Ее разбудил высокий пронзительный звук. Это кричала Ольга.
Глава 37. Труп невесты
— Это что еще за фигня?! — Ольга снова была похожа на двадцатилетнюю девчонку. Которая ничего не боялась кроме восставших из могил мертвецов.
Она тыкала коротковатым но изящным пальчиком в девушку в рваном свадебном платье. Та неловко пыталась вылезти из разверстой могилы но постоянно скатывалась обратно. Кладбище заливал холодный белый свет луны. Легкий прохладный ветерок еле заметно шевелил густые темные волосы бывшей покойницы.
Юрий и Семенов в человеческом обличье лежали, тяжело дыша, на земле недалеко от разрытой могилы. Валя оказалась за надгробием-волной на соседнем участке, распростершись спиной на гальке, она остро ощущала своей кожей каждый камушек. На гребне гранитной волны по-прежнему висел венок красных гвоздик, сплетенный Ольгой. Он лишь немного пригорел с одной стороны.
Ольга пыталась спуститься с самого мемориала-волны, не отрывая взгляд от прямоугольной ямы. Еще дальше в глубине кладбища еле тлело зеленоватое кострище. Но сейчас было не до него. Валя сфокусировала взгляд на девушке в свадебном платье, которая вызвала такую бурную реакцию у Ольги.
— Да это она же, — растерянно произнесла Валя и неуверенно поднялась на ноги, держась одной рукой за гудящую голову, — Надя.
— В смысле она же? — махнула рукой Ольга, но уже намного спокойнее, — там был грязно-коричневый скелетированный труп в платье! С огромной пушистой пчелой на лысой грудине! То есть… Я его видела именно так! А теперь что? Как живая…
Надя встала на цыпочки и лицо ее полностью показалось из ямы.
— Вы не могли бы мне помочь вылезти, пожалуйста… — очень тихо вежливо попросила девушка в платье невесты. Валя подошла к краю могилы.
Надя и впрямь была очень похожа на живую. И никакого шва-косички до середины шеи.
— Как здорово говорить, — хихикнула Надя, затем поднесла раскрытую ладонь к губам и аккуратно дотронулась кончиком языка до подушечек пальцев.
— Правда я тут ненадолго, — грустно добавила мертвая девушка, — прабабушка отправила меня приглядеть, постараться помочь, пока не истекут твои девять дней. Но зато потом я смогу уйти окончательно.
Валя потянула за тонкие запястья, укрытые сероватым кружевом. Ей подоспели на помощь Юрий и Семенов.
— Я был бы очень рад получить объяснения, — осторожно произнес Семенов.
— Для меня тоже много непонятного, — отозвалась Валя.
— И мне не все известно, — Надя уже стояла вровень со всеми на земле. Она отряхивала юбку одной рукой, второй — аккуратно придерживала разъехавшийся шов платья.
Ольга молча сняла и протянула мертвой девушке свою толстовку, Надя благодарно улыбнулась. Она тут же утонула в светло-серой кофте как минимум на два размера больше, чем Наде следовало носить.
— Почему прабабушка тебе раньше не помогла уйти? — спросила Валя.
— Она не всесильна, — пожала плечами Надя, — она иногда со мной говорила. Или пела. Точно не помню. Я умерла во время ритуала. Ко мне ей почти также сложно пробиться как к живому… Они как… — Надя пощелкала пальчиками, пытаясь подобрать слова, — как рыбки в аквариуме. В другой среде. Ты кричишь. А они просто слепо лупят на тебя глаза. Иногда кто-то слышит. Кто предрасположен. Или кто очень старается.
— Сядем и все обсудим, — предложил Юрий.
— Могилу лучше закопать, — выдохнул Семенов.
— Закопай, — спокойно согласился Юрий.
Старший Страж ненадолго прикрыл глаза, видимо пытаясь коснуться их с Юрием энергетической связи. Затем недовольно буркнул “поздравляю” и взялся за лопату.
Глава 38. Нападение
Они расположились в ночном кафе через три улицы от кладбища. Посетителей кроме них не было. Свет на ночь приглушили. В погасший камин кто-то выбросил коробочку из-под апельсинового сока. На клыке кабаньей головы, прибитой над их столиком, почему-то висел новогодний дождик. Ярко-зеленый, как тропическая змея. Трансляции матчей в это время не ожидалось, так что никто не мешал бармену клевать носом за стойкой. Не смотря на то, что он был и за официанта, и за охранника. Ночь. Кухня не работает. Только напитки и немного заветренные холодные закуски.
— Ты — мать, — просто сообщила Надя, прихлебывая чай из поллитровой кружки, — прабабушка Гелла тоже была мать.
Компания стала больше на одну нежданную родственницу. У Вали было много вопросов. И она потихонечку начинала злиться: почему Надя решила, что Вале непременно известно, кто такая “мать”? Она варится в этом всем неполную неделю — и так впитывает сведения на бреющем полете.
Видимо что-то такое отразилось на ее лице, и Надя поспешила разъяснить:
— Каждый одарен по-своему. Мать — это универсальная категория. Мать может отводить любому члена рода дар согласно его предрасположенностям, или брать на время себе. Делать кого-то созидателем, уничтожителем или проводником… Привязывать кого-то к роду. Иногда отлучать. Но отлучать, говорят, очень больно. Можно даже умереть. От того, что привязываешь правда тоже вроде как можно умереть…Если кандидат совсем уж не подходящий, — Надя неловко хихикнула и снова отхлебнула из чашки.
Валя сидела напротив новообретенной родственницы, Юрий легко и естественно приобнял Валю за плечи. От теплоты его руки становилось легче, и накопленная за последние дни усталость слегка ослабевала.
— Давай к главному, — обратился к Наде Семенов голосом председателя экзаменационной комиссии, — кто тебя убил?
Надя в очередной раз робко улыбнулась и пожала плечами.
— Она похожа на Андрея, — вклинилась Ольга, — глаза почти такого же цвета и вообще.
— Мы близнецы, — спокойно отозвалась Надя, — вы может заметили…
Валя болезненно поморщилась, старательно перебирая пробелы в своей памяти. Во-первых дата на Надином надгробном камне: смерть в один день с отцом, а рождение… в один день с Андреем. Да и кто поставил этот памятник? Сейчас Вале это было не настолько важно. Она вспомнила маленькое кремовое платье, на которое наткнулась, собираясь для переезда неделю назад. У нее таких вещей не было. И этот цвет ей не подходил. А потом вспомнила, как в детстве, лет в шесть, играла с большой собакой у прабабушки дома. Со Стражем, как теперь было ясно. Тогда с ней было еще два четырехлетних ребенка. Два, а не один! И это в комнату Нади они поселили Ольгу. И… Валя захлебнулась. В открывшийся зазор ломанула информационная волна.
Надя была абсолютно спокойна, и выглядела виноватой.
— Вы очень меня любили, — прошептала Надя, — особенно ты. Прабабушке пришлось надломить реальность, и стереть меня отовсюду. Иначе ты бы…Ну в общем…Так всем лучше. А мне совсем не больно. Я же не совсем живая.
Валя вспомнила тугую тоску последних шести месяцев. Конечно — папа умер, но они и не были слишком близки. Конечно — проблемы с квартирой и деньгами. Но Валю терзала тоска. Черная. Настоящая. Слишком большая. Как будто не хватает ей не родителя, а скорее ребенка.
— Я найду, кто это сделал, — в глазах Вали не было ни слезинки.
— Говоришь, как настоящая мать, — усмехнулся Старший Страж.
Валя спешно отдернула руку от стола. Ложка, которую она положила на край блюдца с кофейной чашкой, оплавилась почти полностью. Горячо ей не было. Просто неожиданно. Валя медленно ткнула пальцем растекшийся металл. Палец заблестел, как будто его обмакнули в серебрянку.
“Покажись”, — приказала Валя и нарисовала горячим металлом руну прямо на столе.
Из пустого темного камина полыхнул столб зеленого огня. От выброшенной неизвестным коробки сока в миг остался полупрозрачный пепельный остов. А пламя ушло зеленой шаровой молнией куда-то наверх.
Все, кроме Вали, вскочили из-за стола. Глухо стукнул, опрокидываясь, один из стульев. Затем всё на мгновение стихло.
— Предупреждай хоть, мать, — процедил Семенов. Он не стал скрываться. Лицо его вытягивалось, он покрывался волчьей шерстью прямо на глазах.
Глава 39. Спрут
Затем Старший Страж — гигантский волк — круто развернулся, в один прыжок оказываясь в центре зала.
Он скалился и рычал. Оказавшаяся за его спиной Валя, не могла разглядеть, на кого Страж рычит. Ольга тоже зарычала. Сминая в какой-то неприятной судороге свое почти человеческое лицо, изуродованное волчьей пастью с длинными клыками.
Валя медленно и уверенно поднялась со своего места.
Юрий стоял с Валей плечом к плечу. Она впервые — одним горячим мгновением — ощутила, что Юрий теперь часть ее стаи.
Надя, вскочившая было вместе со всеми, стремительно поскучнела. Выражение ее глаз стало отсутствующим, разочарованным. На короткий миг она как будто снова умерла.
Бармен, якобы клевавший носом за стойкой, ловко вскочил на ноги. Его руки неприятно удлинились, пальцы срослись в коническую культю. Все тело приобрело гуттаперчевую гибкость и заблестело, как будто ослизнившись. Существо отбило сгусток зеленого пламени, залетевшего через камин, верхней конечностью. Явно лишенной костей. Раздался звучный шлепок. Зеленый огонь погас. Запахло одновременно стоячей тухлой водой и озоном.
Лицо бывшего бармена неприятно ухмыльнулось. Валю отстраненно покоробило сходство гуттаперчевого лица с той версией Андрея, что была этим днем на кладбище.
“Спрут”, — прозвучало в Валиных мыслях. Голос несомненно был прабабушкин.
— Спрут, — скучающим тоном пояснила Надя.
Семенов щелкнул зубами, как показалось Вале, раздосадовано. Но не отказал себе в удовольствии в один плавный прыжок оказаться у барной стойки. Ветерок овеял кривое лицо спрута-бармена, когда гигантский пес приземлился прямо перед ним. Ухмылочка не стерлась с тонких, почти рыбьих, губ спрута, даже когда тяжелая лапа походя раздавила эластичный череп. Лопнуло, и почти сразу хрустнуло. Костная крошка разлетелась, как мякоть перезрелого арбуза. От ухмыляющейся гуттаперчевой личины остался кровавый прорезиненный блин. Конечности попыталсь было собраться полукольцами, но быстро расслабились и безвольно повисли.