– Что вы делали потом? В течение дня?
– Долго завтракала, читала газету, потом собиралась. Около одиннадцати решила поехать в Хамбургсунд и пройтись по магазинам. У меня так редко выпадает свободное время…
– Вы с кем-нибудь общались? – Йоста отпил глоток кофе, но кофе успел остыть, так что он поставил чашку обратно на блюдце.
– Я сварю еще, этот наверняка остыл, – сказала Улла и поднялась.
Он не стал протестовать, только благодарно улыбнулся.
– Нет, просто заглянула в несколько магазинов, – ответила Эва. – Народу было много, но никого знакомых я не встретила.
– Хорошо, – сказал Йоста. – Кто-нибудь приезжал сюда, на хутор, до или после вашей поездки в Хамбургсунд?
– Нет, никто не заходил. Конечно же, несколько машин проезжали мимо… Несколько человек, кто бегает… Еще, прежде чем уехать, я видела Дагмар, отправившуюся на прогулку, как всегда по утрам.
– Дагмар? – переспросил Йоста.
– Она живет в красном домике неподалеку от нас. И каждое утро выходит на прогулку.
Йоста кивнул и с благодарностью принял из рук Уллы чашку.
– Спасибо, – произнес он и отхлебнул кофе, на этот раз обжигающе горячего. – Было ли что-нибудь, что привлекло ваше внимание? Что-то, что выделялось?
Эва задумалась, нахмурив лоб.
– Подумайте хорошенько. Всякая мелочь может оказаться ценной.
Она покачала головой.
– Нет, все было как всегда.
– А как с телефонными разговорами? В течение дня вы с кем-нибудь разговаривали по телефону?
– Нет, насколько я помню… нет. Хотя что я говорю – я же звонила тебе, Улла, когда вернулась домой.
– Да, действительно, ты звонила.
Казалось, Улла удивлена тем обстоятельством, что еще вчера жизнь шла своим чередом. Ничто не предвещало краха…
– В каком часу это было?
Эва посмотрела на Уллу. Теперь она дрожала меньше. Йоста знал, что это относительное спокойствие – временная передышка. На короткие промежутки времени мозг вытеснял мысль, которая в следующую секунду снова наваливалась непосильным грузом. За годы службы в полиции он так много раз сталкивался с этим. То же горе. Разные лица. Разные реакции, но, по сути, похожие. И нет этому конца. Все новые и новые жертвы…
– Кажется, это было около часу. Бенгт, ты ведь тоже слышал, как звонила Эва. Ведь было около часу, правда? Мы спустились к Ла Мате, чтобы искупаться, а к часу вернулись домой готовить обед. – Она обернулась к Йосте. – В Торревьехе у нас всегда легкий обед, моцарелла с помидорами – помидоры там намного вкуснее, так что мы…
Она зажала себе рот рукой, осознав, что на секунду забыла о случившемся и разговаривала как обычно, затем тихо продолжила:
– Обратно в квартиру мы вернулись около часу. Эва позвонила чуть позже. И мы проговорили – минут десять?
Эва кивнула. Слезы снова полились из ее глаз, и Йоста потянулся за очередным бумажным полотенцем.
– Еще с кем-нибудь вы вчера разговаривали?
Он понимал, что им кажется совершенной дикостью, что он спрашивает о телефонных разговорах и о том, не встречались ли они с кем-нибудь. Но все обстояло именно так, как он им сказал. Их нужно исключить из числа подозреваемых, посмотреть, есть ли у них хоть какое-то алиби. Сам Флюгаре ни на секунду не верил, что Эва и Петер были замешаны. Однако он не первый полицейский в мировой истории, которому трудно поверить, что родители могут навредить собственному ребенку. И, к сожалению, многим пришлось убедиться в обратном. Бывают несчастные случаи. И, что особенно ужасно, не только они.
– Нет, только с Уллой. Потом приехал Петер, и тогда я поняла, что Нея была не с ним, и… дальше вы знаете.
Она так сжала бумажное полотенце, что костяшки ее пальцев побелели.
– Есть ли кто-то, кто мог желать смерти вашей дочери? – спросил Йоста. – У вас не возникло мыслей по поводу предполагаемых мотивов? Кто-то из вашего прошлого? Человек, враждебно настроенный к вам или вашей семье?
Оба покачали головами.
– Мы самые обычные люди, – сказал Петер. – Никогда не были замешаны в криминальных разборках.
– Может, бывшая или бывший, желающий отомстить?
– Нет, – ответила Эва. – Мы познакомились, когда нам было по пятнадцать лет. Других отношений у нас не было.
Йоста сделал глубокий вдох, прежде чем произнести следующую фразу, – но все же произнес ее.
– Я знаю, что этот вопрос может показаться оскорбительным, особенно в нынешней ситуации; но были ли у кого-то из вас отношения на стороне? Я спрашиваю не для того, чтобы обидеть вас, а лишь для того, чтобы выяснить все возможные мотивы. Может быть, кто-то счел, что Нея стоит у него или у нее на пути?
– Нет, – ответил Петер и уставился на Йосту. – Боже мой… Нет. Мы все время проводим вместе и никогда бы… Нет.
Эва затрясла головой.
– Нет, нет, нет… Почему вы тратите на это время? На нас? Почему вы не ищете убийцу? Есть в наших краях люди, которые…
Она побледнела, осознав, что собиралась сказать, какое слово чуть было не произнесла – и что это означало.
– Так она… ее… О боже!
Эва разрыдалась так, что эхо отдалось в стенах кухни, и Йоста с трудом сдержался, чтобы не встать и не уйти. Так невыносимо было видеть глаза родителей Неи, когда они поняли, что у них есть к нему вопрос, ответ на который они не хотят слышать…
А у Йосты не было ответа, и он ничем не мог их утешить, потому что сам не знал.
– Извините, но там снаружи творится черт-те что!
Йорген обернулся к юному ассистенту. На виске у него пульсировала жила.
– Какого черта? Мы тут работаем, а не дурака валяем!
Он толкнул оператора, подошедшего к нему слишком близко, тот попятился и чуть не врезался в стол в павильоне, изображавшем гостиную. Одна из ваз чуть не упала на пол.
Мария понимала нервно сглатывавшего ассистента. Они снимали уже четвертый дубль, и настроение у Йоргена портилось на глазах.
– Простите, – снова извинился ассистент, которого звали Якоб. Или Юнас. – Откашлялся. – Я больше не могу их сдерживать. Там собралась целая толпа журналистов.
– Им назначено на четыре часа; тогда мы и будем давать интервью.
Йорген перевел взгляд на Марию, которая развела руками. Она надеялась, что у него не войдет в привычку разговаривать с ней в таком тоне. Иначе процесс съемок будет долгим и трудным.
– Они спрашивают о мертвой девочке, – нервно проговорил Якоб или Юнас, и Йорген закатил глаза.
– Да, нам это уже известно. Но им придется потерпеть до четырех часов.
Шея у Якоба или Юнаса пошла красными пятнами, однако он не сдавался:
– Хотя они говорят не о… не об этой девочке, а о другой девочке. И хотят поговорить о ней с Марией. Прямо сейчас.
Мария обвела взглядом небольшой павильон. Режиссер, оператор, помощник режиссера, гримерша, ассистенты – все смотрели на нее. Так же, как все смотрели на нее тридцать лет назад. В каком-то смысле ее успокаивало то, что ситуация ей хорошо знакома.
– Я пойду и поговорю с ними, – сказала актриса, быстрым движением поправляя блузку и проверяя, в порядке ли прическа.
Фотографы и операторы тоже наверняка будут там.
Она взглянула на взбудораженного ассистента.
– Пригласи их в кафетерий, – и обернулась к Йоргену. – Придется нам поменять расписание. Будем снимать эти сцены в то время, которое было отведено под интервью. Таким образом, мы не потеряем еще один съемочный день.
На съемках расписание определяло все – и у Йоргена сейчас был такой вид, словно весь его мир рухнул.
Войдя в маленькое помещение кафетерия, Мария на мгновение остановилась. Журналюг собралось впечатляющее количество. В душе она порадовалась, что одета, как Ингрид Бергман, – в белых шортах с кнопками по бокам, белой блузке и с платком, повязанным у корней волос. Такой наряд очень ей шел – получатся замечательные фотографии, прекрасный промоушн будущего фильма.
– О, привет всем, – проговорила Мария своим чуть хрипловатым голосом, который стал ее отличительным признаком. – Мне сказали, что вы хотите задать несколько вопросов моей скромной персоне…
– Можете дать комментарии к тому, что произошло?
Молодой человек с голодными глазами начинающего репортера жадно смотрел на нее.
Остальные присутствующие уставились на нее с той же жадностью. Валль осторожно присела на ручку дивана, занимавшего немалую часть помещения. Ее длинные ноги всегда прекрасно смотрелись, когда она закидывала их одну на другую.
– Простите, но мы сегодня не выходили из студии. Не могли бы вы рассказать нам, что случилось?
Журналист из вечерней газеты подался вперед.
– Пропавшую вчера маленькую девочку нашли убитой. Ту, которая жила на том же хуторе, что и Стелла.
Мария поднесла руку к груди. Перед глазами вдруг возник образ маленькой девочки с рыжеватыми волосами и большим рожком мороженого в руках. Мягкое мороженое стекало по рожку и по пальцам.
– Какой ужас, – проговорила она.
Пожилой мужчина, сидевший рядом с молодым журналистом, встал и отошел к столу, на котором стоял графин с водой. Налив воды в стакан, он протянул его Марии. Та, кивнув, отпила несколько глотков.
Голодные глаза по-прежнему смотрели на нее.
– Полиция только что провела пресс-конференцию, и, судя по словам полицмейстера Бертиля Мелльберга, следствие интересуется вами и Хелен Йенсен. Что вы на это скажете?
Мария взглянула на протянутый к ней магнитофон. Слова не приходили. Она несколько раз сглотнула. Ей вспомнилось другое помещение, другой допрос. Глаза мужчины, с подозрением смотревшие на нее.
– Я не удивлена, – проговорила она. – Полиция сделала поспешные и ошибочные выводы еще тридцать лет назад.
– У вас есть алиби на это время? – спросил мужчина, протянувший ей стакан.
– Поскольку я не знаю, о каком периоде времени идет речь, ответить на этот вопрос не представляется возможным.
Вопросы посыпались градом.
– Вы поддерживали связь с Хеленой, когда вернулись сюда?
– Не странное ли совпадение, что маленькую девочку с того же хутора убивают вскоре после вашего возвращения?