– Ты хочешь поговорить об этом? – спросила Амина, погладив его по волосам.
Карим покачал головой. Не то чтобы он не хотел довериться ей. Жена не осудит, не станет сомневаться в нем. Но она так долго держалась… И там, в Сирии, и во время их долгой дороги в Швецию. Теперь его очередь быть сильным.
– Просто устал, – проговорил он, накладывая себе порцию баба-ганужа[35]. Это блюдо у нее получалось не хуже чем у его матери. Хотя последней он никогда не решился бы об этом сказать. Темперамент у нее был такой же необузданный, как и у Амины.
Жена положила ладонь на его руку. Погладила шрамы выше запястья. Он устало улыбнулся ей.
Мать умерла, пока Карим сидел в тюрьме, а потом им пришлось бежать. Рассказывать о своих планах они никому не решились. Сирия превратилась в страну доносчиков, где никогда не знаешь, кто решит спасти свою шкуру, сдав других. Соседи, друзья, члены семьи – ни на кого нельзя было полагаться.
Думать о поездке ему не хотелось. Он понимал – многие шведы считают, что они покинули свою страну в надежде на богатую жизнь. Его поражала эта наивность – как можно подумать, что человек бросит все, что ему известно и дорого, ради мысли о том, что на Западе он будет купаться в роскоши. Естественно, ему тоже доводилось сталкиваться с людьми, готовыми перешагнуть через женщин и детей, чтобы спасти самих себя, – тех, кто считал, что своя рубашка ближе к телу. Но как ему хотелось, чтобы шведы увидели всех остальных… Тех, кому пришлось оставить свой дом, чтобы спасти жизнь себе и близким. Тех, кто готов был отдать все свои силы и знания стране, принявшей их.
Амина продолжала гладить его по шраму, и Карим поднял глаза от тарелки. Заметил, что так ничего и не съел, погрузившись в воспоминания, которые, как ему казалось, он уже вытеснил.
– Ты уверен, что не хочешь об этом поговорить? – Жена улыбалась ему.
– Было трудно, – ответил он.
Самия поддала Хассану, и Амина строго посмотрела на них. Одного такого взгляда обычно было достаточно.
– Было много нового, – продолжал Карим. – Много странных слов… К тому же я не уверен – может быть, он все же сумасшедший?
– Билл?
– Да. Не знаю – а вдруг он сумасшедший и хочет сделать нечто невозможное…
– Все возможно – разве не так ты всегда говоришь детям?
Амина села к нему на колени. При детях они обычно не проявляли друг к другу нежность, и те сейчас смотрели на родителей большими глазами. Но жена, должно быть, почувствовала, как ему нужна сейчас ее близость.
– Ты используешь слова мужа против него самого? – спросил он, отводя прядь волос с ее лица. Они падали на спину густым черным водопадом – одна из многих вещей, которые Карим обожал в своей жене.
– Мой муж говорит мудрые вещи, – сказала Амина, целуя его в щеку. – Иногда.
Он громко расхохотался – впервые за долгое время – и почувствовал, как полегчало на душе. Дети не поняли шутки, но тоже начали смеяться, увидев, что он смеется.
– Ты права. Все возможно, – ответил Карим и нежно похлопал ее по попе. – А теперь пусти меня, чтобы я мог поесть. Ты готовишь почти так же вкусно, как моя мама.
Амина легонько хлопнула его по плечу. Он потянулся за добавкой.
– Ты позвонишь ей? – спросила Паула, лукаво глядя на Мартина, который переключался на более низкую передачу, чтобы вписаться в поворот. – «Кугуар»[36] – это сейчас модно. И, насколько я слышала, это будет не первое твое приключение с такой пумой.
Ни для кого не было тайной, что Мартин в свое время вскружил голову многим дамам в поселке и пользовался особым успехом среди женщины старше себя. Сама Паула познакомилась с ним тогда, когда он уже встретил Пию, главную любовь своей жизни; видела, как он любил ее и как потерял. Истории о его холостяцких похождениях казались ей россказнями, однако это не мешало ей немного поддразнить его. А откровенное заигрывание с ним Марии оставляло все двери открытыми.
– Да ну, перестань, – сказал Мартин и покраснел.
– Вот он, – сказала Паула и показала пальцем, когда они проезжали мимо роскошного дома у воды.
Мартин, казалось, перевел дух. Она поддразнивала его на протяжении двадцати километров.
– Поставлю машину внизу, – зачем-то сообщил он, съехав на бетонный пирс и припарковавшись там.
Над ними нависал «Бадис», и Паула порадовалась, что старый дом в стиле конструктивизма пару лет назад привели в порядок. На фотографиях она видела, как тот выглядел до реставрации; ужасно и позорно было бы, если б этот дом пустовал и разваливался дальше. До нее доходили слухи о шумных вечеринках и ночных клубах, существовавших там ранее, – вероятно, немалое количество жителей Фьельбаки именно «Бадису» было обязано своим рождением.
– Не факт, что она дома, – проговорил Мартин, запирая машину. – Но все равно постучим, проверим.
Он двинулся к красивейшему дому, который снимала Мария, и Паула пошла следом.
– Джесси – подросток, и в ее распоряжении такой роскошный дом! – сказала она. – Боже мой, я бы не выходила из него…
Паула прикрывала глаза ладонью – море прямо перед ними отбрасывало слепящие солнечные зайчики.
Мартин постучал в дверь. Конечно же, они могли позвонить заранее и предупредить о своем приезде, но и Паула, и Мартин предпочитали встречаться с людьми, когда те не подготовлены. У собеседников оставалось меньше времени, чтобы продумать свои слова, и легче выяснялась правда.
– Похоже, никого нет дома, – сказала Паула, перетаптываясь на месте.
Терпение не было ее главной добродетелью, в отличие от Юханны, которая была само спокойствие – что, в свою очередь, могло довести Паулу до исступления.
– Подожди, – ответил Мартин и постучал еще раз.
После нескольких минут ожидания, показавшихся им вечностью, они услышали шаги по лестнице внутри дома. Шаги приблизились к двери, заскрежетал замок.
– Здравствуйте, – сказала девочка подросткового возраста.
На ней была черная футболка с принтом на тему хард-рока и коротенькие шорты. Волосы взъерошены – казалось, она натянула на себя одежду в большой спешке.
– Мы сотрудники полицейского участка Танумсхеде, хотели бы задать пару вопросов, – сказал Мартин и кивнул девушке, которая лишь чуть-чуть приоткрыла дверь.
Она с сомнением поглядела на них.
– Моя мама…
– Мы только что разговаривали с твоей мамой, – прервала ее Паула. – Она знает, что мы собирались поехать сюда и побеседовать с тобой.
Выражение лица у девушки было по-прежнему скептическое, но через несколько секунд она, отступив на шаг и распахнув дверь, сказала:
– Входите. – И прошла впереди них в дом.
Паула почувствовала, как застучало сердце при виде комнаты, в которую они вошли. Вид отсюда фантастический! Большие стеклянные двери были раскрыты настежь в сторону мостков, а за ними открывался вид на фарватер Фьельбаки. Боже! Подумать только, что кто-то живет в таком месте!
– Чего вы хотели?
Джесси уселась за массивный деревянный стол в кухне, даже не пытаясь поздороваться по-настоящему. Паула задумалась про себя, с чем связана такая невежливость – с плохим воспитанием или с подростковым упрямством? После разговора с ее матерью она склонялась к первому варианту. Мария не производила впечатление теплого и заботливого человека.
– Мы расследуем убийство маленькой девочки. И оно… в общем, у нас были основания побеседовать об этом с твоей мамой.
Паула заметила, что Мартин с трудом подбирает слова. Они не в курсе, что известно Джесси о прошлом своей матери.
На этот вопрос она ответила сама:
– Да, я слышала – маленькую девочку нашли на том же месте, где ту, другую девочку, о которой говорят, что ее убили моя мама и Хелена.
Глаза ее забегали, и Паула улыбнулась ей.
– Нам надо знать, где находилась твоя мама начиная с вечера воскресенья до второй половины дня понедельника, – сказала она.
– Откуда мне знать? – Джесси пожала плечами. – В воскресенье вечером она была на какой-то вечеринке со своей съемочной группой, но когда именно пришла домой и пришла ли вообще, я понятия не имею. Мы ведь не в одной спальне спим.
Она подтянула под себя ноги и натянула футболку на колени. Паула не заметила особого сходства между матерью и дочерью – возможно, Джесси похожа на отца, кто бы он там ни был. Она «погуглила» Марию, чтобы узнать о ней как можно больше, и этот факт упоминался во многих местах – никто не знает, кто отец Джесси. Интересно, знает ли это девочка? И знает ли сама Мария?
– Дом не очень большой – даже если вы спите не в одной комнате, ты должна была услышать, когда она вернулась домой, – сказал Мартин.
«Он прав», – подумала Паула. Перестроенный рыбацкий домик и впрямь отделан роскошно, но назвать его большим никак нельзя.
– Я сплю с музыкой. В наушниках, – сказала Джесси как нечто само собой разумеющееся.
Паула, которая засыпала лишь в прохладе, полной темноте и полной тишине, задалась вопросом, как можно спать с музыкой в наушниках.
– И в ту ночь тоже – в ночь с воскресенья на понедельник? – продолжал упорствовать Мартин.
Джесси зевнула.
– Я всегда так сплю.
– Стало быть, ты понятия не имеешь, когда вернулась домой твоя мама и возвращалась ли она вообще? А когда ты проснулась, она была здесь?
– Нет, она обычно рано уезжает на съемки, – ответила Джесси, натягивая футболку еще ниже.
Эта футболка уже никогда не примет свою первоначальную форму. Паула пыталась прочесть, что на ней написано, но буквы выглядели как какие-то странные вспышки, так что разобрать их было невозможно. Да и вряд ли она знает название группы. Когда-то в подростковые годы Паула некоторое время увлекалась «Скорпионз», однако знатоком хард-рока ее никак нельзя назвать.
– Вы же не думаете, что моя мама могла поехать на этот хутор и убить ребенка? Нет, серьезно…
Джесси стала ковырять кутикулу на левой руке – Пауле больно было видеть, как изгрызены у нее ногти. В некоторых местах Джесси отгрызла кожу у самого ногтя, так что вокруг него образовались ранки.