— Что произошло на вверенной вам территории? Доложить!
— Леди с джентльменом возились в кустах, — подло отрапортовал тот, вытянувшись во фрунт, — стонали в учебных целях!
— Что-о-о-о?!
Разъяренный волк уставился на побледневшего Стэна, потом на меня. Со сложной эмоцией злости и разочарования. «Вот живешь-живешь, — было написано у него на лице, — думаешь, это корона, а оказываются банальные рога».
Довольный охранник добавил:
— Затем ее обнаружил сын!
Теперь мы втроем изумленно посмотрели на доблестного защитника ворот. Торваль, явно остывая и начиная понимать, что с охранником что-то не так, поднял бровь:
— И вы его видели?
— Нет, потому что она его арестовала!
Вот идиот. Я фыркнула и демонстративно отвернулась от волка.
— Фира, будь добра, в карету! — рыкнул Виктор, уже не обращая внимания на толстяка.
Я, со сжатыми от злости губами, все так же молча забралась в карету, отказавшись от протянутой Торвалем руки.
Не попрощавшись с почему-то улыбающимся Стэном, мы с громким стуком захлопнули дверцы, каждый со своей стороны. И сердито уставились друг на друга.
— Ты же обещал сначала спрашивать у меня? — понеслась я с места в карьер, как только тронулась карета.
— Я и спросил! — рыкнул Торваль. — Но на мое «Что здесь происходит?» ты не ответила. Спросил побитого парня, он тоже молчит. Кто он такой?
Вопрос был задан таким тоном и с таким подтекстом, будто бедного Стэна уже приговорили к чему-то малоприятному, а возможно, категорически неприемлемому. Волк попытался нависнуть надо мной. Но я поднялась на цыпочки, а когда сравняться все равно не получилось, скинула туфли и забралась на подставочку для ног. Не позволю этому рожденному лаять мной командовать!
Виктор с изумлением осмотрел мои пальцы, вылезшие из порванных чулок.
— Смотри в глаза, когда ругаемся, — топнула я ногой, но тут карета качнулась, Торваль с размаху уселся на сиденье со своей стороны, а я полетела к нему в объятия.
— Это затруднительно, — прохрипел он, уставившись на мою грудь, оказавшуюся прямо перед его лицом.
— В глаза! — продолжала скандалить я, обхватывая ладонями его лицо и пытаясь приподнять голову.
— Протестую, пытки — недостойно наших отношений! — уже дергая уголком рта и пытаясь удержаться от смеха, бормотал Виктор, устраивая меня поудобнее на своих коленях.
Очень трудно отчитывать собеседника, когда он прижимается щекой к ключице и пыхтит блаженно в шею. Мне стало еще обиднее оттого, что он вообще не воспринимает меня серьезно.
— Я категорически против твоих дурацких команд! — повысила я голос.
И протестующе стукнула кулаком ему по плечу. Еще раз, уже сильнее. Черт. Кулаку стало больно. Основание ребра ладони заныло так, будто я ударила по камню.
Неожиданно нежное касание утеплило внутреннюю поверхность бедра прямо над чулком. Я замерла неуверенно, но движения больше не было, и я с удовольствием треснула Торваля еще раз. В конце концов, я же не сильно бью, а так, толкаю. И, откровенно говоря, он заслужил. Рычал на меня на улице при Стэне и охраннике, распоряжался грубо и беспардонно.
Довольно улыбнулась, наконец-то получив возможность выплеснуть накопленные эмоции, но тут же ошеломленно замерла.
Ладонь, а теперь стало понятно, что источником касания являлась широкая мужская ладонь, в ответ на мое деликатное, скорее эмоциональное, чем физическое воздействие, которое вообще можно всерьез не воспринимать, так, стукнула наглеца немного, мог бы и потерпеть, но… ладонь тут же продвинулась дальше, по-хозяйски смяв панталоны.
Я взвизгнула и ухватила волка за волосы.
— Прекрати немедленно! Я хочу с тобой разговаривать!
— Ты не разговариваешь, а бьешь меня. Приходится успокаивать, — нагло заявил он и погладил теплым уверенным движением там, где гладить девушек можно и нужно, но не во время же выяснения отношений.
Сдвинуть бедра не получалось, потому что усадил меня Виктор, расположив ноги по обеим сторонам от себя, и теперь придерживал одной рукой, чтобы не елозила.
Ах вот как. Что ж. Я резко дернула его волосы. И тут же получила несколько до дрожи томительных поглаживаний снизу, еще и придавил пару раз приятно, стервец. Не могу понять, почему он не сдается, за волосы я схватила действительно больно.
У волка что-то было не то с болевыми рефлексами, потому что он застонал и глухо спросил:
— А кусаться умеешь?
От волнения мне тяжело дышалось, пряди волос начали прилипать ко лбу. Головокружительный травяной запах, который я часто чувствовала от Торваля на близких расстояниях, заставлял мои ноздри раздуваться.
Я поймала себя на том, что не столько дергаю Виктора за волосы, сколько уже потягиваю их в такт движениям его чертовой руки.
Пришлось вцепиться волку в плечи, чтобы не упасть. Опыта ласк через одежду просто не было, и зря. Девчонкой меня вообще не сильно интересовали мальчики. Повзрослев, я предпочитала быстрое и открытое получение удовольствия, никаких детских обжиманий.
Что могу сказать… В этом что-то было. Вот так, в одежде, в карете, которая уже стала местом наших тайных свиданий. В закрытом качающемся пространстве, где только он и я. Хочет, чтобы я его укусила? Я укушу этого шантажиста, который слова не дает мне нормально сказать. Укушу так, что запомнится ему надолго.
Тихо застонав сквозь зубы от очередного легкого движения пальцев через батист, я грубо отклонила голову Торваля, дернула ворот рубашки. Волк замер, только крепче обнял за талию левой рукой.
И я укусила. Прямо в соединение шеи с плечом, в мышечный тяж, в смуглую дурманящую кожу.
Волк застонал, его затрясло, он очень правильно ускорил ласки, очень верно, еще немного… Я взлетала, выстанывая, стараясь не увлечься и не прокусить кожу. Перед глазами замелькали всполохи. Холодно или горячо? Светло или темно? Не было ничего, кроме горячей плоти между зубов и мужской руки между моих ног.
Затем рука остановилась и медленно, успокаивающе погладила, удаляясь. Не поняла. Я протестующе застонала, расцепила зубы и, моргая, посмотрела на Виктора.
— Здорово, правда? — сипло дыша, спросил волк. По его виску медленно текла капля пота. — Я с трудом остановился. Но — дальше нельзя. Мы же договорились, что удовольствие — только после официального объявления нас парой. Ты и я…
Он что-то еще нашептывал, но я уже все поняла. Просто блохастый шантажист решил, что имеет дело с нежным цветком, которого помани хорошим оргазмом, и я понесусь за ним, задрав подол и сверкая кружевами на панталонах.
В этом мире свободные отношения были распространены, даже самая чопорная магическая знать подчинялась общей моде и закрывала глаза на легковесные связи, лишь бы соблюдались внешние приличия. Оборотни же слишком темпераментны, чтобы воздерживаться даже напоказ. Мэй, моя горничная, рассказывала, что у них вообще нет стеснения, и они открыто приветствуют отношения на один раз.
Почему же Торваль так повернулся на серьезности наших встреч? И почему сейчас посчитал, что купит меня за простенький петтинг? Ну хорошо. Не простенький, а весьма приятный, весьма. Но если мужчина неплохо умеет держать руку между девичьих ног, это не значит, что он может ухватиться за сердце.
Значит, волк решил мне показать, чего я лишаюсь. Поманить пряником перед носом.
Я облизнула повлажневшие губы. Кожу Торвалю я не прокусила, поэтому, надеюсь, не была сейчас похожа на вампира.
— Ты и я… — прошептала я, почти касаясь губами его губ. Какие-то миллиметры разделяли нас. Он сощурился подозрительно. Значит, при всех этих «ах» и «ох» совершенно не терял контроля над ситуацией. Ласкал меня и не сходил с ума? Ошибка, милый. Непростительная ошибка.
Я заговорила, опаляя его горячим дыханием, поводя губами вдоль губ, подбородка, спускаясь на шею. Но не прижимаясь, только маня.
— Ты прав. Дальше нельзя. Ведь за мной еще ухаживает Хофф…
Мужчина передо мной застыл.
— …и я только что поняла, я ведь еще не сделала окончательного выбора! Вдруг он — более горячий, более увлекающий, более податливый. Да, кстати, сегодня бал у соседей. Фердинанд давно у моих ног стелется. Белокурый, молодой оборотень…
А вот это больно. Руки Виктора сжали мои ноги слишком сильно. Так и синякам недолго появиться.
Я хотела скинуть его ладони, но волк впился в мой рот жестким, нападающим поцелуем. Я не выдержала и ответила, падая в поцелуй как в пропасть. Без мыслей, без контроля. Неистово и отчаянно, злясь и забирая. Я не могла пообещать серьезных отношений, но так захотела любви, его любви. Настоящей, сжигающей, бескомпромиссной. Безусловной.
Я захотела быть с ним рядом, появляться вместе на приемах, целоваться под небом, ни от кого ничего не скрывать, падать в кровать, обнявшись, смотреть бесконечно в его серые глаза и гладить пальцем твердые губы, смягчавшиеся от моих прикосновений.
Хотя бы немного, кусочек времени на себя и на свое счастье. Несколько месяцев.
А он мне в этом отказывал. Не слушал моих доводов, не принимал во внимание мои решения. Придумал свой план и посчитал мои интересы менее значимыми. Решил, что я поддамся.
Я целовалась и целовалась, вцепившись в Виктора. Когда не хватило воздуха, резко отпрянула и замотала головой. Что я делаю…
— У нас ничего не получается, — пробормотала расстроенно.
Наверное, правильно говорят, везет или в работе, или в любви. Это как сообщающиеся сосуды. Наполняется один, пустеет второй.
Торваль несколько секунд изучал мое расстроенное лицо, пробурчал что-то вроде «Ну если это — не получается, то я заинтригован». Затем отсадил меня на соседнее сиденье, ловкими движениями распустил волосы и тут же туго скрутил их, заколов шпильками.
На мой изумленный взгляд пожал плечами: «Большая семья».
Ступни были подвергнуты внимательному осмотру, даже пощекотал, погладил вылезшие из порванных чулок пальцы и, хмыкнув, надел туфельки.
Его одежда практически не нуждалась в правке, только одернул жилет и с довольной улыбкой погладил место на плече, где я его укусила.