— У тебя чистое сердце, в отличие от твоей предшественницы, — произнёс удаляющийся голос. — Используй его во благо.
На этих словах флакон оказался у меня в руках, а светящаяся звёздная пыльца вокруг дерева потухла, погружая меня во тьму.
Это он бабушке так сказал что ли? Так она не была плохой…
Вернулась я к коту, в задумчивости сжимая маленький флакончик. И весь путь до дома тоже молчала. Мне не давали покоя сказанные слова, но расспрашивать Мяуса я не стала. Почему-то была уверена, что мохнатый снова выдумает что-то, а правду не скажет.
На моей памяти бабушка Фина никому слова плохого не говорила. Всегда была доброжелательна, учтива, из грубостей позволяла себе разве что шикнуть на крикливых ворон, которые раз за разом уничтожали посаженные ею семена цветов.
Так почему в отличие от неё, моё сердце было чистым? Странно, очень странно.
А белобрысый будто чувствовал — с расспросами не лез, только время от времени посматривал на меня задумчивым взглядом. В избушке нас ждала обеспокоенная метла. Она вылетела навстречу и закружилась, будто интересуясь, почему мы так долго? Что ей ответить, я и не знала. Лишь махнула рукой, направляясь сразу на второй этаж. Несмотря на то, что я дико устала, помнила наставление ворчуна — готовить зелье нужно сразу.
Мяус подобрался тихо, когда я уже сидела за столом и осторожно, будто опасаясь меня потревожить, поинтересовался:
— Начнём?
Я кивнула, вчитываясь в рецепт.
Настойку из цветов я сделала ещё днём, сейчас она стала как раз необходимой концентрации. Я процедила её сквозь маленький отрез ткани пару раз, потом залила в ковшик и поставила на горелку. Настойку нужно было довести почти до кипения, следом добавить мелко порезанную скорлупу ореха и один грамм пыльцы алого сердца. Затем снять ковшик, вновь процедить. Перелить в стеклянный флакончик и только после этого добавлять сок древа жизни, попутно вливая ведовскую силу.
До последнего пункта всё шло прекрасно. А тут я застопорилась.
— Как силу-то добавлять? — произнесла, устало растирая слезящиеся глаза. Спать хотелось жутко, но если верить рецепту, мне осталось всего ничего.
От моего голоса Мяус вздрогнул. Похоже, успел привыкнуть к молчанию.
— Так же, как ты меня лечила, — таким же, как у меня уставшим голосом отозвался он. — Только тебе нужно следить, чтобы зелье поменяло цвет и стало ярко-голубым. Не синим, не серым, и уж тем более не чёрным, а именно ярко-голубым.
— Поняла, — нахмурилась и закатала рукава.
— В одну руку бери флакон с соком, другой обхвати зелье, сконцентрируйся, — продолжил жужжать хвостатый, словно надоедливая муха.
Я ничего говорить не стала, выполнила всё в точности, как он сказал. Вдохнула. Шумно выдохнула и принялась за кропотливую работу.
В этот раз холод отозвался сразу же, будто только и ждал момента, когда я к нему обращусь. Пальцы засветились оранжевым, и почти бесцветная жидкость стала приобретать бледно-голубой оттенок. Первая капля сока жизни коснулась зелья с шипением, даже лёгкий дымок взвился. Испугаться не успела, потому что Мяус тут же успокоил:
— Так и должно быть…
Раз должно, то и ладно.
Капля по капле, силы да сока, и зелье стало более насыщенного цвета. Её немножко. Ещё чуть-чуть и… Сок древа жизни закончился, а силы во мне было хоть отбавляй, я чувствовала, как она бурлит внутри, желая вырваться на свободу…
— Всё! — сиреной взвыл мохнатый, и я отдёрнула руку. Сила утихла так же быстро, как и отозвалась, а на столе красовался флакончик с ярко-голубым зельем.
— Получилось? — прошептала, боясь поверить своему счастью.
— Получилось, — измученно прохрипел кот, будто это он всё сделал, а я лишь со стороны наблюдала.
Я улыбнулась и облокотилась на спинку стула. Злиться и ворчать совсем не хотелось. Я испытывала удовлетворение и ко мне, наконец-то, пришло понимание, что я ведьма. Настоящая ведьма.
Флакон от сока древа, зажатый в моей ладони, вдруг засветился, а потом вовсе исчез. Удивлённо посмотрела на Мяуса, и он подтвердил:
— Всё правильно. Всё так и должно быть.
— Теперь что? — спросила, когда немного пришла в себя.
— Теперь добавь туда волосы, которые деваха принесла и можем идти спать, — последнее из его уст прозвучало с таким облегчением, что я не выдержала, усмехнулась.
Спать… Об этом я уже и не мечтала, опасаясь, что эта ночь никогда не закончится.
Достала из ткани волосы, опустила их в зелья, где они, заискрившись, растворились без следа.
— Всё! — потянувшись до хруста, произнёс белобрысый, и первым направился к лестнице. — Теперь отдыхать. И меня до полудня не будить.
В этом я была с ним солидарна.
Следующий день, точнее уже тот самый, когда мы ночью бродили по лесу и потом варили зелье, прошёл без особых проблем. Мы выспались, потом устроили очень поздний завтрак из остатков того, что принесла Глаша. Молоко, что неудивительно, закончилось. Мяус вылизал тарелку до блеска и с тоской посмотрел на пустой бидончик.
Я перетрясла гардероб и до самого вечера подшивала укороченные юбки, а после вновь легла спать. Чувствовала себя так, будто в одиночку разгрузила вагон дров, может, и преувеличивала, конечно, но ни настроения, ни желания вести беседы у меня не было.
Проснулась я от стука в дверь. Вроде и осторожного, но довольно настойчивого.
Глава 9
Наспех пригладив непослушные волосы, закуталась в шаль и подошла к двери.
— Кто там? — спросила хриплым ото сна голосом.
— Это я, госпожа ведьма, — отозвалась Глаша, и я едва себя не хлопнула по лбу. Собственно, я как-то подзабыла, что сваренное зелье ещё и отдать нужно, попутно проинструктировав девушку, как его использовать.
Дверь я открыла, но помня все наставления Мяуса, в дом посетительницу приглашать не стала. Вышла на крыльцо. Утренний воздух был прохладным, краснобокое солнышко ещё не успело подняться из-за леса, чтобы нагнать духоту.
— Я вас разбудила? — испуганно пискнула гостья, я же лишь отмахнулась, плотнее запахнув шаль. На Глаше была такая же, как и в прошлый раз юбка, а вот рубаха чуть темнее, да серый фартук. Только, чтобы не мёрзнуть, она накинула грубовато сшитую жилетку, довольно потрёпанного вида.
— Ничего, всё хорошо.
Секунду помолчали, и девушка осторожно спросила:
— А…зелье готово?
Окинув её внимательным взглядом, медленно кивнула:
— Готово, — потом развернулась и, схватившись за ручку двери, строго произнесла: — Жди здесь, я сейчас вернусь.
Кажется, возражать она и не думала.
В доме меня ждал не менее взъерошенный кот. Он растирал заспанные глаза, попутно ворча под нос:
— И чего им в такую рань не спится?
Пожав плечами, поднялась на второй этаж, но прежде чем взять флакон, бегло прочитала пояснения, как зелье это использовать. Помнить-то я помнила, но лучше перестраховаться.
Вернувшись к девушке, застала её в той же позе, в которой оставляла. Приглядевшись, увидела, что её глаза лихорадочно блестят, на щеках расположился румянец, а руки то и дело подрагивают.
— Заболела? — спросила тут же участливо.
Глаша недоумённо воззрилась на меня, а потом дёргано улыбнулась:
— Нет, я… Я просто волнуюсь.
Кивнула, принимая её ответ и начала осторожно:
— Скажи мне, Глаша, а ты хотела бы, чтобы не только муж исправился, а и твоя жизнь тоже?
Девушка нахмурилась.
— Моя? — переспросила, явно не понимая, на что я намекаю. — Так она и исправится, если муж гулять да выпивать перестанет, — девушка задумчиво почесала кончик носа.
Так-то оно так, конечно, но…
— Да, ты права, — заверила её поспешно. — Только я говорю немного о другом. Вот скажи, ты замуж по любви выходила?
Кажется, этого вопроса она вообще никак не ожидала. Глаша всплеснула руками и тут же приложила их к груди:
— А как же ещё? По любви, конечно, — улыбка на его губах стала такой мечтательной. — Оно хоть мамка со свекрухой сговорились за нас, а всё одно — я давно на Киара засматривалась. Он и статен, и хорош собой, и добрый очень…
На последних словах её энтузиазм угас, а в глазах промелькнула грусть. Но спросить ничего не успела, она продолжила, устремив свой взгляд на кроны деревьев:
— Мы и жили годков пять душа в душу, а потом дружки у него беспутные появились, вот он… И пошёл по наклонной.
Я украдкой выдохнула. Значит, всё правильно, зелье сварила то, что нужно.
— Тогда, — я протянула ей флакончик. — Держи. Выпить нужно и тебе и мужу. Можно в чай добавить. Только раздели поровну, хорошо?
Флакончик она приняла, но переспросила с недоумением:
— А мне-то зачем пить? Я ж не гуляю от него…
— Так нужно, — для убедительности ещё и кивнула. — Поверь мне.
Если Глаша и сомневалась, то недолго. Робко улыбнулась и в обмен протянула маленький мешочек, в котором что-то позвякивало, попутно пытаясь оправдаться:
— Вы уж не обессудьте, госпожа ведьма, это всё, что у меня есть. Муж дома не появляется, а я хозяйство одна тяну. Оно как, когда мужских рук нету? Рушится всё, да ломается, как бы я ни старалась.
Я бросила тоскливый взгляд в ту сторону, где за домок «красовался» покосившийся туалет и тяжело вздохнула. Как я её понимаю… Мысль пришла неожиданно, но показалась самой правильной:
— Знаешь что, — отступила на шаг, не собираясь принимать плату. — Я бы не отказалась от продуктов. Молочка там, да яиц, а монеты ты себе оставь, мне они не нужны.
Нет, нужны, конечно, но… Не могла я их у неё взять. Не могла и всё тут. Наварю других зелий, да и продам в деревне, делов-то, а забирать последнее у бедняжки не стану.
— Да как же, — растерянно прошептала девушка. — Кому ж гроши не нужны? Они всем нужны! Я, хотите, ещё и молока принесу, и творога со сметанкой, и яиц, но то сверху. А монеты, они…
— Глаша, — бросила строго. — Продукты возьму, деньги — нет.
Она, было, собралась спорить дальше, да только наткнувшись на мой взгляд, резко передумала. Вот и замечательно. А чтобы она не вздумала украдкой оставить тут мешочек с монетами, попросила: