но вопреки своим же словам о взаимной ответственности, он создал первые серые общины. Я не могу представить, что Всеблагая богиня одобряет то, что творят её последователи.
Я склоняю голову к плечу.
Послушать, конечно, интересно. Почему бы и нет? Но история есть история, к чему её вспоминать именно сейчас? Мне всё меньше нравится, в какое направление сворачивает разговор.
— Возможно. Однако богиня не остановила серых, прикрывающихся её именем. Для этого может быть тысяча сто пудовых причин, но результат один, имя богини прочно связано с серыми.
Честно говоря, я начинаю злиться, а вот жрец безмятежно улыбается.
— Дитя, вы знаете, что среди последователей Нексин есть не только серые? Остались люди, которые помнят старые традиции.
— Какое это имеет значение? — скрещиваю я руки на груди.
— Приверженцы старых традиций официально не признают серых и наоборот.
И что?
Услышав шаги, я поворачиваю голову. В гостиную входит тётя. Она же лежать должна, отдыхать! Судя по недовольно-разгневанному выражению лица целительницы, на руку которой тётя опирается при ходьбе, и упрямо-целеустремлённому выражению самой тёти, пациентка своевольничает.
Я поднимаюсь навстречу, весьма неудачно попадаю прямо в дымную завесу, продуваемую сквозняком из окна.
— А-апчихи-и! — чёрт! — А-ачих!
— Лей, твоя мама тоже чихала от благовоний. Знаешь, так звонко-звонко, — тётя кивает жрецу и с трудом садится. — Простите, что перебила.
Коснувшись серого подала, она неловко пожимает плечами, словно вдруг стесняется своего облика.