Что забрал жизнь Мелиссы.
Теперь мы должны завершить ритуал…
Чья-то рука ложится на моё плечо, и я понимаю, что это Лорен. Кто ещё может позволить себе настолько чувственные духи.
— Какие-то проблемы, куколка, может выйдем и я покажу тебе кое-что из запрещённого?
— Ты мне угрожаешь? — Шарлотта хохочет. Действительно, чего может бояться пьяная журналистка, окрылённая присутствием будущего мужа.
— Убери руки от моей жены, — шипит Роберт, — заберись на сцену и лапай своего Джеймса.
Я отнимаю ладони от лица, мне уже совсем не хочется плакать.
— С Днём рождения, Роберт. Я дарю тебе развод.
— Мне он не нужен, засунь его себе…
— Ты просто ничего не знаешь. Лотти говорит правду, всё это время я любила Салазара. А тебя отбила у Шарлотты из-за давней детской обиды, я жутко злопамятная тварь, Бобби.
Есть вещи, которые Дженни может объяснить лишь своей феноменальной злопамятностью и дурным нравом.
— Я не хочу этого слышать, ты не можешь любить какого-то мертвеца.
— А если он не мертвец? — Лорен обнимает меня за плечи. На её золотистом коротком платье играют искорки. — Если он здесь, среди вас?
Последнюю фразу она произносит мягким тихим мужским голосом. Я вздрагиваю. Я не слышала этого голоса очень-очень давно, и он мне очень нравится.
Роберт смотрит на нас как на исчадия ада. Шарлотта сидит, прижав ладонь ко рту и дрожит.
Приходите на шабаш… теперь мы пришли!
Если ты говоришь "рай", я говорю "замок лжи".
Ты говоришь "простить его",
Я говорю "отомстить".
Мой сладкий сатана, ты единственный…
— Дженни даёт тебе развод. Уезжайте с Шарлоттой в Эпплби, там вас ждёт работа, сможете арендовать дом с красивым садом впридачу.
— Там у вас родится девочка. — Я не могу не плакать. — Очень похожая на вас обоих.
— Я тебя всё равно не отпущу, — голос Роберта уже не излучает уверенность.
— Тогда я не сниму с тебя проклятие, — мужской голос Салазара обволакивает каждую клеточку.
— О чём она… о чём он говорит? — Наконец-то Шарлотта протрезвела.
— Он знает. — Лорен подмигивает Роберту и целует меня в плечо. — Хорошего вечера.
Грибное рагу пахнет чудесно, и Шарлотта с Робом изумлённо смотрят на меня, когда я смахиваю слёзы и принимаюсь за еду. Я пожимаю плечами. Когда мне ещё удастся поесть в такой чудесной компании?
Приходи, приходи на шабаш,
Вниз по разрушенному мосту.
Позже Господин присоединится к нам,
Призванный из самого сердца ада…
В конце вечера Лорен, прежде чем подняться на сцену с флейтой для финальной песни ("Прекрасная Язычница", ура!) возьмёт меня за руку и поведёт за собой.
ЭПИЛОГ
Коротенькое официальное письмо сухо извещает о том, что редакция газеты "Хэттлстоунский Вестник" больше не нуждается в моих услугах. "Ваша колонка не пользовалась откликом у читателей!" Ожидаемая ложь (а вот расширенная кулинарная рубрика — поистине сюрприз дня).
Однако мне милостиво разрешают написать напоследок о том, что волнует именно меня, современную ведьму, а не тех, кто пишет в редакцию. Кажется, эту бумагу составляли двое: один отвечал за официоз, другая за ложку мёда. (На все сто уверена, что Шарлотте не за что больше на меня злиться). В количестве слов "напоследок" меня не ограничивают, следовательно появился шанс сказать действительно что-то важное. Что-то, что должно заставить читателей бить окна редакции и требовать вернуть "Дженни", а кулинарный обзор ополовинить и засунуть обратно в духовку. Что это могло быть?
Ещё пришла записка от Мелиссы на тонированной плотной бумаге (десять пенсов за лист, о боги!) с напоминанием о том, что очередной эсбат состоится не в Каменном Круге у реки, а на Пологом Холме. Жаль, что не у реки. Я в красках представляю, как Мелиссу уносят волны, потом традиционно закатываю глаза и сжигаю всю эту мерзость на каменном блюде. Письмо из редакции весело и быстро взлетает клочками к потолку. Смятая в комок записка Верховной Жрицы долго скрипит, ворочается, как свинья в загоне, сбрасывая с боков пламя, и до конца не ясно, кто кого пожрёт.
)0(
Обычно мы собираемся и выходим засветло, а когда приходим на место, холодает, и в вечернем небе разгораются звёзды.
На этот раз Лорен сделала для нас цветочные венки, но Мелисса сказала, что розовые цветы не сочетаются с нашими голубыми платьями, "и как тебе такое в голову пришло, Лоу, — искусственные цветы?!" Цветы, стебли и листья были не искусственные, а вязаные, что добавляло им волшебства. Всем известно, что вязание — магическое действо, и, кстати, Салазар умел вязать даже будучи мужчиной. Моя мама и Кайла поблагодарили Лорен, но тоже отказались надеть венки. Это было странно. Тогда мы с Лорен торжественно обменялись венками. "Наверное, миссис Мята хотела венок из живых поганок, учтём на будущее", — прошептала Лорен, целуя меня в щёку.
Но это было лишь тревожное начало. Я плохо понимала, почему мы отправились на Пологий "Розовый" Холм. Может быть, мечты о том, как Мелиссу уносит многоводная Сент-Эстер, как-то передались лунной жрице заранее, не знаю. Это было место более близкое, но слишком закрытое, оно только называлось холмом, а на деле — просто обширная поляна, заросшая вереском, посреди чащи.
Пока мы шли, наши свободные платья хлопали на ветру как паруса. Наши с Лорен венки держались крепко, на широких лентах. Все молчали. Мы с Лорен тормошили Кайлу, пытались шутить — напрасно.
— Какая тоска, — вырвалось у меня, когда я ставила свой фонарь в мягкую вересковую ямку.
— Скоро тебе станет гораздо веселее, — пообещала Мелисса. — Сначала мы избавимся от предателей, а потом посвятим в Девы ковена Кайлу.
— Милое начало. — Лорен привычным жестом откинула косу за спину. — Переборщила с мухоморами, Жрица?
— Нет, Лоу, всего лишь задалась парой логических вопросов. Например, как получилось, что наша милая Лорен, создательница амулетов для зачатия, не может помочь своей лучшей подруге. Как случилось, что сама Дженни, способная управлять огромными потоками энергии, не может помочь себе…
Повисло молчание, слышался лишь гул ветра в кронах деревьев и треск костра, который зажгли в круге из маленьких острых камней Хелен и Кайла. Мы с Лорен оказались по одну сторону костра, а троица — по другую. "Так теперь будет всегда", — почему-то подумала я, и Мелисса заговорила снова.
— Я искала ответ во многих оракулах, и ответ был один: Лорен не хочет помогать, а Дженнифер не ищет помощи. Тот грандиозный ритуал, что мы подготовили и провели на Остару, был великолепен, но он не сработал! Вы знали, что он не сработает, вы противодействовали вызванной и поднятой Силе. Вы предали ковен! Вы предали основу Магии — почитание плодородия в лице Великой Матери, дарующей Жизнь.
Мне показалось, что у Мелиссы на голове появились призрачные рога — символ плодородия. Мне захотелось, чтобы мягкий мох и вереск под моими ногами расступились, и Земля забрала меня к себе. Я никогда не думала об этом настолько глобально, а должна была. Иначе какая из меня Ведьма? Было так стыдно, что теперь все знают. Без подробностей в виде зелья "Никаких детей от Роберта Бэка", но всё же. Ах, если бы я жила во времена Салазара и была его женой, я была бы плодородной как почвы Фенленда… О Цернуннос, что это?
Что-то сверкает вдали: раз, другой, третий. Как будто два драгоценных камня повисли на ветвях. Я напрягаюсь изо всех сил, пытаюсь открыть третий глаз, и мне начинает казаться, что это птица. Глаза у неё — сверкающие прозрачные льдинки, приоткрытый клюв — красный, острый, крылья — холодное лунное серебро. Эти крылья! Меня окатывает волна первобытного ужаса. Я уже не слышу, что говорят Мелисса, моя мать и Кайла. Невидимая пружина толкает меня к Лорен, ей приходится поставить тяжёлый фонарь на землю и обнять меня.
— Пожалуйста, пожалуйста, давай сбежим!
— Не бойся, малыш, я же с тобой, никто тебя и пальцем не тронет.
— Да, но пожалуйста, скажи, что меня никто не тронет и клювом. И что там, — я машу ослабевшей рукой в сторону застывшего леса, — всего лишь малиновка снимает репортаж "Однажды в зарослях бересклета".
Я прячу лицо на груди у Лорен, и в глазах женщин это выглядит как полное признание нашей вины, потому что мама говорит: "Вы будете изгнаны из ковена и не сможете присоединиться к другим. Мне очень жаль, Руис, я люблю тебя, но таков Закон Ведьм".
Руис — это я, когда стою в магическом круге. Это моё ведьмовское имя, полученное при посвящении.
R — Это я — грач кроваво-красный,
U — Это я — жаворонок цвета солнца,
I — Это я — орлёнок белоснежный,
S — Это я — разноцветный ястреб, взмывающий со скалы.
Когда-то я разбила своё имя ("Бузина") на буквы древесного алфавита и поэтические формулы по системе Роберта Грейвза. Но в момент волнения я забыла свои поэтические уравнения со многими известными, я забыла о силе, заключённой в моём имени, и это могло стоить мне жизни.
— Пусть так, но вы не можете изгнать нас из Магии. Мы внутри Богини, и Богиня внутри нас. И это — непреложный Закон. А то, о чём вы говорите, — всего лишь свод сугубо индивидуальных правил. — Лорен гладит меня по волосам и шепчет на ухо. — Не вздумай терять голову, сосредоточься. А я попробую договориться с Аргосом.
Но именно это я и делаю — теряю голову. Я так боюсь Аргоса, что не могу собраться с мыслями. Он жесток, неумолим, он до полного безумия любит (своего Салазара / мою Лорен) и он может причинить мне такую боль, какой я никогда не знала. Самое меньшее — он всегда доводит меня до самых жгучих непреодолимых слёз. И мне всегда становится не по себе, когда Лорен говорит с ним на валлийском. Это единственный язык, который Аргос считает магическим, потому что именно заклинанием на валлийском он был призван Салазаром в первый раз.
Будто заслышав мои мысли, зловещая птица снимается с ветвей и летит из кромешной тьмы на свет круга ведьмовских фонарей. Наш магический круг ещё не поставлен, даже тканевый круг так и остался лежать в корзинке на краю поляны. Это существо отгоняет нас с Лорен подальше от костра и создаёт вокруг свой собственный круг, который захлопывается с шипением и треском. Шипит, трещит и беснуется под прозрачным куполом сам Аргос. Он может свободно покидать свой круг, не разрушив его, а мы заперты в ловушке. Птица сначала делает несколько издевательских победных кругов над нами, а затем бросается на меня и выдирает клок из расплетённой косы.