Эстер бросилась к юноше, я схватила ее за руку, но она вырвалась, покатилась по земле кубарем и все-таки добралась до брата. Как только ее трясущиеся руки коснулись лица Нилса, он очнулся и застонал.
– Эстер, ты все-таки здесь?… – тихо проговорил он, с трудом задерживая на ней мутный взгляд. Потом он заметил нас и на его лице отразилось такое облегчение и счастье, какое могло быть только у обреченного на казнь, которого в последний момент миловали.
Как и все в этом противоестественном месте, Нилса покрывала бумажная бледность, его изорванный костюм с чернильными следами крови и разбитые руки говорили о том, что он бился до последнего, прежде чем оказаться прикованным.
– Эдвин, тебе известно, что это такое? – спросила я, опустившись возле юноши и осматривая его.
Нилс закрыл глаза, только неровное дыхание и изогнутые от напряжения брови говорили о том, что он в сознании и все еще чувствует наше присутствие.
– Я не знаю, как он создал это место, – проговорил Эдвин, дотрагиваясь до обелиска и исследуя его структуру. – Но здесь действуют далеко не все известные нам законы, любая магия может быть опасна и непредсказуема.
– Чего он хочет от нас? – спросил Томас. Он опустился над обессиленным телом сына и взял его за руку.
– Жизнь за жизнь, – ответил Эдвин, подняв голову и внимательно изучая надписи. – Оковы Нилса откроются только когда Эстер окажется во вторых. Они требуют единой крови.
– Выходит, любой из нас может занять это место? – спросил Томас, с усилием поднимая ручные кандалы.
– Со стороны Сирила странно не предусмотреть такое, – заметил колдун. – Хотя…
Он задумался, а потом вдруг кисло улыбнулся.
– Или он рассчитывал на это. Он знает, что я не отдам ему дочь, но с радостью встречусь с ним сам, – он издал резкий смешок. – Он подготовил этот ошейник для меня, не для Эстер! С самого начала он хотел именно меня. Вот трусливый уродец…
– Мы не будем играть по его правилам, – предостерегла я. Блеск в глазах Эдвина был мне знаком: он собирался принять вызов, а этого я не могла ему позволить. – Если он хотел, чтобы ты занял место Эстер, значит он верит, что справится с тобой, иначе не оставлял бы нам выбор!…
Мою речь прервал жесткий щелчок.
– Томас, не смей! – только успела воскликнуть я прежде, чем все произошло.
Обернувшись, я увидела, как Томас сжимал концы ошейника на своей шее, стоило им коснуться друг друга, как трещина на замке срослась, будто ее никогда не было, а шип вонзился в кожу. Первые капли крови выступили наружу, и в тот же миг обелиск содрогнулся, а в воздухе вокруг него разнесся грубый гул.
– Теперь вам не нужно выбирать, – ответил Томас на мой умоляющий взгляд.
Ошейник на Нилс раскрылся и упал на землю. Как только шип покинул кожу, юноша очнулся и вскочил, закашлявшись, как от удушья. Я бросилась поддержать его, чтобы он не завалился снова, и юноша вцепился в мои плечи, как утопающий в болоте в протянутую ветку.
– Эстер здесь не останется, – продолжил говорить Томас. Пересилив боль, он взялся за следующие кандалы. – Если Сирил получит Эдвина, только небу известно, что он сможет сотворить с его силами. Значит, останусь я. Когда-нибудь эта змея выползет из своей норы и тогда вы ее раздавите, а до тех пор… до тех пор вы сможете защитить королевство, пока Нилс не будет готов.
– Эдвин, останови его! – крикнула я, но муж не двигался.
Кандалы на ногах Нилса распахнулись и оказались на земле, парень начал приходить в себя.
– Одри! – он судорожно обнял меня, затем заметил Эдвина и разрыдался. – Вы здесь, какое счастье!… Я и не надеялся, я…
Я бессильно сжала его плечи, продолжая наблюдать за сидящим позади Томасом. Он пытался нацепить наручники, но у него не выходило.
– Нилс, ты видел его? – спросил Эдвин. – Что он с тобой делал?
– Я… – Нилс отстранился от меня и сосредоточенно зажмурился, но тут услышал позади звяканье металла.
Обернувшись, юноша увидел отца и без единого возгласа принялся отбирать у него наручники.
– Нет! – в ярости закричал он, они боролись несколько секунд, но Томас оказался сильнее и оттолкнул от себя сына, как лев разыгравшегося львенка.
– Хватит! – сурово произнес он, когда Нилс вскочил и снова ринулся к нему. Под взглядом отца юноша замер. – Ты уйдешь отсюда с Эдвином и Одри.
Положив наручники на землю, Томас вложил в них руки, и металлические обручи сами соединились на его запястьях. В тот же миг с Нилса спали последние оковы.
– Ты не можешь! – выдавил юноша не своим голосом. Его глаза широко раскрылись от ужаса, когда он увидел, как обелиск начал вытягивать из отца силы так же, как минутами раньше тянул из него самого. – Ты король, ты!…
– Я принял решение, – ответил Томас. – И ты ему подчинишься. Если Одри и Эдвин не смогут вытащить меня отсюда, то ты вернешься к матери и сестре и позаботишься о них, а когда придет время – позаботишься о королевстве. Они помогут тебе.
Нилс замер, глядя на отца, по его щекам текли слезы.
– Вы сможете освободить его? – взмолился он, обернувшись на нас с Эдвином. – Вы же лучшие из лучших, сделайте что-нибудь! Разрушьте это!… это!… что бы оно ни было!
– Это не настоящее, – тихо проговорила Эстер, грустно глядя на брата. – Это все, – обвела рукой поляну, – здесь нет магии. Ничего нет.
– Мы не уйдем, пока не испробуем все, что в наших силах, – пообещала я, хотя знала заранее, что мы ничего не сможем сделать.
Это место… нам с Эдвином такие фокусы даже не снились. Сирил провел эти годы отнюдь не в пустую, в то время как мы, передавая знания другим, почти не сдвинулись с места, надо было это признать.
На поляне невозможно было ощутить ни единой знакомой нам силы, она была грубым скелетом, пытающимся подражать реальности. Невозможно было не только приманить сюда стихии, даже наши жизненные силы, вызванные наружу, отказывались повиноваться.
Параллельный мир, карман в пространстве, – мы не могли даже назвать его творение, ни одно из знакомых слов не могло описать его. В нем работали только те законы, которые требовались Сирилу, – обелиск с замурованными в его недрах цепями, – а остальное попросту не существовало.
При Нилсе я не смела ни плакать, ни кричать, хотя была готова разбить голову о непоколебимо гладкий безмолвный камень. Никогда в жизни поражение не было столь горьким: хотелось разорвать небо, но отчаяние сковывало мышцы, так что рук было не поднять.
Мы провели в лесу несколько суток, Эстер и Нилс оставались в лесу за поляной, я или Эдвин стерегли их по очереди, пока второй из нас бился над загадкой обелиска.
Сирил так ни разу и не появился, ни его фантома, ни теней – ничего не было. Он не собирался нам показываться – зачем, если можно просто ждать, пока мы уйдем, а потом забрать добычу?
Нилс рассказал нам, как оказался в цепях.
– Ночью я увидел, будто кто-то выводит Эстер из замка. Я кричал, но меня никто не услышал, и я побежал за ним, чтобы не упустить. Он двигался очень быстро, я добежал до леса, а там… мне все казалось, я догоню беглеца, но каждый раз он скрывался за деревьями. Я не мог вернуться, тогда он ушел бы, поэтому я преследовал его. Это длилось целую вечность, я никак не мог понять, почему ночь такая долгая – только теперь я понимаю, что вышел из настоящего мира, как только оказался в лесу. Когда я вышел на эту поляну, похититель и Эстер вдрун исчезли, и вместо них появился Сирил. Он что-то сделал со мной, я не мог двигаться, но был в сознании, тогда он приковал меня к обелиску. Я пытался умолять его, чтобы он этого не делал, предложил быть его послушником, обещал соглашаться на любые его требования, – я надеялся, что смогу обмануть его и сбежать, как только он ослабит бдительность… Только тогда он заговорил со мной. Он рассмеялся. Сказал, что я всего лишь червяк, а он надеется выловить кракена. Что я даже не приманка – я нужен, чтобы раздобыть приманку.
Эта история лишь подтверждала наши догадки относительно изначальных целей Сирила – видимо обыкновенные кормушки его больше не устраивали, и он решил выпить целого дракона. Если бы не упрямство Томаса, у некроманта были бы все шансы получить желаемое.
В конце концов припасы подошли к концу, и нам пора было уходить. Нельзя было знать, что Сирил сделает с Томасом, когда обнаружит его, – в лучшем случае использует, как собирался использовать Эдвина или Эстер, тогда у нас еще будет шанс спасти его. В худшем случае…
Уходя от поляны, я в последний раз бросила взгляд на Томаса. Он спал, бодрствование давалось ему огромным трудом, – обелиск поддерживал в нем ровно столько сил, чтобы он оставался жив, пока Сирил не пожелает забрать его.
Светлый охотничий костюм, черные волосы, лицо, выражение которого я не могла разгадать даже спустя столько лет, даже когда силы покинули каждую черту. Мой друг, почти что брат – хотя едва ли я смела думать о нем так. Я никогда не была его достойна.
Мы не сумели вызволить его и должны были принять его решение, сделать его жертву не напрасной.
Нилс занял место в седле Эдвина, чтобы следить за Эстер, я, как и прежде, летела рядом и оберегала их, но осознание собственной слабости и беспомощности сжимало крылья, так что я едва могла набрать нужную высоту.
Наше возвращение не было торжественным. Я послала в академию весточку о том, что случилось, как только мы впервые вышли с поляны, но о произошедшем знали лишь самые доверенные лица. В замке Рик еще даже не подозревала, что случилась беда, – нам предстояло рассказать ей все лично.
Когда мы вчетвером оказались на пороге, поднялась суета, Рик выбежала нам на встречу, радостная, что все, наконец, закончилась, но при взгляде на наши лица ее улыбка исчезла.
Нилс подошел к матери, он уже перерос ее, но совсем немного, и взял ее руки в свои. Он не знал, что сказать, хотя, наверное, подбирал слова все те часы, что мы провели в дороге.
– Отец попал в беду из-за меня, – наконец, проговорил он, понуро склонив голову. – Мы не смогли его вытащить.